Пердседатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски поздравила ЕОЛ и ветеранов Второй мировой войны, воевавших на стороне антигитлеровской коалиции, с 75-летием победы над фашистской Германией и поблагодарила тех, кто в годы Второй мировой войны спасал евреев от неминуемой гибели.
Дорогие друзья, предлагаем вашему вниманию знаменитую песню “Журавли” (музыка Яна Френкеля, слова Расула Гамзатова) в исполнении ансамбля “Файерлах” на идиш.
8 и 9 мая весь мир отмечает 75-ую годовщину Победы во Второй мировой войне. В этом году из-за карантина мы не можем встретиться в общине, чтобы отметить праздник Победы, поэтому, придерживаясь всех требований условий карантина, сотрудники Еврейской общины (литваков) Литвы посетили членов ЕОЛ – ветеранов Второй мировой войны – участников антигитлеровской коалиции, и поздравили с самым дорогим для всех нас праздником.
На фото: директор программ ЕОЛ Жанна Скудовичене
Несмотря на солидный возраст – самому «молодому» ветерану 94 года, а самому «старшему» – 99 лет, несмотря на проблемы со здоровьем, они бодры и жизнерадостны.
На фото: Лев Ягнятинский с сыном Александром
В поздравлении, которое мы вручили каждому ветерану, председатель Еврейской общине (литваков) Литвы Фаина Куклянски написала:
«Дорогие наши ветераны,
От всего сердца поздравляем вас с 75-летием Великой Победы над нацизмом. Вы подарили нам жизнь и мирное небо над головой! Проходят десятилетия, меняются поколения, но ваш подвиг мы не забудем никогда! Наша обязанность – окружить вас вниманием и заботой и передать историческую память подрастающему поколению. Желаем вам крепкого, крепкого здоровья, счастья и еще долгих, долгих лет жизни! До 120-ти! Biz 120!”
На фото: Берелис Вайнерис
На фото: Борис Липницкий
На фото: Рива Спиз
На фото: Александр Асовский
На фото: Фаня Бранцовская
На фото: Элизеюс Риманас
На фото: Татьяна Архипова – Эфрос
Сегодня, в День окончания Второй мировой войны, на Вильнюсском еврейском кладбище Судервес состоялась церемония памяти погибших в годы войны.
В памятной церемонии приняли участие председатель ЕОЛ Фаина Куклянски, посол Германии Матиас Сонн, посол США Роберт Гилкрист, посол Израиля Йоссеф Леви, заместитель министра иностранных дел Далюс Чякуолис, представитель Вильнюсской мэрии Повилас Подерскис.
Председатель ЕОЛ Фаина Куклянски и посол Израиля Йоссеф Леви у памятника еврейским детям, убитым в годы Второй мировой войны.
Посольство Израиля в Литве на своей странице в Facebooke написало: 8 мая 1945 г. закончилась эра нацистов.
Сегодня же у Панеряйского мемориала была почтена память всех погибших, кантор Вильнюсской синагоги Шмуэль Ятом прочел Кадиш. У памятника Праведникам Народов мира была зажжена свеча.
Памятные церемонии проходили с соблюдением всех требований режима карантина.
Федеральный президент Австрии Александр Ван дер Беллен опубликовал свое видеообращение по случаю 75-й годовщины освобождения концентрационного лагеря Маутхаузен. Он заявил, что хотя три четверти века — это много времени, но преступления нацизма все еще остаются «открытой раной» в истории Австрии.
«Маутхаузен не упал с неба, Холокост был жестокой конечной точкой», — сказал Ван дер Беллен. Он напомнил, что в стране царило молчание «когда антисемитизм и расизм показали свои уродливые лица» и постепенно овладели обществом. «Многие австрийцы были преступниками. Австрия признает свою причастность к преступлениям национал-социализма», – заключил президент Австрии.
Германский Совет католических епископов опубликовал 23-страничный отчет, в котором признает: священнослужители стали пособниками нацистов, позволив им прийти к власти и развязать Вторую мировую войну.
На фото:А. Гитлер с послом Ватикана Чезаре Орсениго, 1935 г.
Об этом британское издание The Sunday Times. Епископы признают: они виновны в том, что активно не противостояли режиму Гитлера, не сказали решительное “нет”, а вместо этого сотрудничали с нацистами.
“Руководство католической церкви не разделяло нацистские взгляды, но слова и действия ее служителей помогали солдатам милитаристской армии, оправдывая войну и наделяя ее смыслом и целями”, – говорится в отчете.
Ватикан осудил расистские законы Гитлера от 1937 года, но сотрудничал с нацистским режимом во время войны, преобразовав тысячи церквей и церковное имущество в военные госпитали, а монахинь отправив медсестрами на фронт. Католическая церковь также осудила Нюрнбергский процесс как “не одобряемый христианством акт мести”.
“Ни одно поколение не свободно от суждений и предрассудков, которые сформированы его временем. Но те, кто придут позже, должны пересмотреть историю и извлечь урок”, – так объясняет это преподобный Георг Батцинг, глава Конференции епископов.
Напомним, что Папа Римский Франциск в марте текущего года рассекретил архивы Пия XII, который занимал пост понтифика с 1939-го по 1958 год. Исследователи обнаружили доказательства того, что Святейший престол лгал США, вступившим в войну против Гитлера, утверждая, что якобы не имел возможности проверить информацию о массовых убийствах евреев в лагерях смерти, сообщается на сайте Тhe Catholic News Agency.“
Pinchos Fridberg, habil.dr., profesorius
Информация
В первые дни мая на сайте газеты «Lietuvos rytas» появился цикл статей Витаутаса Брувериса «Lietuva ir Holokaustas: vietoj žaizdų gydymo – nesibaigiantys traukuliai»:
I dalis , 2020-05-01, 20:38, atnaujinta 2020-05-02, 08:28;
II dalis, 2020-05-02, 22:26;
III dalis, 2020-05-03, 17:30, atnaujinta 2020-05-04, 07:02.
5-го мая все три статьи перепечатала редакция литовской страницы сайта еврейской общины Литвы:
Цель заметки
Цель моей заметки – не анализ содержания упомянутых статей, а демонстрация мировому сообществу фотокопий некоторых комментариев литовских читателей. Да, да, именно литовских, о чем свидетельствует флаг, указывающий местонахождение компьютеров, с которых эти комментарии были отправлены.
Приведу фотокопии лишь тех комментариев, которые (с моей точки зрения) содержат призывы к насильственным действиям. Предполагаю, что на их авторов распространяется юрисдикция литовских судов.
I dalis
II dalis
III dalis
Мнение автора
Увидев фотографии комментариев, некоторые «патриоты» могут сказать:
«Зачем поднимать шум? Возможно, все эти комментарии дело рук одного сумасшедшего».
И я им отвечу: «А не слишком ли много в Литве сумасшедших?»
P.S. Обратите внимание: с комментарием «Lauk zydai is lietuvos” согласны еще 47 человек. Найти сегодня этих комментаторов не представляет труда.
НУЖНО ЛИШЬ ЖЕЛАНИЕ!
Витаутас Бруверис, lrytas.lt
Какие у Литвы, как государства и общества, есть способы делом, а не на словах, показать настоящую солидарность с еврейской общиной страны – с жертвами и их потомками, практически уничтоженной в годы Холокоста?
Ведь этот год на высшем государственном уровне был объявлен не только Годом Виленского Гаона, но и истории евреев Литвы.
К тому же и в Литве, и во всем мире в этом году отмечаются круглые даты, связанные со Второй мировой войны, преступлениями нацизма и катастрофой Холокоста.
Хотя бы два способа давно известны.
Один – открытый и последовательный список литовцев, участвовавших в массовых уничтожениях евреев, в конце концов, установить реальный масштаб участия, а также попытаться завершить возвращение разграбленного имущества жертв их потомкам.
Не менее важен второй способ – отказаться от усилий по достижению того, чтобы советские репрессии, преступления и массовые убийства были признаны геноцидом не только в нашей стране, но и в мире.
Сделать это следует даже несмотря на то, что в последнее время эти усилия на международном уровне стали давать кое-какие правовые результаты. Ведь основное препятствие, мешающее называть преступления советского режима и Холокост одним словом – в первую очередь, не формальное и юридическое, а этическое и моральное.
Это подчеркивают и некоторые авторитетные историки, занимающиеся исследованием Холокоста, а также работающие в известных Центрах памяти.
Насколько вероятно, что в настоящее время, в конце концов, будет сделан хотя бы один или даже два таких шага? Такая вероятность всегда была небольшой и, можно сказать, теоретической. В последнее время она уменьшилась еще больше.
Ветра. Сказка без конца?
Что заставляет скептически оценивать вероятность того, что не только в этом году, но и в ближайшем будущем можно надеяться на какой-то больший прорыв в литовском мышлении восприятия Холокоста?
Один из последних аргументов для такого скептицизма – бесконечная история должностного лица нацистской администрации, а также участника антисоветского сопротивления Йонаса Норейки – генерала Ветры.
В апреле Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы объявил, что одержал еще одну победу и, по-видимому, окончательную, в Литовском суде против живущего в США гражданина Литвы еврейского происхождения Гранта Гочина.
Верховный административный суд Литвы отклонил жалобу Г. Гочина в виду того, что суды низшей инстанции отказали в удовлетворении его ходатайства обязать Центр изменить историческую справку о Й. Норейке.
Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы констатировал, что, став начальником администрации Шяуляйского округа, которая подчинялась нацистам, Й. Норейка подписал приказы о формировании гетто и присвоении имущества евреев.
Однако Центр постарался максимально обелить этот факт, дав действиям Й. Норейки, иезуитскую формулировку: мол, оккупационной власти «удалось вовлечь Й. Норейку в упорядочение дел, связанных с изолированием евреев».
К тому же, как представители Центра, так и его сторонники в этом вопросе постоянно заявляли, что Й. Норейка, как и большинство литовцев того времени, не понимал предназначения гетто и думал (и не без оснований), что евреям в гетто будет безопаснее.
Но самое главное, всегда подчеркивалось, что Й. Норейка был «участником антинацистского подполья». За эту деятельность позже он был отправлен в концлагерь Штутгоф.
Все эти аргументы увенчивались доказательством, что Й. Норейка был даже активным спасателем евреев, хотя обоснованных данных, подтверждавших это, у Центра не было.
Правда, кульминацией всех страстей по поводу снятия памятной доски Й. Норейке в столице стало заявление Центра, основанное на одном свидетельстве в американском суде (через столько лет после войны!) о том, что Й. Норейка был одним из подпольных спасателей евреев в Шяуляй.
Большинство историков страны раскритиковали такой, по их мнению, недостаточно обоснованный, не вызывающий доверия и главное – политически мотивированный вывод.
Однако после еще одной победы в суде против Г. Гочина, Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы пошел еще дальше и еще смелее – приветствуя решение суда, в официальном сообщении для прессы Центр объявил, что на основании им же подготовленной «справки», которая основывается на единственном свидетельстве, Й. Норейка «активно способствовал спасению евреев Литвы, и что его считают участником антинацистского сопротивления с самого начала его работы в должности начальника Шяуляйского округа».
Итак, человек, который был должностным лицом нацистской администрации, подписавший приказы о репрессиях против евреев, на основании свидетельства одного человека и при отсутствии каких-либо других документов объявляется спасателем евреев.
Те, кто поддерживает позицию Центра, категорически отметают мысль, что одного такого действия достаточно, чтобы человека, совершившего его, считали соучастником Холокоста, человека, который принимал участие в процессе массового уничтожения: т.к. заключение евреев в гетто, экспроприация их имущества – ни что иное, как часть этого процесса, его этапы.
Сторонники Центра и Й. Норейки категорически не согласны с утверждением, что такие люди, несмотря на их настоящие или предполагаемые заслуги, их «незнание» и «непонимание» того, под какими документами они подписываются, не заслуживают почестей от государства или самоуправлений, как и не заслуживать чести быть записанными в пантеон неоспоримых национальных и государственных героев.
Это, конечно, не означает, что Й. Норейка или такие, как он, автоматически становятся прямыми участниками Холокоста, убийцами евреев или просто убийцами.
Нет ответа даже радикалам
Г. Гочин – радикально настроенный деятель, который принадлежит к той группе на Западе и в Израиле, представители которой весь литовский народ называют неисправимыми антисемитами, а государство – защитником и отрицателем преступлений народа, совершенных во времена Холокоста.
Г. Гочин, а также его единомышленники свободно ведут себя и с историческим материалом, свидетельствами и фактами, ориентируясь на то, насколько один или другой документ соответствует их мнению.
Такими были и те исторические данные, которые он представил в суды, а также Центру исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы, требуя объявить Й. Норейку убийцей евреев, напрямую участвовавшим в Холокосте.
Центр объявил их недостаточными и недостоверными. Между тем, суд констатировал лишь то, что Г. Гочин юридически неправильно и ненадлежащим образом предъявил свои претензии, которые, по словам суда, Центр, в свою очередь, совершенно правильно и обоснованно проверил и отклонил.
После решения суда Г. Гочин несколько раз назвал литовцев «народом-убийцей евреев» и пообещал «не опускать руки» и, похоже, борьба будет продолжаться в международных судах.
Но во всей этой истории – баталиях по поводу Й. Норейки, как в суде, так и за его стенами, самое важное – это то, какие тенденции демонстрирует позиция Центра.
Ведь Центр отражает позицию немалой части общественности и политиков, управленцев, армейской элиты и спецструктур. Поэтому и получает как открытую, так теневую поддержку этого лагеря.
Факт подписания Й. Норейкой приказа о формировании гетто и присвоении еврейского имущества для этого лагеря ничего не значит. Вернее, не значит ничего плохого. К тому же, они убеждены, что эти действия можно нейтрализовать, объявив, что Й. Норейка не понимал, что такое гетто, и какая опасность грозит евреям, и что у него не было другого выхода. Но, главное, они убеждены, что его действия не только совершенно искупают, но и перевешивают его заслуги, как «спасителя евреев».
Поддерживающие позицию Центра категорически отвергают мысль, что одного такого действия достаточно, чтобы человек, совершивший его, считался участником Холокоста, участником процесса массовых уничтожений, т.к. заключение евреев в гетто и присвоение их имущества – ни что иное, как часть этого процесса.
Итак, сторонники Й. Норейки и Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы категорически не согласны с утверждением, что такие люди, несмотря на их настоящие или предполагаемые заслуги, их «незнание» и «непонимание» того, под чем и для чего они подписались, недостойны уважения за счет государства или самоуправлений, а также недостойны того, чтобы их имена были вписаны в пантеон бесспорных национальных героев, героев государства.
Это, конечно, не означает, что Й. Норейка или такие, как он, автоматически становятся прямыми участниками Холокоста, убийцами евреев или просто убийцами.
Однако «защитники» Й. Норейки яростно заявляют, что их оппоненты не только хотят обвинить Генерала Ветру в участии в Холокосте, но и все послевоенное антисоветское сопротивление, всех послевоенных партизан, а также сознательно или несознательно работают на российскую пропаганду.
Однако самое серьезное – это то, что такую политическую и идеологическую позицию поддерживает часть элиты Армии и спецслужб, а также пропагандисты, которые стояли также за спиной защитников генерала Ветры.
Очень красноречивой в этом отношении была дискуссия, состоявшаяся на одном из последних заседаний Сейма.
Министр иностранных дел Линас Линкявичюс представил Сейму проект резолюции, осуждающей «исторический ревизионизм» российского режима. Речь идет об обвинениях Кремлем Польши в коллаборационизме и союзничестве с нацистами, и что Польша вместе с нацистами начала Вторую мировую войну.
Авторы резолюции напоминают, что именно Советский Союз вместе с нацистской Германией вначале разделили Европу и, напав на Польшу, начали войну.
Несмотря на то, что этот документ, которым Литва, во-первых, хотела продемонстрировать свою солидарность с Польшей, был принят большинством голосов, Л. Линкявичюс был подвергнут довольно острой критике, особенно со стороны оппозиционных консерваторов из радикального правого крыла, которые напомнили, что он, мол, «сыграл на руку» России, назвав Й. Норейку «нацистским коллаборантом» – значит, и всех послевоенных резистентов.
Л. Линкявичюс, критиковавший установление мемориальной доски Й. Норейке на средства самоуправления, говорил, что у генерала Ветры есть заслуги перед антисоветским сопротивлением, однако «не следует героизировать» человека, который сотрудничал с нацистами.
Парламентские политики требовали от министра дать указания всем посольствам страны за рубежом защищать Й.Норейку, т.к. точку в этой истории поставил суд. Поэтому МИД должен выслать инструкции, как «правильно» разъяснять роль Й. Норейки и антисоветского сопротивления, акцентируя, что Москва хочет все это очернить.
Эти дискуссии свидетельствуют о том, что Литва, как общество и государство, не определилась, что считать участием в Холокосте и сотрудничеством с нацистским оккупационным режимом, и на основании каких критериев человека можно признать совершенно не запятнавшим себя такими делами.
В открытом письме министру иностранных дел Литвы Л. Линкявичюсу парламентарии А. Ажубалис и Л. Кащюнас (письмо опубликовал новостной портал DELFI.lt) указали: «Верховный суд Литвы реабилитировал Йонаса Норейку по всем пунктам советского обвинения, а значит и по обвинению в сотрудничестве с немцами».
Однако в решении суда о реабилитации ничего не сказано о сотрудничестве с нацистами, об организации гетто и экспроприации имущества евреев.
Предлагаем вашему вниманию отрывок из статьи Донатаса Глодяниса, посвященной решению Верховного суда Литвы о реабилитации Й. Норейки». Статья была напечатана 18 ноября 2015 г.:
«[…] Й. Норейка не был осужден советскими властями за пособничество геноциду. И реабилитирован он был не за все, что, может быть, совершил, а за конкретные действия, за которые был осужден.
Документы, связанные с судебным процессом над Й. Норейкой, как, впрочем, и реабилитацией, общедоступны. Большую их часть можно найти в книге соратника Й. Норейки – А. Ашмянскаса «Генерал Ветра». Но из материалов дела, которые были публично опубликованы, видно, что Й. Норейке даже не вменялось в вину участие в геноциде, а его служба немцам в чине начальника Шяуляйского округа упоминается лишь, между прочим.
Итак, за что был осужден Й. Норейка? За «измену Родине (58-1а статья УК РСФСР)» и за «Участие в антисоветских организациях» (58 – 11 статья).
Еще один вопрос. Был ли Й. Норейка реабилитирован после пересмотра дела? Ничего подобного. Как свидетельствует справка Nr. 8-17228 Верховного Суда Литвы от 27 мая 1991 г. Й. Норейка был реабилитирован Верховным Советом Литовской ССР на основании закона «О реабилитации лиц, осужденных за некоторые действия» от 29 сентября 1989 г. Этот закон просто не предусматривал пересмотра дела заново. Однако он ясно установил, осужденные по каким статьям УК РСФСР и УК ЛССР подлежат реабилитации. По поводу 58 статьи УК РСФСР в законе сказано, что реабилитации подлежат осужденные лица, «если они не связаны с убийствами, террористическими актами, грабежами, пособничеством гитлеровцам в убийствах гражданского населения».
Как видим, деятельность, за которую был осужден Й. Норейка, не была связана с убийствами, а о пособничестве гитлеровцам в убийствах гражданского населения в приговоре, а также в других документах дела не упоминается. Поэтому Верховный Суд Литвы, пересмотрев основания приговора Й. Норейке (58-1а и 58-11 статьи УК РСФСР), реабилитировал его, выдав соответствующую справку.
Итак, нет никаких оснований предполагать, что Верховный Суд Литвы взял и оправдал Й. Норейку за то, в чем его обвиняют сейчас в публичном пространстве, т.к. этих обвинений в приговоре, который на законном основании рассматривал в 1989 г. Верховный Совет Литвы, не было.
Однако дебаты в обществе проходят не из-за понятия вины в уголовном праве (куда пытаются повернуть его сторонники, потому что так им выгодно – можно помахать реабилитацией Верховного Совета Литвы), а из-за моральной оценки. Й. Норейка был расстрелян. Никто не может в отношении мертвого вынести обвинительный приговор. Но мы имеем право решать, достойны ли эти мертвые памятных досок и Ордена Креста Витиса? И это наше решение вряд ли связано с материалами уголовного дела”.
Депутаты Сейма от фракции “Союз Отечества – Христианские демократы Литвы” Аудронюс Ажубалис и Лауринас Кащюнас опубликовали на новостном портале delfi.lt открытое письмо в адрес министра иностранных дел Литвы Линаса Линкявичюса, касающееся позиции главы внешнеполитического ведомства в отношении Йонаса Норейки (Генерала Ветры). Они считают, что министр иностранных дел Линас Линкявичюс и мэр Вильнюса Ремигиюс Шимашюс должны безоговорочно уважать и выполнять решения судов Литвы, поскольку иные взгляды служат информационной войне, которую Кремль ведет против республики. По мнению авторов письма, Л.Линкявичюс и Р. Шимашюс должны пересмотреть свою позицию в отношении Йонаса Норейки (Генерала Ветры).
Политики напомнили о решении Верховного административного суда Литвы от 1 апреля, который отклонил иск американца литовского происхождения Гранта Артура Гочина с просьбой обязать Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы изменить историческое заключение о деятельности Й. Норейки. В связи с этим консерваторы требуют, чтобы Линкявичюс и Шимашюс отказались от ранее сделанных заявлений.
“Любое публично высказанное сомнение политиков или игнорирование решений суда (в этом случае в контексте политики истории) не укрепляет имидж Литвы как правового государства, а служит информационной войне, которую Кремль ведет против нашего государства”, – заявил А. Ажубалис. Парламентарий отметил, что Л. Линкявичюс и Р. Шимашюс должны безоговорочно уважать и выполнять решения литовских судов.
Напомним, в 2018 г. Г. Гочин, чьи родственники погибли во врем Холокоста в Литве, подал в суд иск с просьбой аннулировать решение и вывод Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы о том, что Й. Норейка является “борцом за независимость”, а не нацистским преступником. Центр отклонил его обращение и даже не стал выносить представленные заявителем документы на обсуждение.
В апреле этого года Верховный административный суд отклонил жалобу Гранта Гочина, обосновав это тем, что обращение “не связано с деятельностью Центра, относится к сфере общественного администрирования”, поэтому дело должно быть прекращено.
Приводим некоторые выдержки из письма А. Ажубалиса и Л. Кащюнаса:
“6 апреля мы обратились к министру иностранных дел Линасу Линкявичюсу и мэру Вильнюса Ремигиюсу Шимашюсу с просьбой пересмотреть свои ранние утверждения, касающиеся Йонаса Норейки – Генерала Ветры и окончательного решения Литовского Верховного административного суда от 1 апреля. Ответ от министра получили, а от мэра – нет.
Отвечая министру публичным письмом, хочется еще раз выразить уважение значимости принятым Литовскими судами решениям, а также напомнить несколько существенных деталей, которые были забыты в этой историко-политической дискуссии. Как будто всем ясно, что в правовом государстве должностные лица не должны игнорировать решения судов и законы. Особенно тот факт, что Верховный Суд Литвы реабилитировал Йонаса Норейку по всем пунктам советского обвинения, а значит и по обвинению в сотрудничестве с немцами. Господин министр, тех значимых обстоятельств, что Верховный административный суд Литвы констатировал, что суды не могут перенять установленные функции и полномочия Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы (LGGRTC), что Центр – государственное учреждение, которое государство обязало изучать геноцид, а также другие преступления против человечности и военные преступления, также «формировать государственную политику в отношении обозначенных в законе областей исследования» (5 статья закона Центра), не достаточно для того, чтобы признать компетенцию Центра в упомянутых вопросах, т.к. закон не предусматривает, что в этой области государственную политику формирует Министерство иностранных дел и, упомянутая Вами, Международная комиссия по оценке преступлений двух оккупационных режимов в Литве или отдельные историки», – говорится в письме депутатов Сейма, членов парламентской фракции «Союз Отечества – Христианские демократы Литвы».
А. Ажубалис и Л. Кащюнас также отмечают, что «поддерживают информационную кампанию МИДа Литвы, посвященную 75-летию окончания Второй мировой войны, которая напомнит зарубежной аудитории о том, что конец войны не дал свободу Литве и другим странам Восточной и Центральной Европы, а принес 50 лет оккупации. Не сомневаемся, что для участия в этой кампании МИД пригласил и ученых Центра исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы, которые за 30 лет накопили гигантский опыт, изучая оккупации Литвы».
Лехаим
Дэн Фальк. Перевод с английского Нины Усовой
Материал журналу “Лехаим” любезно предоставлен Tablet
Картины деда я знал намного лучше, чем его самого. И неудивительно, ведь в жизни я видел Моше Воробейчика, маминого отца, всего несколько раз, причем в последнюю нашу встречу я был еще школьником. Дед жил на другом конце земного шара. Я вырос в Канаде, а он с 1934 года обосновался на севере Израиля, в Цфате. Однако в родительском доме висело несколько его картин: на одних — яркие и крайне стилизованные израильские пейзажи, на других — зарисовки традиционного еврейского быта в духе Марка Шагала, как мне казалось. Дед подписывал свои работы «Равив» — такую фамилию он взял в 1950‑х.
Последние две трети жизни Моше прошли в Цфате, где при его участии возникло активное сообщество художников. Таким он мне и запомнился (хотя воспоминания мои, как это часто бывает, довольно расплывчаты): человеком, который до последних дней — а умер он в 1995 году — зарабатывал тем, что продавал картины на темы еврейской жизни богатым американским туристам. (На самом деле он был куда успешнее, его картины покупали во всем мире.) Однако, как выяснилось, дед мой был не просто художник: поездка в его родной Вильнюс помогла мне по‑новому взглянуть на его творчество и понять, почему оно до сих пор актуально.
Моше родился в штетле под Вильнюсом, столицей современной Литвы. Он учился живописи в Университете Стефана Батория , где его таланты не замедлили оценить. Но он хотел добиться большего — его влекло на Запад, там в то время находился центр художественной жизни Европы. В 1927 году он поступил в высшую школу Баухауз в Дессау, где учился у таких мастеров, как Пауль Клее, Василий Кандинский, Джозеф Альберс, Ласло Мохой‑Надь. Затем продолжил образование в Париже — там он наверняка чувствовал себя уютно в компании других еврейских художников и интеллектуалов. Новым увлечением Моше стала фотография: он брал уроки в École Photo Ciné и использовал новаторские методы: например, фотомонтаж, когда множество негативов накладывалось один на другой, чтобы получить один отпечаток на фотобумаге. Зарабатывал на жизнь фотосъемкой для журналов, рисовал театральные плакаты и афиши для кинотеатров. В 1931 году он издал авангардный альбом с видами Парижа, назвал его просто — «Париж» — и подписал псевдонимом — Moï Ver (соединив французское написание имени Моше и фамилии Воробейчик, что также можно было истолковать как «Моя правда»).
Полвека с лишним спустя я тоже увлекся фотографией. В школьные годы я ходил в фотокружок, читал специальную литературу и даже стал обладателем 35‑миллиметрового фотоаппарата, с которым практически не расставался, лишь недавно сменив его на цифровой. Мама посылала мои фотографии Равиву в Цфат, дед писал в ответ, что снимки ему понравились, — конечно, он делал мне скидку, но мне было приятно.
Важнейшее событие в жизни Моше случилось весной 1929 года. Было ему тогда двадцать с небольшим, богемная парижская жизнь его устраивала, но родной город не давал о себе забыть, и как‑то на Песах он отправился в Вильнюс. Прихватив с собой 35‑миллиметровый фотоаппарат Leica I — последнее слово фототехники на тот момент, он отправился на восток. Наверняка он рад был повидать родителей, Шломо и Шифру, и младших братьев и сестер, но его взгляд художника притягивали улочки старого еврейского квартала с центральной Еврейской улицей (ее современное название на литовском — Žydų Gatve).
Вильнюс тогда называли литовским Иерусалимом. Более 500 лет в этом городе существовала мощная еврейская община. Были среди виленских евреев и зажиточные люди, однако Моше больше интересовали бедняки: старики с окладистыми бородами, старушки, торгующие на улице хозяйственной утварью, дети в обносках. Альбом фотографий под названием «Улица в Виленском гетто» вышел в Цюрихе в 1931‑м — в том же году, что и парижский альбом (значение слова «гетто», естественно, резко изменилось за время немецкой оккупации). Эти фотографии — уникальные документы, рассказывающие о жизни виленских евреев накануне Второй мировой войны.
В 2019 году я впервые побывал в Польше и Литве. Мне удалось побеседовать с несколькими кураторами Государственного еврейского музея Виленского гаона, и я был приятно удивлен: оказалось, они знают про моего деда буквально все. Затем я гулял по старому городу, который некогда был центром еврейской жизни. Бережно завернутый фотоальбом Моше лежал у меня в рюкзаке, но часть фотографий я заранее отсканировал и сравнивал распечатки с тем, что видел теперь своими глазами. В другой руке у меня была цифровая зеркальная камера. Я шел по тротуарам, по которым 90 лет назад ходил мой дед. Я гулял по оживленным торговым улицам и тихим переулкам, заглядывал в кафе и проходил под знаменитыми вильнюсскими арками.
В этих краях я был туристом. А кем был мой дед? Фотожурналистом? Документалистом? Художником? В предисловии к вильнюсскому альбому писатель Залман Шнеур представил Моше во всех трех ипостасях, особо подчеркнув роль художника. «С любовью истинного художника он [Воробейчик] приблизил и выделил то, что обычный вечно спешащий прохожий едва ли заметит», — писал Шнеур. Моше замечал не только людей, но и окружающий их городской ландшафт: «Здесь случайное и несущественное, на первый взгляд, поднято до уровня подлинного искусства». Моше сумел запечатлеть «трепетные тени и проблески радости на пограничье между колоритным прошлым и модернистским настоящим».
В моем воображении приезд Моше в Вильнюс пришелся как раз на это пограничье, пересечение миров. Мой дед был современным человеком; те же, кого он фотографировал, жили в средневековье. Интересно, о чем он думал, глядя в объектив «лейки» на пожилых евреев, увлеченных беседой, или на старуху, склонившуюся над корзиной с картошкой, или на малыша, сидящего на краю тротуара, смиренно сложив руки и глядя на булыжник мостовой? Вероятно, многие из тех, кого он снимал, даже не подозревали об этом; только двое или трое улыбаются на камеру. Несколько кадров снято с возвышения — вероятно, так Моше было удобнее фотографировать разворачивающиеся перед ним сцены, оставаясь при этом незамеченным. На одной из фотографий мужчина в темном пальто и фуражке поднимает голову и смотрит в камеру, вероятно, увидев направленный на него объектив.
Только одно мы знаем наверняка про всех этих евреев, которых фотографировал мой дед. Через несколько лет почти все они будут мертвы.
Холокост в Литве был ужасающе «полным»; довоенное еврейское население страны составляло примерно 210 тыс. человек. Из них 195 тыс. были убиты. В Вильнюсе около 100 тыс. евреев вывезли в лес возле села Панеряй и расстреляли. Тела сбросили в ямы, а потом сожгли, чтобы скрыть следы преступления. К тому времени, когда вильнюсских евреев убивали, Моше покинул Европу, уехал в Палестину и сам не пережил ужасы Холокоста. Но его родители, мои прадедушка и прабабушка, а также двое их других детей почти наверняка оказались в числе убитых в лесу Панеряй.
Сегодняшний Панеряй производит странное впечатление. Он превращен в парк, и многие приезжают сюда на пикники. Монументальные советские памятники жертвам нацизма почти не упоминали о еврейских жертвах (такой памятник был воздвигнут лишь в 1991 году). Ямы, в которые сбрасывали тела жертв массовых расстрелов, поросли сочной травой.
При этом Вильнюс, как я заметил, пытается забыть собственное прошлое. Я приехал туда из польского Кракова, контраст — разительный. В Вильнюсе нет ничего, похожего на польский мемориал Аушвиц, принимающий по 2 млн посетителей в год. Здесь нет ничего, похожего на тщательно восстановленный краковский район Казимеж с его еврейскими ресторанами, клезмерской музыкой и аляповатыми (уж какие есть) сувенирами. Ничто в Вильнюсе не напоминает о Старой синагоге, хотя на фотографиях Моше она была запечатлена во всех подробностях (на месте, где она стояла, сейчас ведутся археологические раскопки). В городе всего несколько мемориалов и памятных табличек, где — довольно уклончиво — упоминается о евреях и их судьбе. На некоторых зданиях видны поблекшие надписи на иврите, но их уже почти невозможно прочитать. Ступени одной из христианских церквей сделаны из надгробий с еврейского кладбища. (В этом году надгробия вернули на кладбище, с которого их предположительно взяли.)
На улице Жиду я старался найти те же ракурсы, с которых 90 лет назад снимал мой дед, но почти везде городской пейзаж изменился до неузнаваемости. И конечно, нигде не было видно евреев, кроме разве что американских туристов. Наконец мне удалось сфотографировать одну улицу в том же ракурсе, что и на старой фотографии, — робкая и, пожалуй, наивная попытка перекинуть в прошлое мост длиной в девять десятилетий.
А затем произошло нечто неожиданное. Когда я фотографировал улицу Жиду, ко мне подошел экскурсовод, мужчина средних лет, с группой туристов; в руке он держал такую же, как у меня, распечатку фотографии Моше. Мы стояли друг против друга, глядя на снимок, который мой дед сделал на этом месте 90 лет назад.
Я объяснил, кто я: это было непросто, поскольку моя фамилия не Воробейчик, а Фальк, по отцу. А потом он объяснил своей группе, кто я, и внезапно они все бросились фотографировать внука «почти известного» художн9ика.
Все произошло в считанные минуты, я даже подумал, уж не привиделось ли мне это. (Но нет, не привиделось: Лиз, моя спутница, успела сфотографировать меня вместе с экскурсоводом.)
К концу поездки я понял, что значит связь поколений: дед стал мне роднее. А его фотографии продолжают жить своей жизнью. Через 20 лет после его смерти ранние снимки Моше были вновь открыты для публики — во многом стараниями Йоси Равива, его сына от второго брака. Мне было приятно узнать, что в Национальном музее Литвы пройдет выставка его фоторабот, а альбом «Улица в Виленском гетто» готовится к переизданию.
Жаль, конечно, что я так мало виделся с дедом, но я по крайней мере знаю его фотографии, прошелся по улицам, где он их снимал. Его образы Вильнюса напоминают нам, что жившие в этом городе евреи — реальные люди, а не просто пугающие цифры человеческих потерь. Снимки Моше подарили этим мужчинам, женщинам и детям своего рода бессмертие, при том что в реальном мире их безжалостно обрекли на небытие. Полустертые надписи и почти забытая история говорят нам о новом этапе забвения; как говорил Эли Визель , «забыть о мертвых — значит, убить их еще раз». И печальные признаки этого забвения — как темная туча, нависшая над Вильнюсом и почти всей Европой.
Оригинальная публикация: Seeing Vilnius Through My Grandfather’s Lens
Один из ведущих борцов с апартеидом в ЮАР Денис Голдберг умер в возрасте 87 лет. Об этом в четверг, 30 апреля, сообщает BBC. По словам его племянницы Джой Ноэро, Голдберг скончался в своем доме в пригороде Кейптауна, причиной смерти является длительная болезнь.
Голдберг родился в Кейптауне в семье литваков. В 1955 году он стал активистом движения против апартеида, после чего вступил в запрещенную властями Коммунистическую партию Южной Африки.
В 1963 году он в составе группы из 10 активистов, в которую также входил Нельсон Мандела, предстал перед судом и был признан виновным в антиправительственной деятельности и приговорен к 22 годам тюрьмы.
Спустя этот срок уехал в Великобританию, а в ЮАР вернулся после падения режима апартеида. В последующие годы он активно участвовал в политической жизни страны, выступая против коррупции во власти.
16-летняя Рут Коэн стала победительницей на Всемирной викторине по ТАНАХу для молодежи, которая прошла под знаком “взаимного поручительства”. Рут учится в религиозной школе “Бааран” в Гедере. Второе место занял Моше Глидаи из Кфар-Эциона. Третье место занял Хаим Натан Шилдс из США. Четвертое место – Мирьям Шрэм из Мексики, сообщает NEWSru.co.il.
Впервые за последние 10 лет во Всемирной викторине победила девушка.
Всемирная викторина по ТАНАХу для еврейской молодежи состоялась в среду, 29 апреля. На ней присутствовали министр просвещения Рафи Перец, спикер Кнессета Бени Ганц, гендиректор минпроса Шмуэль Абуав, глава “Сохнута” Ицхак Герцог и Мирьям Перец.
В связи с ограничениями карантина, викторина состоялась без зрителей, а участники из других стран приняли участие в удаленном режиме.
“Цель викторины – сплотить еврейский народ в Израиле и диаспоре вокруг Книги книг, источника еврейской идентичности и еврейских ценностей”, – говорится в сообщении пресс-службы минпроса.
В викторине принимали участие 66 подростков из 29 стран, включая Австралию, Украину, Уругвай, Азербайджан, Англию, Аргентину, США, Эфиопию, Боснию, Бразилию, Грузию, Гибралтар, Южную Африку, Нидерланды, Венгрию, Венесуэлу, Молдову, Мексику, Израиль, Испанию, Польшу, Панаму, Чехию, Францию, Колумбию, Коста-Рику, Канаду и Россию. В финал вышли 16 подростков.
Министр просвещения Рафи Перец: “ТАНАХ является самым главным наследием еврейского народа. Это наследие объединяет наш народ в независимости от существующих разногласий в обществе. Воспитание в духе универсальных ценностей этой книги имеет первостепенное значение для еврейского народа, который не был бы таким особенным без ТАНАХа. ТАНАХ рассказывает о прошлом народа Израиля и его призвании. Ознакомление молодежи с ТАНАХом является важным этапом в формировании национального самосознания и сближения с корнями еврейского народа. В этом году, в свете коронавируса, Викторина была проведена в несколько ином формате, но дух ТАНАХа и его содержание никогда не меняются”.
Шмуэль Абуав, генеральный директор Министерства просвещения: “ТАНАХ является основой еврейской культуры и израильского общества, объединяющий евреев во всем мире. Викторина в этом году проходит в другом формате, но несмотря на это, еврейская молодежь в диаспоре получила возможность принять в ней участие, что особенно символизирует тему сегодняшней викторины – “взаимное поручительство”. Мы приветствуем всех участников Викторины со всех уголков земного шара. С Днем независимости!”.
23 апреля исполнилось 300 лет со дня рождения Элияху бен Шломо Залмана – Виленского Гаона – выдающегося религиозного мыслителя, знатока Торы и Талмуда. По этому случаю состоялась видеобеседа президента Литвы Гитанаса Науседы с президентом Израиля Реувеном Ривлином.
В ходе беседы глава Литовского государства отметил, что благодаря Виленскому Гаону, Вильнюс стал духовным центром евреев Европы – Литовским Иерусалимом.
«Учение Виленского Гаона, основанное на упорстве, терпении и приверженности делу распространения духовной силы и поиска мудрости, вдохновляет в самые трудные минуты», – сказал Г. Науседа.
Президент подчеркнул, что Литва остается домом для многочисленной общины литваков, разбросанной по всему миру. Еврейская община Литвы активно поддерживает связи с литваками, живущими в Израиле, США, Южной Африке, Франции и других странах.
В ходе беседы президенты Литвы и Израиля обсудили борьбу с коронавирусом и меры по восстановлению экономики. Стороны сошлись во мнении, что этот очень непростой период в мире требует особого внимания к международным отношениям и солидарности стран.
В конце беседы Г. Науседа поздравил Израиль с 72-й годовщиной провозглашения независимости и пригласил Р. Ривлина посетить Литву.
Сейм Литвы объявил 2020 год годом Виленского Гаона и истории литовских евреев.
Сегодня (23 апреля) исполнилось 300 лет со дня рождения Виленского Гаона – выдающегося еврейского мыслителя, каббалиста, раввина Элияху Бен Шломо Залмана.
На столичном еврейском кладбище Судервес у склепа Гаона прошла скромная памятная церемония, в котором приняли участие министр иностранных дел Литвы Линас Линкявичюс, председатель Еврейской общины (литваков) Литвы и посол Государства Израиль Йоссеф Леви.
Министр иностранных дел положил камень на могилу Гаона и рассказал о глубокой связи между литовцами и евреями и вкладе Гаона в формирование «Иерушалаим д’Лита» как глобального духовного центра.
Министр иностранных дел Линкявичюс написал на иврите в Twitter: «Сегодня около могилы Виленского Гаона я воздаю должное великому Гаону, вечному символу истории и культуры литовского еврейства. Огромный вклад Виленского Гаона в духовную еврейскую жизнь очень важен».
Министр иностранных дел Израиля Исраэль Кац поблагодарил своего литовского коллегу, сказав: «300 лет назад, один из величайших религиозных мыслителей иудаизма, Виленский Гаон родился в Вильнюсе. Его наследие и богатая история еврейской общины Литвы продолжают жить. Спасибо министру Линасу Линкявичюсу за эту значимую дань у могилы Виленского Гаона сегодня утром».
Сегодня исполняется 300 лет со дня рождения Виленского Гаона — Элияху бен Шломо Залмана (1720-1797), одного из величайших еврейских мудрецов всех времен.
Элияху бен Шломо Залман происходил из знатной раввинской семьи: среди его предков были знаменитые виленские раввины — автор книги Беэр агола (Родник для изгнанных) р. Моше Ривкес и р. Моше Кремер. Виленский Гаон родился 23 апреля 1720 года в местечке Сельцы, расположенном южнее г. Гродно.
Уже к трем с половиной годам Элияху стал глубоким знатоком Пятикнижия, выучив почти весь его текст наизусть. В шесть с половиной лет он выступил в Большой синагоге г. Вильно (Вильнюса) с первой публичной лекцией, которую подготовил под руководством отца.
В семилетнем возрасте в течение нескольких месяцев Элияху учился у р. Моше Маргалита («Пней Моше»), автора знаменитого комментария на Иерусалимский Талмуд. Начиная с восьми лет, он занимался самостоятельно и к девяти уже свободно ориентировался не только в Писании и Мишне, но также в Талмуде, законодательных кодексах и основных сборниках респонсов. К десяти годам он изучил фундаментальные труды Каббалы — книгу Зоар (Сияние) и сочинения р. Хаима Виталя, содержащие учение Аризаля. В этот период он занимался и практической Каббалой.
К тринадцати годам Элияху столь же основательно, как и традиционные еврейские дисциплины, изучил математику, астрономию и другие естественные науки, а также грамматику священного языка (древнееврейского) — эти знания он использовал для более глубокого понимания сказанного в Торе.
В тринадцать лет, вступив в возраст заповедей, Элияху принял на себя особые правила благочестия и воздержания, большинства из которых он придерживался в течение всей жизни. Например, начиная с этого дня, он уже не спал более четырех часов в сутки, посвящая все свое время усердным занятиям.
Зрелость
В восемнадцать лет р. Элияху, женившись, поселился рядом с тестем, в городке Кейданы (Кедаяняй), севернее г. Ковно (Каунаса). Его тесть принял на себя заботу о пропитании молодой семьи, так что р. Элияху мог по-прежнему посвящать свои дни и ночи изучению Торы.
Вскоре его имя получило широкую известность — к молодому гаону («гаон» в переводе с иврита означает величие, гордость; в современном иврите также гений) стали обращаться со сложными галахическими (Галаха — традиционное иудейское право, совокупность законов и установлений иудаизма, регламентирующих религиозную, семейную и общественную жизнь) вопросами из многих общин Литвы. И тогда, спасаясь от мирской славы и почестей, р. Элияху отправился в галут — добровольное изгнание. С сумой и посохом, но неизменно облаченный в талит (молитвенное покрывало) и тфилин (тфилин или филактерии — заповедано повязывать на руку и на голову мужчинам-евреям каждый будний день, символ неразрывной связи между народом Израиля и Б-гом) скрытые под изношенной одеждой, р. Элияху за семь лет обошел сотни городов и местечек Литвы, Польши и Германии. Бегство от славы не удалось — после семи лет галута его имя прогремело по всей Европе. Один из духовных лидеров поколения, р. Йонатан Эйбешиц, ставший в 1750 году раввином Гамбурга, свидетельствовал, что р. Элияху «теперь прославлен по всем городам Польши и в Берлине… — во всех местах, где побывал этот праведник, рассказывают о его величии и святости».
Вильно. Усердное изучение Торы
Возвратившись из скитаний в 1748 году, р. Элияху поселился со своей семьей в Вильно, где вновь всецело посвятил себя изучению Торы — первые десять лет после возвращения из галута он занимался преимущественно в своем доме. Ставни в его комнате были круглосуточно затворены, чтобы ничто из происходящего вокруг его не отвлекало. Р. Элияху занимался при свете свечи, облачившись в талит и тфилин, — по словам современника, «его лицо было обращено к стене, глаза — к книге, а сердце — к Всевышнему». Время, отводимое им для сна, было еще более сокращено. По свидетельству его сына р. Авраама, в последние пятьдесят лет своей жизни Виленский Гаон «никогда не спал более двух часов в сутки и более получаса подряд» — но и в эти полчаса уста дремлющего мудреца «продолжали нашептывать слова Торы». Обычно он дремал три раза по полчаса в течение ночи и еще полчаса днем, утром он съедал кусок хлеба размером «в две маслины» (около ста граммов), запивая его водой, такая же трапеза повторялась вечером — все остальное время было посвящено изучению Торы и углубленной молитве. Зимой его комнатка не отапливалась, и, если усталость начинала одолевать, р. Элияху ставил ноги в таз с ледяной водой, и занятия продолжались.
Каждое мгновение Виленский Гаон использовал с исключительной интенсивностью. Если же по какой-либо причине ему приходилось отвлечься от занятий, он записывал в специальный блокнот: в такой-то день такого-то месяца оторвался от занятий на столько-то минут. В канун Йом Кипура (Йом-Киппу́р — в иудаизме самый важный из праздников, день поста, покаяния и отпущения грехов), оценивая прожитый год, он подсчитывал все утерянные минуты и со слезами исповедовался «в грехе пренебрежительного отношения к изучению Торы».
По свидетельству близких людей, утерянные за год минуты составляли в сумме не более трех часов. Такой образ жизни был естественным выражением его понимания мира: Гаон видел в изучении Торы и выполнении ее заповедей единственный смысл человеческой жизни. «Законы Торы являются проявлением воли Б-га, — говорил он, — и поэтому праведники стремятся ни к тому, что кажется им приятным или полезным, но лишь к тому, что по самой своей сути воплощает добро, — т.е. к исполнению заповедей Творца». А самой важной заповедью, выражающей назначение еврея в мире, он считал само изучение Торы. Исходя из талмудического изречения «Изучение Торы равноценно всем другим заповедям вместе взятым», Виленский Гаон утверждал: «Каждое слово Торы, выученное человеком, равноценно всем заповедям, а раз так, то когда человек выучивает, например, лишь одну страницу, он тем самым исполняет несколько сот заповедей — и каждая из них равноценна всем прочим заповедям Творца».
Поездка в Святую Землю.
Около 1760 года, достигнув возраста сорока лет, р. Элияху решил переселиться в Землю Израиля. Здесь его постижение Торы должно было подняться на новый, недоступный в диаспоре, уровень — ведь он сам утверждал в своей книге «Адерет Элияу», что «Тора открывается именно на Святой Земле…, и пророчество дается лишь на Земле Израиля».
Р. Элияху отправился в путь один, рассчитывая, освоившись на Святой Земле, вызвать к себе всю семью. Из Кенигсберга он направил родным прощальное письмо. «Я прошу вас, — писал р. Элияху, — чтобы вы не переживали за меня, как вы мне обещали. Да и о чем тут переживать: ведь люди уезжают из дома на много лет только ради одного заработка — а я, слава Б-гу, еду в Святую Землю, которую все мечтают увидеть…». В то же время он признавался, что его «сердце уже тоскует по детям и по любимым книгам», оставленным в Вильно. В этом письме Гаон давал последние наставления на время долгой разлуки. Он просил жену, чтобы «в доме всегда был хороший меламед (учитель)», который учил бы сыновей, «не оказывая на них давления, но только спокойно, ведь учение усваивается человеком лишь в спокойной и доброжелательной обстановке». В конце письма Гаон выражал надежду на встречу в Земле Израиля — «если это будет угодно милосердному Б-гу».
От Кенигсберга р. Элияху двинулся на юг, через Галицию, к морю, но, неожиданно повернув назад, он спустя два месяца после начала путешествия возвратился в свой дом. Сохранилось предание, что, когда Гаон уже плыл на корабле к Земле Израиля, у него из рук упала книга Торы и открылась на стихе «Не перейдешь ты этого Йордана» — такими словами Всевышний известил Моше о том, что ему не суждено войти в Обетованную Землю. Виленский Гаон воспринял это происшествие как указание Небес — в годы старости он пояснил в разговоре с сыном: «С Небес не дали мне разрешения».
Основываясь на изучении высказываний и рукописей Гаона, каббалисты из среды его учеников утверждали, что, поскольку он был очередным воплощением души Моше (пророк Моисей), ему, как и самому Моше, не было позволено войти в Землю Израиля.
На решение Гаона могло повлиять и следующее обстоятельство: в Галиции ему стало известно о том, что на Святой Земле не существует ашкеназских общин — кроме небольшой общины, созданной р. Гершоном Кутовером, ближайшим последователем р. Исраэля Бааль-Шем-Това, путь служения которого был для Гаона неприемлем. По мнению историков, Виленский Гаон не хотел переносить на Святую Землю острейшие разногласия, расколовшие на два лагеря евреев Галиции и других областей Восточной Европы.
Преподавать другим
После возвращения из этого путешествия Виленский Гаон в значительной степени изменил свой образ жизни. Теперь его занятия проходили в основном в помещении Большой Виленской синагоги или в доме учения, расположенном в ее дворе.
По свидетельству одного из сыновей Гаона, начиная с этого времени «все его устремление было — преподавать другим». Постепенно вокруг Гаона сложилась группа учеников, каждый из которых был выдающимся знатоком Торы.
В 1768 году один из виленских богачей приобрел для Гаона и его учеников просторную квартиру на втором этаже дома, примыкавшего к синагоге. Помимо зала, превращенного в Дом Учения, в этой квартире была также комната, в которой на протяжении всей недели занимался сам р. Элияху — домой, к семье, он возвращался лишь на Шаббат. Большинство учеников, подобно Гаону, оставались на протяжении всего дня в талите и тфилин, добиваясь максимальной самоотдачи в своем служении Творцу.
Общие уроки проводились в зале, а самые близкие из учеников занимались с р. Элияху в его комнате, выполняя функцию талмид-хавера (младшего товарища по совместному изучению Торы). В течение многих лет талмид-хавером Виленского Гаона был р. Хаим Воложинер (основатель воложинской иешивы и один из крупнейших раввинов своего времени), а затем и его младший брат р. Шломо-Залман. Несмотря на огромную разницу в уровне понимания Торы, р. Элияху всегда воспринимал окружавших его учеников как равноправных партнеров, подчеркивая, что сущностью их совместных занятий является духовный взаимообмен, а не односторонняя передача накопленной информации. В этой связи он часто повторял слова из Талмуда, выражающие его педагогическое кредо: «Я многому научился от своих учителей, еще большему — от друзей, однако ученики научили меня большему, чем все друзья и учителя вместе взятые».
Р. Хаим Воложинер утверждал: «Скромность нашего учителя превосходила даже его величие — в своем сознании Гаон был самым смиренным и приниженным человеком, какого я когда-либо знал на земле». Как бы не замечая своего высочайшего авторитета в глазах окружающих, сам р. Элияху всегда считал себя рядовым евреем — одной из еврейских душ, ищущей свой путь к Б-гу. Его скромность была настолько искренней и наивной, что он даже не понимал, чем он может гордиться: ведь в его характере оставалось еще столько несовершенства, а в Торе — еще столько недоступных для него тайн.
Всю жизнь с трепетом и искренним уважением р. Элияху вспоминал наставников, обучавших его в раннем детстве. Но с особенным пиететом он упоминал своего первого учителя, научившего его читать на святом языке. «Те наставники, которые обучали меня Талмуду и Галахе, — говорил он, — могли порою ошибаться в своих разъяснениях. Но от этого учителя, показавшего мне буквы и огласовки, я наверняка узнал одну только правду».
Уникальный уровень эрудиции
С каждым годом Виленский Гаон все более оттачивал и углублял свои знания. Чтобы охарактеризовать уникальный уровень эрудиции, достигнутый Гаоном, раввин Хаим Воложинер подобрал яркое сравнение. «Каждый еврей, — говорил р. Хаим, — три раза в день во время молитвы произносит псалом «Ашрей…» (Счастливы, сидящие в Храме Твоем…), и поэтому большинство помнит этот псалом наизусть. Я свидетельствую, что точно так же, как евреи знают «Ашрей…», мой наставник Гаон раввин Элияху знал все книги мудрецов Мишны (первый письменный текст, содержащий в себе основополагающие религиозные предписания ортодоксального иудаизма) и Талмуда и все книги Ришоним (Ришоним – еврейские законоучители и мудрецы Торы времен Средневековья — с начала XI до конца XV века) — как в области законодательства, так и в области сокровенного учения… Он не только знал наизусть все книги, но и помнил место каждого слова в них. Создавалось впечатление, будто каждое слово стояло перед его глазами, и он просто читал из открытой перед ним книги».
«Если ему задавали какой-либо вопрос, он отвечал мгновенно, не роясь в памяти, — свидетельствовал другой ученик Гаона раввин Авраам Данциг (автор «Хаей адам» – «Жизнь человека»). Его мозг вмещал всю Тору, и тайную, и открытую, и невозможно было понять, как способен человек удерживать все в своей голове».
Неустанный труд
За таким абсолютным знанием стоял неустанный труд. Рассказывают, что один знаток Торы спросил у Гаона, в чем секрет его достижений. Раввин Элияху ответил вопросом на вопрос: «Верите ли Вы в известное изречение мудрецов о том, что повторивший изученное сто раз не может сравниться с повторившим тот же материал сто один раз?» «Конечно верю», — сказал собеседник. «А я не поверил, — неожиданно заявил Гаон, — и решил проверить это правило на себе».
На протяжении многих десятилетий раввин Элияху каждый месяц заново изучал весь Вавилонский Талмуд с комментариями. По свидетельству учеников, Гаон никогда не ограничивался ознакомительным или поверхностным чтением — все его время было посвящено углубленному исследованию и всестороннему анализу рассматриваемых проблем.
«Тот, кто не видел, как работал наш великий учитель, — писал раввин Хаим Воложинер в одном из писем, — не сможет представить, сколько труда вкладывал он в понимание каждой детали и каждого нюанса изучаемой темы, не останавливаясь до тех пор, пока все не становилось предельно ясным». Раби Хаим вспоминал, что однажды, придя к Гаону, он застал его родных в великой тревоге: вот уже три дня раввин Элияху не показывался из своей комнаты, никого к себе не пускал и не принимал пищи. Раби Хаим поспешил к учителю, склонившемуся над книгами — с головой, перевязанной мокрой тряпицей. «Вот уже три дня, — пояснил Гаон, — как я бьюсь над одним вопросом в Иерусалимском Талмуде и никак не могу добраться до истины».
Раввин Хаим свидетельствует, что Гаон прикоснулся к еде только после того, как проблема совместными усилиями была решена. Более того, как рассказывал р. Хаим Воложинер, Виленский Гаон по-настоящему ценил именно «те достижения и открытия, которые давались ему напряженным, изнуряющим интеллектуальным трудом, и не соглашался принимать небесные тайны, передаваемые ему через ангелов-вестников, поскольку восприятие этих тайн не требовало от него никаких усилий». По свидетельству р. Хаима, Гаон говорил: «Я не хочу, чтобы мое постижение Торы, данной Б-гом, происходило через ангела-вестника или какого-либо иного посредника, — но лишь с помощью моего собственного труда и с приложением всех моих сил».
Побег от славы
Благодаря присутствию раввина Элияху и его учеников, город Вильно стал мировой столицей Торы — его называли «Литовским Иерусалимом». Тем не менее, Виленский Гаон решительно отказывался принимать какой-либо из предлагаемых ему высоких постов в общине, понимая, что деятельность раввина, даяна (религиозного судьи) или главы иешивы неминуемо отвлечет его от изучения Торы.
Стремясь предоставить Гаону возможность спокойно изучать Тору и обучать других, руководство Виленской общины определило ему еженедельное пособие. Однако служка, которому поручили передавать деньги Гаону, присваивал их себе. Р. Элияху, семья которого в течение многих лет страдала от голода, не жаловался на служку, боясь его опозорить. Об этом стало известно, лишь когда сам служка перед смертью признался в своем грехе. Безраздельно подчиняя свою волю воле Всевышнего, р. Элияху полагался на то, что Всевышний примет на себя заботу о нем — согласно сказанному в Мишне: «Выполняй Его волю, как свою, чтобы и Он выполнял твою волю, как Свою». «Человек, уповающий на Б-га, — пояснял Гаон, — перекладывает на Него все свои дела и заботы, ведь, поскольку самому человеку неизвестно что именно является для него подлинным благом, он должен полагаться на Б-га, который предоставит ему все действительно необходимое в каждый данный момент». Такое «упование на Всевышнего» Виленский Гаон считал «основой всех хороших качеств характера».
Беспредельная любовь к Торе
В предисловии к одной из книг Виленского Гаона его сыновья свидетельствуют, что страстная любовь к Торе вытесняла из его сердца все другие привязанности. Даже с самыми близкими людьми, с членами семьи и с узким кругом учеников, Гаон избегал любых посторонних разговоров, не связанных с изучением Торы. Старших детей, которые обзавелись семьями, он никогда не расспрашивал об их материальных проблемах и нуждах. Его сын, р. Авраам, вспоминал, что, когда он возвращался к отцу после долгой разлуки, Гаон, не задав ни одного вопроса, заботился лишь о том, чтобы сын мог поскорее возвратиться к занятиям Торой.
Виленский Гаон выполнял законы Торы из любви к Творцу — только, чтобы выполнить Его волю, не ожидая награды ни в этом мире, ни в Будущем. Он часто повторял: «Элияху может служить Б-гу и без Будущего мира (т.е. не рассчитывая на награду в Будущем мире)».
Несмотря на то, что Гаон отстранился от всякого руководства общиной, в глазах евреев Европы он, тем не менее, приобрел статус главы поколения и одного из духовных лидеров всей диаспоры.
Знание наук
На протяжении всей жизни Виленский Гаон углубленно изучал математику и естественные науки — не только по традиционным еврейским источникам, но и из иноязычных книг, которые специально для него переводили на иврит его ученики.
Его понимание научных проблем было столь же ясным и исчерпывающим, как и понимание проблем Торы. Сохранилось свидетельство, что во время скитаний он встречался в Берлине с одним из ведущих профессоров-астрономов. Во время краткой беседы раввин Элияху помог ему разрешить проблему, над которой ученые университета безуспешно ломали голову в течение трех лет. Более того, прямо на месте р. Элияху изготовил все необходимые для решения задачи схемы и чертежи.
Ученик Гаона р. Барух из Шклова, который перевел на иврит трактат греческого математика Эвклида, в предисловии к этой книге писал, что р. Элияху просил переводить на святой язык как можно больше научных книг — все, что только возможно, — «чтобы многие смогли с ними ознакомиться и умножилось знание». В этом же предисловии р. Барух вспоминал, что, когда он беседовал с Гаоном, р. Элияху сказал: «Если человек невежда в естественных науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и науки — неразрывные части единого целого».
Последние годы жизни
В последние годы жизни Виленский Гаон вплотную приблизился к осуществлению своего жизненного предназначения — к полному и совершенному постижению мудрости Торы. Система исследований, выработанная им еще в молодости и развиваемая на протяжении всей жизни, позволяла ему выявлять многообразные связи между Письменной Торой и устной традицией. Тщательно исследуя каждое слово и каждую букву Писания, Виленский Гаон находил в нем корни всех законов и всех обычаев, установленных на протяжении трех последующих тысячелетий еврейской истории.
Сохранилось свидетельство о торжественной церемонии, которую устроил Гаон в годы старости по поводу завершения изучения всей Торы. Он пригласил в свою комнату нескольких ближайших учеников. По его просьбе они закрыли ставни и зажгли многочисленные свечи. Гаон сообщил им, что «Всевышний удостоил его света всей Торы» — он «познал всю Тору, данную на горе Синай, и познал, как Устная Тора закодирована в тексте Письменной Торы». Р. Элияху признался, что «к концу жизни для него не осталось никаких неясных мест и сомнений… кроме двух еще не разрешенных проблем, связанных с сокровенными разделами Торы».
Последние дни
В 1796 году Виленский Гаон тяжело заболел и окончательно оправиться уже не сумел. До последних мгновений жизни он был погружен в изучение Торы и служение Творцу. После Йом Кипура 1797 года Гаон, никогда в жизни не прибегавший к услугам врачей, согласился пригласить врача-специалиста — на его решение повлияли настойчивые уговоры родных, мучительные переживания которых ему было тяжело видеть. Когда прибыл знаменитый в то время в Литве доктор Яаков Либшиц, больной уже находился между жизнью и смертью. Виленский Гаон был призван в Небесную Ешиву в праздник Суккот, девятнадцатого тишрея 5558 (1797) года, — на семьдесят восьмом году жизни.
Духовное наследие
Духовный свет, излучаемый гигантской личностью Виленского Гаона, оказал определяющее влияние на все последующее развитие еврейской мысли.
Через пять лет после смерти р. Элияху, его ближайший ученик р. Хаим Воложинер основал Воложинскую ешиву, в которой воплотил разработанные Гаоном методы изучения и преподавания Торы. Воложинская ешива стала прообразом для сотен других ешив, основанных ее выпускниками, а также их учениками и учениками учеников, — ее называли «матерью литовских ешив».
В 1808 году три ближайших ученика Гаона: р. Менахем-Мендл из Шклова, р. Сеадья из Вильно и р. Исраэль из Шклова переселились в Землю Израиля и создали общину, в которой все обычаи были установлены в соответствии с галахическими мнениями Виленского Гаона. Впоследствии многие из этих обычаев были приняты ашкеназскими общинами на Святой Земле.
Среди прямых потомков р. Элияху был выдающийся мыслитель и педагог р. Исраэль Салантер — основоположник этического движения Мусар, в котором нашли развитие многие идеи Виленского Гаона, с апрелвязанные с самосовершенствованием личности.
Духовный облик и интеллектуальное величие Виленского Гаона наложили неизгладимый отпечаток не только на общины «литваков» (евреев, выходцев из Литвы), расселившихся сегодня по всему миру.
За два века, прошедшие после смерти Виленского Гаона, было опубликовано более семидесяти сочинений, содержащих его учение. Однако сам Виленский Гаон не писал книг. Он делал лишь краткие заметки на полях фолиантов, которые изучал, — при его жизни эти записи были доступны только его ближайшим ученикам.
После сорока лет, когда Гаон начал давать уроки ученикам, он вообще перестал записывать результаты своих исследований. С тех пор его учение передавалось только из уст в уста — оно было Устной Торой в буквальном смысле этого слова. Поэтому большинство из опубликованных книг представляют собой записи ближайших учеников, зафиксировавших услышанное из уст Гаона.
(Из книги «Еврейские мудрецы» издательства «Швут Ами»)
20 апреля исполнилось 100 лет со дня рождения известного педагога, пианистки, профессора Ольги Штейнберг. Культурная общественность вместе с Литовской академией музыки и театра готовится отметить не только столетие О. Штейнберг, но и ее супруга – известного педагога, скрипача Александра Ливонта.
В программе Радио Классика ЛРТ воспоминаниями об Ольге Штейнберг поделилась ее ученица – многолетняя заведующая кафедрой фортепиано ЛАМТ, профессор Вероника Витайте.
– Закончив семь классов, я поступила в десятилетнюю школу (сейчас это школа им. Чюрлениса), О. Штейнберг согласилась взять меня в свой класс. Прежняя моя учительница разрешала мне играть так, как я хочу. Я быстро запоминала произведение, музыка возбуждала мое воображение, на сцене я очень волновалась, поэтому играла очень быстро. Начав учебу у Ольги Александровны, выяснилось, что я не слышу так, как должен слышать музыкант… Ольга Александровна обладала удивительным терпением, благодаря ее усилиям, я поняла, что «смотреть» — не значит «видеть», «слушать» — не значит «слышать».
Мы жили в одном доме. Ежедневно я поднималась к ним на третий этаж. Там по радио слушала симфоническую, оперную, вокальную и инструментальную музыку, а моя учительница, иногда ее супруг, и моя мама комментировали.
Благодаря Ольге Александровне в моей жизни появился ритуал – я была обязана посещать концерты классической музыки в Филармонии. Недостаточно было только слушать концерты, на следующий день произведение и исполнение обсуждалось.
Специальность у меня всегда начиналась в 9 утра, в музыкальную школу мы шли вместе с учительницей. Она много рассказывала о своей учебе в знаменитой Московской консерватории. Восхищалась удивительной творческой атмосферой в классах.
Ольга Александровна высоко ценила русскую фортепианную школу. Гордилась, что привезла в Литву школу знаменитого профессора Генриха Нейгауза (среди его учеников были легендарные С. Рихтер и Э. Гилельс): педагогом О. Штейнберг был ученик Г. Нейгауза – И. Зак.
Рассказывала интересные истории из жизни студентов и педагогов, о проходивших в консерватории «капустниках».
Учебу в Консерватории я также продолжила в классе О. Штейнберг. В то время большое впечатление на нас, студентов, производила ее концертная деятельность. Ольга Александрова выступала с оркестром, исполняла музыку литовских композиторов, аккомпанировала солистам. Особенно очаровывал их ансамбль с супругом А. Ливонтом.
В Консерватории мы готовили интересный и разнообразный репертуар. Дома слушали пластинки, обсуждали исполнение. Ни в коем случае не разрешалось копировать – великие должны научить глубокому пониманию музыки, убедительно воплощать идеи. Когда я учила «Бергамасскую сюиту» Клода Дебюсси, Ольга Александровна показывала картины импрессионистов, обращая внимание на атмосферу, краски, обилие оттенков.
8 марта весь класс – настоящие и бывшие ученики, приходили к Ольге Александровне домой, где ее мама – мудрая аристократическая Вера Рафаиловна пекла для нас очень вкусный торт. Элегантно сервированный стол, все смеются, рассказывают веселые истории.
Помню, один из нас сказал: «Ольга Александровна, вы – замечательный педагог. Почему не эмигрируете? За границе получали бы совершенно другие деньги?». О. Штейнберг гениально ответила: «Сколько стоит гениальная Мазурка Шопена? Могу ли я, зайдя в класс, думать, что говорить ученикам за такую или другую зарплату?».
Дочь Ольги Александровны и А. Ливонта – Нина, играла на фортепиано, сын Жорик – на скрипке. Но каждый выбрал свой жизненный путь. Нина закончила Одесскую художественную школу, писала, работала в Русском драматическом театре. Георгий работал осветителем в том же театре, уехал в Израиль. Из Израиля внук Гарри писал Ольге Александровне письма, они мне их читала, радовалась им. Дети были высокообразованными, знали мировую художественную, философскую литературу.
Мама Ольги Александровны – Вера Рафаиловна, была очень умной, интеллигентной женщиной. Рано овдовев, она посвятила свою жизнь дочери и ее семье. Когда Ольга Александровна с мужем стали преподавать в Вильнюсской консерватории, им негде было жить. Первое время все втроем ютились в классе консерватории на первом этаже. Рано утром надо было быстро умыться, привести себя в порядок, позавтракать и в том же классе вести урок. Вере Рафаиловне приходилось подолгу гулять по городу. Она знала всех учеников, их интересы. Ольга Александровна до самого конца была верна своей маме: когда у нее началась деменция, она ухаживала за ней дома.
Когда я стала заведующей отделом фортепиано в Шяуляй, приглашала Ольгу Александровну вести открытые мастер-классы. Она это делала очень профессионально, интересно, создавая прекрасную творческую атмосферу, никогда никого не обижала. Позже, работая с ней в Консерватории (сейчас Литовская академия музыки и театра), наблюдала, как она мудро обсуждала игру учеников коллег, деликатно давала бесценные советы.
Будучи преподавателем Консерватории, я продолжала учиться у Ольги Александровны, советовалась с ней по поводу программы для учеников. Перед выходом на сцену, обязательно показывала ей свою программу, ее советы всегда были «в десятку».
Выйдя на пенсию, Ольга Александровна жила с дочерью, у которой в то время не было работы. Пенсия Ольги Александровны была довольно скромной, но она никогда не жаловалась, не обращалась за помощью. Каждую неделю я приходила к своему педагогу домой, старалась поддержать, рассказывала о жизни академии, коллегах, студентах, расспрашивала ее о детстве, юности, годах войны…
Когда Ольга Александровна оказалась в больнице, ученики по очереди посещали ее, каждый старался помочь. Когда Б-г забрал ее, на деньги ее студентов был заказан и установлен красивый памятник. Профессор А. Жвирблите подготовили книгу «Мгновения с пианисткой Ольгой Штейнберг», профессор, д-р Р. Алекнайте-Беляускене издала солидную монографию «Александр Ливонт и Ольга Штейнберг».
С руководством и кафедрами ЛАМТ мы согласовали цикл мероприятий, посвященный столетию О. Штейнберг. На 23 апреля был запланирован вечер-концерт, в котором должны были выступить ее ученики. На доме, где жили и творили два выдающихся музыканта и педагога, планировали открыть мемориальную доску. Ольга Штейнберг оставила неизгладимый след в культуре Литвы. Она учила нас любить музыку, уважать авторов, полностью отдавать себя любимому делу.
Согласно данным управления по правам выживших в Холокосте, в Израиле проживают 189,5 тысяч человек, переживших Холокост или ставших жертвами антисемитской политики в период Холокоста.
77% выживших – в возрасте старше 80 лет, 60% выживших – женщины, 36% – выходцы из стран Азии и Северной Африки (около половины из них – жившие в Марокко и Алжире под контролем вишистского режима).
Больше всего выживших в Холокосте проживают в Хайфе (13.300), далее идут Иерусалим (11.600), Тель-Авив (10.500), Ашдод (9.350), Нетания (9.200).
За последний год скончались 15.170 израильтян, переживших Холокост.
В 2019 году управление перечислило на нужды переживших Холокост 5,5 миллиардов шекелей, из которых 4,34 миллиарда шекелей – в виде прямых выплат, 415 миллионов шекелей – оплата поставщикам поставляемых бесплатно пациентам лекарств, 493 миллионов шекелей – оплата услуг по санитарному уходу и 132 миллиона шекелей – оплата медицинских услуг и оборудования, – сообщает newsru.co.il.
