Эляна Суодене, доктор гуманитарных наук
На фото: Осип Мандельштам и Анна Ахматова
5 июня в зале Еврейской общины (литваков) Литвы им. Я. Хейфeца состоялась научно-практическая конференция „Иудеи в судьбе Анны Ахматовой“.
Анна Ахматова, в отличие от А. Пушкина, О. Мандельштама, М.Цветаевой, предоставила нам возможность осмысления старости, позволив соприкоснуться со своими синтезами в шедеврах лирики сборника „Бег времени“, а также в поэме „Поэма без героя“, которую она писала до конца своих дней и которая так и осталась не вполне законченной. Шедевры поздней ахматовской лирики несут на себе печать смирения и достойного приятия неизбежного, словно замыкая круг собственного земного бытия, каким-то непостижимым образом передавая в своих строках ощущение целостностности Абсолюта, само дыхание вечности.
В поздней ахматовской лирике всё больше, всё острее встаёт вопрос личной ответственности в предверии Последнего Суда. Осмысляя пройденный путь, к ней возвращаются даже в сновидениях знаковые образы из её юности – Артур Лурье, Борис Анреп, и поэт Ахматова ведёт с ними непрестанный художественный диалог, а из зрелых лет к ней приходит Исайя Берлин, и страницы её „Сожжённой тетради“ оживают. А в „Венке мёртвым“, наряду с другими, явственны фигуры О. Мандельштама и Б. Пастернака, и ужас от переживаемой поэтом эпохи сквозит в её строках. В своей „Поэме без героя“ образ Серебряного века и его персонажей предельно зашифрован, словно охраняя в кодах заветные имена, сублимируя эпоху вплоть до нотных знаков – Анна Ахматова писала поэму как либретто. Позже Артур Лурье напишет либретто на „Поэму без героя“.
„В то время я гостила на земле“ – написала Анна Ахматова в „Эпических мотивах“ ещё в 1913, задав тем самым координаты вечности и бесконечности как параллели своему земному существованию „здесь и сейчас“. Это свидетельствует о том, что поэт художественно осмысляла свою жизнь, своё земное бытие, взаимопереплетения и взаимоотражения в творчестве друг друга человеческих судеб, мирочувствия, мировидения, ощущая свою личную ответственность перед Творцом, включая сакральную составляющую.
В то же время, поэт в своей поздней лирике сама выступает в роли судьи, и эпоха судима ею, и порой мнится, что эпоха ею осуждена.
Таким образом, стоя перед лицом вечности, Ахматова в своей поздней лирике представляет себя судимой Высшим, Последним Судом, сама судит эпоху, исторический период развития России, а также, возвращаясь в свою юность, судит себя и тех, кто был ей дорог.
И в её поздней лирике, и в „Поэме без героя“ наличествуют два взаимоисключающих концепта – она и осуждает действительность как путь России, усеянный костями сталинских казематов, омытый кровью замученных в сталинских застенках, и, одновременно, смиряется, вдохновляясь величием красоты мироздания и чудесным образом передавая в стихах само присутствие вечности, отражая целостность Абсолюта („В Выборге“, „Земля, хотя и не родная“, „Летний сад“ и др.).
Напряжённость, с которой Анна Андреевна вновь и вновь на склоне лет переосмысливала свои личностные связи с уже давно не фигурирующими в её реальном, повседневном бытии, людьми, свидетельствует о глубинности этих человеческих взаимоотношений, о человеческом достоинстве поэта, глубоко в течение десятилетий переживавшего драматизм внутреннего диалога с теми, „с кем разлуку Бог послал“.
Вся её поэзия может быть представлена в виде целостного кольца, „Абсолют замыкая круга“, когда те, кто был ей дорог в юности, возвращаются в её текстах на излёте лет, словно проецируя целостность Абсолюта.
Почему в её судьбе столь значимую роль играют именно иудеи? Были и литовцы – Владимир Казимирович Шилейко, например. Знакома она была, несомненно, и с Юргисом Балтрушайтисом.
Можно предположить, что то величие изгойства и высота миссии, заложенные в национальном коде иудеев, были более созвучны её внутренней музыке, поэтическому тембру её внутреннего человека, ибо и она в сталинскую эпоху была явным изгоем и отщепенцем, выдворенным на обочину официальной литературы, а перед этим чрезвычайно горько восприняла эмиграцию близких ей людей, бежавших от красного террора, и осознание драмы происходящего со страной и с ней лично, как и с людьми её круга, усиливало это чувство инакости, особенности, избранничества.
Кроме того, каждый большой поэт в определённом смысле – иудей, ибо он должен создать свой собственный, отличный от всех, язык, идиолект, без чего нет подлинной поэзии, и поэтому он обречён в определённом смысле на одиночество, на единичность в языковом поле.. Да и из собственной страны поэты в буквальном смысле изгонялись за слово – Овидий, Данте, Бродский были изгоями.
Парадоксально, но в этом заключалось и положительное зерно – и О. Мандельштам, и А. Ахматова были в состоянии изгойства не столь обременены стереотипами мышления, что позволило им создавать собственные знаковые системы – к примеру, акмеизм параллельно назывался адамизмом, и они, являясь адамистами, подобно Адаму, давали в начале ХХ века имена предметам и явлениям.
В определённом смысле трагизм изгойства, окормленный „души высокой свободой“, позволил Анне Ахматовой и Осипу Мандельштаму достичь тех высот художественных обобщений в своих философемах, которые были явлены ими именно в поздней лирике. Таким образом, экзистенциональный трагизм изгойства поэта Анны Ахматовой, налагаясь на драматизм сталинского периода развития страны, позволял ей воспринять вековую драму еврейского народа в полной мере.
Свидетельством этому и являются знаменитые и не очень иудеи ХХ столетия, находящиеся с поэтом Анной Ахматовой в творческих и личностных взаимопереплетениях судеб, отражаясь, несомненно, и на чисто языковых, лексических, семантических, синтаксических, идейных, метафоричесих взаимоотражениях. Например, не является ли удлинённость линий на полотнах Амадео Модильяни подсознательным отражением облика Анны Ахматовой? А обилие эпитета „чёрный“ в текстах Анны Ахматой и Осипа Мандельштама не является ли свидетельством их знаменитой поэтической переклички?
Амадео Модильяни, Осип Мандельштам, Артур Лурье, Борис Анреп, Борис Пастернак, Исайя Берлин, Иосиф Бродский, Михаил Лозинский, личный секретарь Найман – всё это ближайший круг наперсников и сотворцов. Это говорит о большой внутрнней свободе человека, большом человеческом мужестве, и являет пример того, как в любые исторические времена, „вегетарианские“ и не очень, можно олицетворять собой пример Всечеловечности. Это как бы личностная проекция в будущее, где не будет места национализму, ксенофобии, антисемитизму.
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир — телец златой!В умилении сердечном
Прославляя истукан
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!Этот идол золотой
Волю неба презирает,
Насмехаясь изменяет
Он небес закон святой!В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной;
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
→ http://pesenok.ru/14/opera-Faust-LYuDI-GIBNUT-ZA-METAL/tekst-pesni-ariya-Mefistofelya