Премьер-министр Литвы Саулюс Сквернялис представил президенту Дале Грибаускайте кандидата на пост нового министра культуры, сообщает пресс-службу главы правительства.

Новым руководителем Министерства культуры может стать Миндаугас Кветкаускас. Долгое время он был директором Института литовской литературы и фольклора, но в последние годы работал заместителем директора этого института.

М. Кветкаускас окончил Вильнюсский государственный университет по специальности “литовский язык и литературоведение”. Работал в редакции журнала Metai и изучал иудаику в Оксфордском университете.

“Это профессионал своего дела, в компетентности и профессионализме которого нет сомнений. Я доверяю ему и с нетерпением жду эффективной совместной работы”, — заявил премьер-министр.

Президент Литвы Даля Грибаускайте, встретившаяся с представленным кандидатом на пост министра культуры литературоведа Миндаугаса Кветкаускаса, пока не назначила его главой ведомства, – сообщает газета “Обзор”.

Президент примет решение в ближайшее время”, – заявила после встречи советник президента Рута Качкуте.

По словам М. Кветкаускаса, он уже успел встретиться с лидером правящих “аграриев”, председателем парламентского Комитета по делам культуры Рамунасом Карбаускисом и обсудить важнейшие вопросы культуры, однако конкретные планы кандидат раскроет после решения президента.

“Дальнейшие шаги я бы хотел обсудить, когда будет утверждена моя кандидатура”, – сказал М. Кветкаускас после встречи с президентом.

Комментарии

Многие знают, что в 1948 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла «Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него». Менее известно, что в «Конвенции» был впервые использован неологизм «геноцид» и что создателем его (так же, как и инициатором концепции геноцида как преступления, нарушающего нормы международного права) был американский юрист еврейского происхождения Рафаэль Лемкин. Слово «геноцид» прижилось во многих языках благодаря прозрачной этимологии: компонент «ген-», означающий «народ», «нация» (ср. генофонд, генеалогия), взят из греческого языка; компонент «-цид», имеющий значение «убийство» (ср. пестицид, суицид), взят из латыни; сложенные вместе они создают лексему «геноцид», то есть «уничтожение народа».

Рафаэль Лемкин родился на северо-западной окраине Российской империи – в Волковысском уезде Гродненской губернии. Семья сохраняла традиционный еврейский уклад, ребенком Рафаэль ходил в хедер, в школьные годы брал частные уроки «живого иврита» (и полюбил его так, что в 1926 г издал во Львове поэму Х. Н. Бялика «Ноа и Маринка» в своем переводе с иврита на польский язык). Кроме того, мать, владевшая многими языками, с детства учила его европейским языкам и прививала любовь к русской и польской литературе. В 1910-е годы Лемкины переехали в уездный город Волковыск, претерпевший в годы Первой мировой войны и Польского похода немецкую, польскую, красноармейскую и снова польскую оккупацию. В 1920 г. Волковыск стал польским городом (в 1939 г. его вернули в состав Белорусской ССР), а его жители – польскими гражданами. В том же году Рафаэль Лемкин поступил во Львовский университет на филологическое отделение, начал изучать арабский и санскрит, но через год перешел на юридический факультет.

Годы спустя он написал в «Автобиографии», что в юриспруденцию его толкнуло дело турецкого армянина Согомона Техлиряна, убившего при свете дня в Берлине бывшего министра внутренних дел Турции Мехмеда Талат (известного также как Талат Паша), в свое время инициатора и организатора массового истребления армян. Перед судом стояла дилемма: с одной стороны, невозможность оправдать убийцу; с другой стороны, нежелание приговорить к смерти мстителя за уничтожение своего народа. Суд оправдал Техлиряна на основании «временного помрачения сознания». Именно тогда Лемкин и задался вопросами «Почему убийство одного считается преступлением? Почему убийство миллионов считается меньшим преступлением, чем убийство одного? Почему нет международного закона, применяющего моральные критерии в случаях уничтожения нации, расы, религиозной группы?» Пройдет чуть больше десяти лет, и юрист Рафаэль Лемкин начнет добиваться того, чтобы появился международный закон о наказании за геноцид мирного населения.

Учился Рафаэль Лемкин на юридическом факультет с перерывами – то брал курс философии в Гейдельбергском университете, то становился слушателем в Берлинском университете, то шлифовал свой французский в Париже, но в 1926 г. он закончил alma mater со степенью доктора правоведения и в том же году перебрался в Варшаву, чтобы специализироваться в уголовном и коммерческом праве. В 1927 г. он занял место секретаря Варшавского апелляционного суда, а в 1929 г. стал заместителем прокурора в Брежанском окружном суде (с 1939 г. Бережаны – украинский город), а затем в Варшавском окружном суде. Помимо этого, он был секретарем комиссии по кодификации законов Польской республики и представлял страну в международном комитете по правовым вопросам при Лиге Наций. Он также читал курс брачного права в еврейской семинарии, где обучали религиозным и светским наукам (и среди его слушателей был будущий писатель Исаак Башевис Зингер, лауреат Нобелевский премии по литературе 1978 года), и активно участвовал в создании двух энциклопедий – 27-митомной уголовного права (1933–1939) и однотомной финансовой (1936). С начала 1930-х годов политический климат во многих европейских странах начал ощутимо меняться. В Польше правительство отказалось соблюдать договор о правах национальных меньшинств, принятый на Парижской мирной конференции 1919 года и гарантированный Лигой Наций. В Германии тем временем Гитлер был избран рейхсканцлером, и из страны начался исход евреев.

Вероятно, в этой атмосфере у Лемкина и возникла мысль о необходимости законодательным путем предотвратить преследования, основанные на расовых и религиозных принципах. К конференции по унификации криминального законодательства, запланированной на 14–20 октября 1933 г. в Мадриде, Лемкин приготовил доклад, в котором предлагал рассматривать в рамках международного законодательства два вида преступных акций, практикуемых во многих странах, а именно варварство, формами проявления которого являются резня, погромы и/или экономическая дискриминация этнических, социальных или религиозных групп; и вандализм, выражающийся в уничтожении или разорении культурных и художественных ценностей.

В традициях времени текст доклада опубликовали задолго до начала конференции на французском, немецком и английском языках, и почти тотчас же Лемкину передали по телефону, что министр юстиции Польши советует ему не присутствовать на мадридской конференции. Следом появилась статья в пронационалистической «Газете Варшавской», обвиняющая Лемкина в намеренном оскорблении немецкого народа, в то время как польские дипломаты работают над подписанием с Германией пакта о ненападении. В ответ Лемкин опубликовал в октябрьском номере львовского журнала «Голос права» – единственном правоведческом органе страны – текст своего несостоявшегося доклада на польском языке. За этим пришел конец его государственной службе. Обсуждения доклада на конференции не состоялось.

Рафаэль Лемкин открыл частную юридическую практику, обогатившую его уникальным опытом в работе с международными коммерческими структурами. В это время Лемкин, как тысячи беженцев из оккупированной нацистами и большевиками Польши, нашел временное прибежище в Каунасе, в то время столице еще никем не захваченной Литвы. В конце 1939 г. он получил приглашение читать курс по международному финансовому праву в Стокгольмском университете, а вместе с ним и рабочую визу в Швецию.

В начале 1941 г. Лемкину предложили место профессора в юридической школе университета имени Дюка (штат Северная Каролина, США). Получив советскую и японскую транзитные визы (вся Европа уже была под Гитлером), он проехал весь Союз от Ленинграда до Владивостока, перебрался в Японию, на японском пароходе пересек Тихий океан и прибыл в Новый Свет в апреле 1941 года. В этот год Лемкин успел завершить начатую еще в 1932 году в Варшаве совместную работу с профессором Макдермоттом по изданию на английском языке польского уголовного кодекса и опубликовал несколько статей по криминалистике. Но больше всего времени он уделял своей «коллекции» – нацистским декретам и постановлениям, введенным на оккупированных и аннексированных землях. Он начал их собирать еще в Польше, Литве и Швеции и продолжал пополнять в 1941–1942 г.г. в Америке. Уверенный в их непреходящей ценности, Лемкин подал идею создать центр документации оккупационных декретов в Библиотеке Конгресса.

Его opus magnum «Правление государств оси в оккупированной Европе. Законы оккупации. Анализ правления. Предложения по возмещению нанесенного ущерба» появился в книжных магазинах в ноябре 1944 г.

Лемкин много времени проводил в Англии и Европе. Летом 1946 г. он оказался в Германии, в составе группы, инспектирующей военные суды, побывал в лагерях для перемещенных лиц, собрал новые доказательства геноцида (такие как похищение детей, насильственное предотвращение деторождения). В августе 1946 г. он выступил на конференции международной ассоциации юристов в Кембридже с докладом о необходимости вписать преступление геноцида в международное право. Встретили его предложение так же безучастно, как и на мадридской конференции в 1933 г. В сентябре 1946 г. Лемкин присутствовал в Париже на подписании мирного договора между державами-победительницами и странами-сателлитами гитлеровской коалиции, где вновь предлагал ввести в договор положение о том, что устроители геноцида в каждой отдельно взятой стране должны нести ответственность в рамках криминального законодательства этой страны. Присутствующие смотрели на него как на помеху, а американский представитель сказал ему по-свойски: «Вы, что, газет не читаете? Мы тут и без геноцида от советских осатанели».

У Лемкина оставалась еще надежда на Нюрнбергский процесс (начался 20 ноября 1945 г.), где в выступлениях американских и британских государственных обвинителей не раз говорилось о «геноциде». Но Нюрнбергский трибунал действовал на основании лондонского постановления, подписанного СССР, Британией и США в день победы над Германией, оговаривавшего, как вести послевоенный суд над военными преступниками и какие международные законы к ним применять. Соответственно, Нюрнбергский трибунал вынес приговоры за: 1) военные преступления, 2) преступления против мира и 3) преступления против человечества, а именно «убийства, уничтожение, порабощение, депортацию и другие бесчеловечные акты против гражданского населения, совершенные до или во время войны, а также преследования на политической, расовой или религиозной основе». О геноциде в приговоре не упоминалось – этой концепции еще не было в международном законодательстве.

Такой исход Лемкина огорчил, и, вернувшись в Вашингтон, он принял решение: самому представить геноцид на рассмотрение ООН. В октябре 1946 г. ООН исполнился всего год, организация находилась в процессе роста и формирования и была готова услышать многих о том, как обеспечить сотрудничество в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера. Позднее директор Комиссии по правам человека ООН вспоминал о Лемкине: «Никогда в истории ООН никто индивидуально не вел подобную обработку делегатов ООН. Его можно было встретить повсюду… и по всеобщему наблюдению, он пользовался такими привилегиями, которых никогда не бывало у частных лиц». Лемкин хотя и разговаривал со всеми, но спонсоров искал не среди европейских стран, а в странах Латинской Америки и далекой Индии. В итоге спонсором предложения о геноциде выступила делегация Кубы, а коспонсором – делегация Индии при массовой поддержке большинства стран. 11 декабря 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, в которой геноцид был объявлен международным преступлением, и просила юридический отдел ООН подготовить развернутый проект конвенции о предупреждении геноцида к следующей сессии Генеральной Ассамблеи.

В мае 1947 г. генеральный секретарь ООН Трюгве Хальвдан Ли (норвежец) пригласил Лемкина и двух других юристов-международников, профессора Доннедье де Вабра из Франции и профессора Веспасиана Пелла из Румынии, подготовить текст конвенции о геноциде. Все трое были знакомы с 1930-х г., более того, Рафаэль Лемкин считал их своими наставниками, но совместная работа в Нью-Йорке давалась всем с большим трудом. Обоюдным было только решение переписать основной материал о геноциде из книги и статей Лемкина на эту тему. В остальном согласия не было. Например, Рафаэль Лемкин хотел включить в проект, кроме физического геноцида, еще и культурный геноцид (то есть уничтожение или похищение книг, культурных и религиозных ценностей, уничтожение национальной интеллигенции, запрет на употребление родного языка, изъятие детей из преследуемой группы и передача их в другие группы населения), де Вабр и Пелла не принимали этой концепции и оставляли решение за Генеральной Ассамблеей. Лемкин, в свою очередь, возражал против идеи «геноцид политических групп» на том основании, что политические группы не имеют того постоянства и преемственности, как расовые, национальные и религиозные группы.

3 марта 1948 г. в ООН состоялось первое слушание рабочего варианта конвенции о геноциде, на котором большинством голосов убрали из текста «культурный геноцид» и добавили «геноцид политических групп». 9 декабря 1948 г., на пленарном заседании в Париже Генеральная Ассамблея ООН утвердила «Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него» и предложила ее всем странам-участницам ООН для подписания и ратификации или присоединения. К октябрю 1950 г. двадцать стран, подписавших конвенцию, ее ратифицировали, и 12 января 1951 г. она вступила в силу.

Все делегаты ООН помнили, что Рафаэль Лемкин был инициатором и неуемным двигателем этой конвенции. Куба вручила ему в 1950 г. высшую награду страны – крест Карлоса Мануэль де Сеспедеса; конгресс американских евреев присудил ему в 1951 г. премию Стефана Вайза; ФРГ наградила его в 1955 г. орденом «За высокие заслуги»; коллеги-юристы в 1950, 1951, 1952, 1955 г.г. выдвигали его кандидатуру на Нобелевскую премию мира. Меньше всех радовался победе сам Лемкин. Он был в отчаянии от того, что американский Сенат отказывался ратифицировать Конвенцию, хорошо понимая, что без участия США она останется безжизненной. И оказался прав: США ратифицировали Конвенцию в 1988 г., и только в 1990-е она стала применяться на практике: суд над устроителями геноцида хорватов и мусульман в Югославии и тутси в Руанде.

Лемкин считал своим поражением и то, что в Конвенции не упоминался «культурный геноцид». Он считал, что во многих случаях «культурный геноцид» предшествует варварскому истреблению этнических, национальных или религиозных групп. «Культурный геноцид» должен был получить многоаспектное освещение в книге «История геноцида», над которой он начал работать в 1950-е. В 1958 г. Рафаэль Лемкин заключил договор с издательством и начал писать «Автобиографию». Воспоминания его увлекали, заряжали новой энергией, работа шла быстро…и оборвалась мгновенно – он скончался от сердечного приступа 28 августа 1959 г. Хоронила его еврейская община Нью-Йорка: у Лемкина никогда не было своей семьи. На его надгробной плите выбиты слова:

«Д-р Рафаэль Лемкин (1900–1959), отец Конвенции о предупреждении преступления геноцида».

Опубликовано: “Заметки по еврейской истории” (сетевой журнал), № 11(114), июль 2009.

Кропание истории на потребу политической конъюнктуре. Так историк Альвидас Никжентайтис оценил принятую Сеймом декларацию, гласящую, что командир литовских партизан Адольфас Раманаускас-Ванагас был фактическим главой государства.

– Представители Комиссии исторической памяти государства и борьбы за свободу накануне голосования Сейма за декларацию признали, что мнения экспертов-консультантов разошлись. Что вы можете сказать по этому поводу? – спросил «Lietuvos rytas» А.Никжентайтиса.

– Среди экспертов были три историка – двое из Центра изучения геноцида и резистенции населения Литвы (LGGRTC) и я. Именно мнение историков было единым: для провозглашения Ванагаса главой государства слишком мало данных, они противоречивы и недостаточно обоснованы.

– Почему?

– Всё это изложено в материале, который историки представили в LGGRTC. Основных аргументов несколько. Во-первых, письмо, в котором говорилось о том, что Ванагас назначается преемником тогдашнего лидера Движения борьбы за свободу Литвы Йонаса Жемайтиса-Витаутаса, было перехвачено КГБ. Даже сам Ванагас на допросах признал, что слышал о своём назначении на место Витаутаса, но о том, что ему ещё присвоено и генеральское звание, он не знал.

С другой стороны, в 1952 году связь в партизанском движении в то время уже была нарушена критически, но большинство партизан всё равно свои действия координировали с Витаутасом, хотя он уже был болен. А сам Ванагас в то время ни в каких действиях участия не принимал, так как всё время в основном уделял заботам о безопасности семьи. Кроме того, Совет Движения, который должен был утвердить Ванагаса в качестве командующего, за это назначение не голосовал.

– Кем, в таком случае, следует считать Ванагаса? 

– Его можно именовать временно исполняющим обязанности руководителя Движения. Но гораздо важнее его действительная роль – он является символом Сопротивления, одним из главных его лиц.

– Вы возражали против провозглашения А.Раманаускаса-Ванагаса фактическим главой государства только из-за таких формальностей?

– Конечно, нет. Возможно, ещё более важным был спор о «подпольном государстве». Можем ли мы говорить о подпольном сопротивлении как о государстве? В историографии того периода такого понятия в этом регионе не существовало. Не считая Польши, сопротивление которой во время Второй мировой войны имело признаки государственности. Там не только вооруженные, но и гражданские структуры и, самое главное, – военное руководство подчинялось руководство политическому. Последним являлось правительство в изгнании, в Лондоне, а также президент. А в Литве этого не было.

– Так где же тогда было государство Литовское, если не в лесных бункерах? Ведь партизан можно воспринимать как легитимную власть Литвы.

– А как партизаны сами воспринимали себя? Разве они воспринимали себя как государство? Нет. Они воспринимали себя как тех, кто с оружием в руках законно противостоит оккупации, подготавливает почву для решающего момента, когда возникнет всеобщее восстание народа или он иным способом будет забрана власть, и только тогда будет восстановлено государство со всеми его атрибутами.

– Как же тогда в случае Ю.Жемайтисом-Витаутасом, который ранее был провозглашён президентом, фактическим главой государства?

– Историки критиковали и это провозглашение. Но он хотя бы действительно исполнял роль вождя. Между тем как аргументы в пользу Ванагаса – ещё более слабые. Я думаю, главная проблема заключается в том, что сами историки ещё не полностью определились с понятием и концепцией государства. А это фундаментальный вопрос, который, конечно, не является только теоретическим или академическим, он связан с аспектами идентичности, исторического сознания.

– Так почему, по вашему мнению, политики принимают такие документы касательно фактических лидеров государства?

– Всё это дело с партизанскими командирами затеяли консерваторы, которые таким способом хотели угодить своим спонсорам и осуществляли свою идеологическую политику. Вот и сейчас они предложили Ванагаса даже провозгласить президентом. В этом случае всё определяется тем, что Ванагас стал очень популярной исторической личностью.

Лидер «крестьян» Рамунас Карбаускис, который не участвовал даже в перезахоронении партизанского командира, решил «исправиться», предложив объявить его фактическим главой государства и так заработать очки.

Другие вели себя аналогичным образом. Вот историк по профессии, председатель комиссии Сейма Арунас Гумиляускас основывался на разъяснении Верховного суда, где Ванагас назван вождём партизан.

Хороший аргумент! А член Сейма П.Урбшис открыто заявил: «Вы, историки, можете и впредь говорить обо всём этом на ваших конференциях, а мы здесь примем политическое решение».

– Как вы это расцениваете?

– Это переписывание истории в угоду политической конъюнктуре. Это воображаемая, а не настоящая история. Такие решения компрометируют государство и общество, а отнюдь не укрепляют, не сплачивают, не делают их устойчивыми к пропаганде, как кое-кто считает.

Витаутас БРУВЕРИС, 

«Lietuvos rytas»

Первоисточник: Istoriko A. Nikžentaičio kirtis Seimui: „Tokie dalykai kompromituoja valstybę ir visuomenę“
Перевод Владимира ВАХМАНА, «Обзор»

* * *
Редакция “Обзора” благодарит Пинхоса Фридберга за предложение перевести с литовского языка на русский опубликованный выше материал.

В Еврейской общине (литваков) Литвы состоялась встреча-дискуссия «Миссия – граждане Литвы. Сибирь. Историческая память». Ее организовали ЕОЛ, Вильнюсская еврейская публичная библиотека и Благотворительный фонд Якова Бунки.

В рамках этого мероприятия была открыта выставка фотовыставка могил ссыльных из Литвы в Сибири: евреев, поляков, русских, литовцев. Экспозиция состоится из фотоснимков из архивов Литовского национального музея, Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы, фотографа Гинтаутаса Алякны и вдовы фотографа Юозаса Казлаускаса – Дали Казлаускене. Проект осуществлен при поддержке Департамента национальных меньшинств при Правительстве Литовской Республики.

Известный историк, доктор Виолета Даволюте представила свое исследование о ссылках 1941 г. Она отметила, что история евреев-ссыльных и еврейских политических заключенных в Литве, как и в других странах, почти не исследуется. На протяжении многих десятилетий культивируется созданный нацистами и литовскими националистами миф, что евреи — враги, евреи — это большевики, ссылавшие литовцев в Сибирь. По словам В. Даволюте, этот миф и лживые обвинения не были разрушены в советские годы, но никто не стремится опровергнуть эту мысль и в сегодняшней Литве. Напротив, ее пассивно поддерживают.

«В Сибирь были высланы около 3% всех литовских евреев. В процентном соотношении это самое большое число ссыльных из Литвы одной национальности. Большую часть всех ссыльных и репрессированных составляли интеллигенты, торговцы, промышленники, представители политических движений, лидеры добровольческих движений, боровшихся за независимость Литвы. Такое понятие, как ссыльные евреи, в литовском обществе почти забыто или же просто игнорируется, ссылки представляют лишь как трагедию литовского народа. Можно ли изменить такую трактовку истории? Думаю, что это возможно. Надо признать, что исследований в этом направлении не так много», – сказала историк.

Во встрече-дискуссии приняли участие председатель ЕОЛ Фаина Куклянски, директор Благотворительного фонда Я.Бунки Даумантас Лявас Тодесас, директор Вильнюсской еврейской публичной библиотеки Жильвинас Беляускас, историк Томас Балкялис, члены общины и академической общественности.

В среду, 31 октября, на территории Панеряйского мемориала Государственный Еврейский музей им. Виленского Гаона представил новую экспозицию и обновленные информационные указатели объектов, находящихся на территории мемориала.

Новая выставка рассказывает об истории Панеряй и знакомит с результатами последних исследований, проведенных учеными различных сфер. На новых указателях представлена информация об объектах, находящихся на территории мемориала: ямы для массовых расстрелов, яма-бункер, где держали членов “бригады сжигателей”, которые по приказу нацистов должны были выкапывать и сжигать тела убитых, памятники жертвам.

Экспозиция и выставка подготовлены на четырех языках: литовском, английском, польском и иврите, сообщил Государственный Еврейский музей им. Виленского Гаона.

По словам руководителя Панеряйского мемориала Зигмаса Виткуса, до этого времени последовательных исследований территории Панеряй проводилось недостаточно.

“История массовых убийств в Панеряй довольно хорошо изучена, однако само место  изучалось фрагментарно. Когда четыре года назад была найдена сделанная нацистскими военными летчиками в 1944 году аэрофотография, мы пригласили историков Литвы, археологов, геодезистов. Такое сотрудничество принесло невероятные результаты. После проведенных в 2015–2017 годах исследований территория Панеряйского мемориала стала легче “прочитываться”. Иными словами, теперь мы точно знаем, где находились те или иные объекты”, – сказал З. Виткус.