Украинские издательство «Дух і Літера» сообщило о выходе книги Аврома Суцкевера «Из Виленского гетто. Зеленый аквариум. Рассказы».

Издание содержит два прозаических произведения поэта-литвака Аврома Суцкевера, одного из крупнейших еврейских поэтов, писавших на идише (1913–2010), – книгу очерков «Из Виленского гетто» и сборник стихотворений в прозе «Зеленый аквариум. Рассказ».

Первое произведение Суцкевер написал как свидетель событий Второй мировой войны и Холокоста – вместе с евреями Вильнюса поэт был заключен в Виленское гетто. В этих условиях Суцкевер с другими художниками и литераторами несколько лет подряд занимался спасением культурного наследия литовского еврейства от полного уничтожения, а позже боролся за жизнь и свободу в составе партизанского отряда.

Второе произведение содержит тексты разных лет, в которых в форме притчи автор переосмысливает детство, взросление и выживание в условиях Катастрофы, а также дальнейшая судьба поэта, его жизнь в новообразованном Государстве Израиль и неожиданные встречи во время путешествий по миру.

Оба произведения Аврома Суцкевера в украинском переводе с идиша публикуются впервые.

С идиша произведения Суцкевера перевела Александра Уралова – член «Украинской ассоциации иудаики».

А. Суцкевер родился в традиционной семье; среди его предков — известные раввины и учёные. Во время Первой мировой войны, спасаясь от военных действий, семья бежала в Сибирь, где прошло детство поэта. После смерти отца в 1920 году семья переехала в Вильнюс. Авром учился в хедере, с домашними учителями, в еврейско-польской гимназии, был вольнослушателем Университета Стефана Батория.

В 1930 г. вступил в молодёжную еврейскую организацию скаутов «Бин», основанную М. Вайнрайхом, в которой культивировался идиш. Вскоре примкнул к литературной группе «Юнг Вилне» («Молодой Вильнюс»).

Работал на радио. В 1941 г. оказался с женой и матерью на оккупированной территории. Скрывался от нацистов, в сентябре 1941 года попал в Вильнюсское гетто. Участник подполья в гетто и партизанского отряда «Некоме» («Месть»). Спас важнейшие рукописи и книги библиотек М. Страшуна и ИВО (письма Л. Толстого, М. Горького, рукописи Шолом-Алейхема и др.), которые надлежало уничтожить по приказу нацистов.

В сентябре 1943 г., накануне ликвидации гетто, Суцкевер с отрядом участников Сопротивления добрался до Нарочанских лесов. 12 марта 1944 г. был доставлен военным самолётом в Москву, где в начале апреля выступил на третьем пленуме Еврейского антифашистского комитета; неоднократно встречался с Б. Пастернаком.

27 февраля 1946 года в качестве свидетеля давал показания на Нюрнбергском процессе.

В середине 1946 г. уехал в Польшу; в конце года принял участие в первом послевоенном Сионистском конгрессе в Базеле, где встретился с Голдой Меир. С её помощью в сентябре 1947 г. вместе с женой нелегально въехал на территорию подмандатной Палестины.

В 1948-49 гг. служил в израильской армии военным корреспондентом, участвовал в Войне за независимость Израиля. В 1949 г. стал основателем и редактором созданного при содействии Хистадрута ежеквартального журнала на идиш «Ди Голдене кейт», который вплоть до закрытия играл огромную роль в развитии литературы на идише во всём мире.

В 1927 г. начал писать стихи на иврите, но вскоре полностью перешёл на идиш, первое стихотворение на котором опубликовал в 1933 г. Первый сборник «Лидер» («Стихотворения», 1937) был благожелательно встречен критикой. Рукопись книги стихотворений, стилизованных под средневековую еврейскую поэзию, погибла в гетто. Второй сборник «Валдикс» («Лесное», 1940) в основном посвящён пейзажной лирике.

В Вильнюсском гетто продолжал писать, завоевал на конкурсе литераторов-узников (февраль 1942 г.) премию за драматическую поэму «Дос кейверкинд» («Дитя могил»).

О пережитом в годы войны написал в книге «Фун Вилнер гето» («Из Виленского гетто» — М.: Эмес, 1946; 2-е издание, без купюр, вышло позднее в Париже на средства Союза виленских евреев во Франции), в поэме «Гехеймштот» («Тайный город», 1946—47).

Участие в освобождении Негева под командованием И. Саде нашло отражение в цикле «Лидер фун Негев» («Стихи из Негева») и в поэме «Гайстике эрд» («Одухотворённая земля»).

В 1952-53 гг. опубликовал раннюю поэму «Сибирь» с иллюстрациями М. Шагала: сначала в переводе на иврит, затем — в оригинале на идиш и в переводе на английский (издание ЮНЕСКО).

В 1963 г. специальный юбилейный комитет во главе с З. Шазаром выпустил в честь 50-летия Суцкевера двухтомник его стихотворений, а также сборник статей о его творчестве из израильской и мировой прессы. В многочисленных поездках по Америке, Канаде, Мексике и другим странам Суцкевер выступал на встречах с еврейскими читателями.

Лауреат премии имени И. Мангера (1969) за лучшее произведение на идиш, Премии главы правительства (1976), Государственной премии Израиля за 1985 г. и других. Почётный гражданин Тель-Авива (1983).

Открытое письмо председателю Сейма Литовской Республики

Мы очень обеспокоены, узнав, что Сейм Литвы принял решение объявить 2021 год годом Юозаса Лукши «Даумантаса» – лидера Литовского фронта активистов (LAF).

Литовский фронт активистов — подпольная организация сторонников литовской независимости, существовавшая в октябре 1940 — сентябре 1941 и ставившая целью восстановление независимости Литвы при поддержке гитлеровской Германии. LAF, основанный в Берлине, — это была безусловно антисемитская организация, большинство членов которой принимали непосредственное участие в преследовании и убийстве евреев Литвы.

Несмотря на антисоветскую направленность и последующий конфликт с нацистским правительством, видение LAF о независимой Литве было «этнически чистая родина» без граждан еврейского происхождения. Кое-кто может засомневаться, достаточно ли документальных доказательств того, что Лукша – «Даумантас» виновен в военных преступлениях, но этот факт не повлиял при принятии решения в парламенте Литвы.

В настоящее время во всем мире идет оценка исторических фактов, и во всех демократических странах все шире признается, что известным лидерам прошлого придется утратить былую славу, если они одновременно были расистами, фанатиками или антисемитами. Несомненно, это становится актуальным и для Литвы, ибо мы должны будем следовать примеру других демократических государств.

Поэтому мы просим вас не предпринимать никаких действий, которые бы чествовали любого лидера LAF. Для того, чтобы иметь четкое и критическое понимание этого трагического периода в истории страны, следует отложить рассмотрение таких вопросов, предоставив их Международной комиссии по оценке преступлений двух оккупационных режимов в Литве.

Как главы Фонда доброй воли, мы высоко ценим теплые отношения и сотрудничество, которые мы поддерживаем с Вами  первых дней Вашего пребывания на посту спикера Сейма.

Знаем, что у нас есть общее обязательство сохранять наследие и историю еврейской жизни в Литве, строить толерантное будущее. Именно поэтому мы обращаемся к Вам с этим письмом.

С уважением,

Руководители Фонда доброй воли:

Председатель Еврейской общины Литвы Фаина Куклянски

Представитель действующего председателя ОБСЕ по борьбе с антисемитизмом, один из руководителей Американского еврейского комитета AJC раввин Эндрю Бейкер

 

 

Проф. Пинхос Фридберг, Вильнюс

Сегодня, 2-го июля 2020 года, в 5:30 утра на сайте литовского радио и телевидения lrt.lt опубликовано интервью известного немецкого историка Кристофа Дикмана (Christoph Dieckmann), которое он дал корреспонденту LRT.

Его заголовок

«Vokiečių istorikas apie Holokaustą Lietuvoje: žydus priversdavo šokti, dainuoti, o tada sušaudydavo»

(Немецкий историк о Холокосте в Литве: евреев заставляли танцевать, петь, после чего расстреливали)

Ограничусь переводом лишь одного фрагмента. Во избежание ошибок при копировании, приведу его фотокопию

Перевод:

– В книге* [вы] писали, что большинство сотрудничало с нацистами, желая служить своей стране и руководствовалось определенным, главным образом фашистским, видением ее будущего – создать этнически чистое, сильное в военном отношении национальное государство. То есть Казис Шкирпа или Йонас Норейка тоже думали, что они служат своей родине?

– Они оба были фашистами [выделено мною]. Норейка стал им очень молодым, Шкирпа – неcколько старше. У Шкирпы было видение фашистской Литвы – страны без евреев. Он высказывался за то, чтобы евреи были не убиты, а изгнаны. Аналогично думал и Норейка: он видел Литву без евреев, потому что думал, что они могущественны и мешают создавать государственность. (…)

От редакции “Обзора”:

В 09:57 на русской странице LRT появилось краткая версия этого интервью.

Описанный в заметке проф. Пинхоса Фридберга фрагмент в ней отсутствует.

26 июня в Каунасе еврейская община и общественность города почтила память жертв погрома во дворе гаража «Лиетукис». На еврейских кладбищах Вилиямполе и Жалякальнис был прочтен Кадиш.

Точное количество жертв погрома неизвестно, но, по оценкам, не менее 60 человек были убиты. Среди погибших были рабочий мыльного завода Ицхак Грин, музыкант Шломо Гольдштейн, поставщик воды И. Курлянчик, торговцы Б. Комаш и Х. Цукерман, учащиеся Песах, Голдберг и Юргис Штромас – отец известного философа Александра Штромаса и дядя проф. Ирены Вейсайте.

Еврейская община выражает благодарность всем, кто принял участие в мемориальном мероприятии: простым каунасцам, которые пришли, прочитав объявление в газете; членам и друзьям общины: писателю Гедиминасу Янкусу, представителю Департамента нацменьшинств Сигитасу Шляжасу, коллективу музея IX форта, представителям национальных общин города, учителю истории гимназии Дайлес Саулюсу Микуцкису и др. Особая благодарность самоуправлению Каунаса и вице-мэру Мантасу Юргутису, который не смог участвовать в мероприятии, но почтил память жертв до его начала, ЛРТ за подготовленный сюжет о мероприятии в «Панораме», гимназии им. С. Дарюса и С. Гиренаса, которая привела в порядок территории вокруг памятника.

ЕОК также благодарит музыкантов: А. Макштутиса (бирбине), исполнителей Й. Рубиноваса и Г. Йоцайте.

Особую благодарность Каунасская еврейская община выражает поэтессе Эляне Суодене, которая прочла не только свое стихотворение, но и трогательный текст своей мамы – профессора медицины Алины Гайлюнене.

Эляна Суодене, доктор гуманитарных наук, поэтесса:

Я прошу прощенья, иудеи,
Братья мои, сёстры на земле,
Дети тех, кто был расстрелян
На преступной пагубной войне,

Внуки тех, кого пытали
В полумраке казематов,
Но Звезда Давидова сияла,
Всех смертей вбирая даты.

Я прошу прощенья иудеи,
Я склоняюсь перед вами ниц.
Шар земной как пуля в той обойме,
Что в рулетку пробуют юнцы.

Я целую жилистые ноги,
Я глотаю слёзы вдовьи.
Попросить прощения позвольте,
Воссияв свечою в синагоге.

На фото: Седьмая сессия Верховного Совета СССР в августе 1940 года в Москве, во время которой страны Прибалтики были официально включены в состав Советского Союза

Чем это было – присоединением, оккупацией, аннексией? В 80-ю годовщину ввода советских войск на территории стран Балтии историк Екатерина Махотина ответила на вопросы DW.

15 июня 1940 года Красная армия вошла в Литву. 17 июня – в Латвию и Эстонию. В 80-ю годовщину ввода советских войск на территорию трех стран Балтии немецкий историк Екатерина Махотина (Ekaterina Makhotina) – доктор исторических наук, преподаватель и научный сотрудник Боннского университета, дала интервью DW. Этой весной на русском языке вышла ее книга “Преломления памяти. Вторая мировая война в мемориальной культуре советской и постсоветской Литвы”. В Германии она была издана в 2016 году под названием “Erinnerungen an den Krieg – Krieg der Erinnerungen: Litauen und der Zweite Weltkrieg”.

DW: Были ли действия советского руководства в странах Балтии направлены исключительно на укрепление своих позиций на Западе перед войной? Или цель завоевать новые территории для себя тоже имела место? Можно ли сегодня дать объективную оценку тогдашним действиям Москвы? 

Екатерина Махотина: Если говорить о нормативном измерении действий Кремля, то историки давно уже такую оценку дали. Уже в начале “нулевых” совместная комиссия литовских и российских историков опубликовала документы из архивов своих стран, касающиеся подготовки и проведения аннексии Прибалтики. Анализируя документы, коллеги ясно показывают, что Секретный протокол к советско-германскому пакту о ненападении противоречил всем нормам международного права. Как Советский Союз, так и Германия делали ставку на силу при решении судеб малых государств и разделили не принадлежавшие им территории. То, что Сталин полагал, что ему таким образом удалось укрепить безопасность своей страны, может объяснить, но никак не оправдать действия Кремля в отношении Польши. Его просчет и недооценка угрозы со стороны нацистской Германии привели к потерям в июне 1941 года.

Укрепление позиций или расширение территорий? В первую очередь, документы показывают, что главным для Сталина было достичь договоренности для укрепления позиций в ситуации агрессивной нацистской экспансии. Напомню, что нацистская Германия захватила к этому времени Чехословакию и изъяла у Литвы под угрозой применения силы Клайпедскую область. С Великобританией и Францией не удалось достичь консенсуса, и в этом ответственность не только Москвы, но и Лондона и Парижа, не доверявших Сталину и негативно относившихся к Советскому Союзу. Сталин предпочел договориться с Гитлером и получил взамен на такую политическую гибкость согласие на усиление влияния в Восточной Европе. Согласившись на заманчивое предложение расширения советской власти на Прибалтику и часть Польши, а потом начав войну против Финляндии, СССР все больше изолировал себя на международной арене. В любом случае, документы показывают, а в западной историографии – известный факт, что идея Сталина присоединения новых территорий появилась ad hoc, на месте, а не являлась заранее продуманным планом.

– В середине июня 1940 года, 80 лет назад, на территорию стран Балтии были введены дополнительные силы Красной Армии.  А в начале августа 1940 года  Литва, Латвия и Эстония стали советскими республиками. Что это было? Присоединение, оккупация, аннексия? Как это видят (речь и о формальном обозначении) в наши дни историки в странах Балтии, в России и в Германии? 

– 20 сентября 1939 года, после разгрома нацистским “рейхом” Польши, МИД Германии составил проект охранного договора с Литвой, по которому та становилась протекторатом “третьего рейха”. Тем временем Сталин решил обменять Люблинское воеводство и часть Варшавского на Литву. Таким образом, Литва вошла в сферу советского влияния и формально, получив обратно Виленскую область вместе со своей исторической столицей Вильнюсом, участвовала в разделе Польши (договор о взаимопомощи СССР и Литвы был подписан в октябре 1939 года). Быстрая и форсированная советизация прибалтийских республик, однако, не планировалась. Сталин признавал, что планирует проникновение, но предложил оставить временно правительства в Эстонии, Латвии и Литве.

Первым шагом было оказание давления на эти государства, чтобы они заключили с СССР соглашения о взаимопомощи, которые бы сделали возможным размещение воинских частей на их территории. Это было первым шагом по установлению контроля и последующей аннексии. С Финляндией Кремль планировал подписать аналогичный договор, но, как известно, это не случилось. Важен период с 1939-го по 1940-й годы: договоры о взаимопомощи способствовали усилению левых сил в самих республиках, но Москва официально отрицала вмешательство во внутренние дела Эстонии, Латвии и Литвы. Возвращение Вильнюса (населенного, впрочем, в своем большинстве поляками и евреями) в Литву было встречено литовским президентом Антанасом Сметоной и литовским обществом крайне положительно.

Трения между СССР и Прибалтикой усилились в результате советско-финской войны – ее окончание означало для балтийских республик конец передышки. Действительно, Кремль начал усиливать присутствие советских военных в регионе. После нападения нацистского “рейха” на Данию, Норвегию, Нидерланды, Бельгию и Францию ситуация в Европе весной 1940 года изменилась – и Кремль начал решительные действия по присоединению территорий.

К 15 июня войска сосредоточились на советско-литовской границе, а 16 июня – на границах с Эстонией и Латвией: начался процесс оккупации и аннексии Литвы и других стран Балтии. Западные державы были или заняты собственным выживанием (Великобритания), или как США признавали оккупацию СССР меньшим злом, чем нацистским “рейхом”. Летом 1940 года под контролем и диктовку Кремля были сформированы правительства – в Литве – 17 июня, в Латвии – 20 июня, а 21 июня – в Эстонии. Началась чистка аппаратов, высылка представителей национальной элиты в СССР, увольнение всех чиновников, создание рабочей милиции и преобразование армии. В начале августа 1940 года, отвечая на просьбу советов министров республик, балтийские страны стали членами СССР. Литовский случай опять отличался спецификой: ей были переданы части Беларусской ССР (Свянцяне и части республики с преобладающим литовским населением).

Если говорить о принятых в научной историографии терминах, то российские и немецкие ученые говорят об “оккупации” и “аннексии”, описывая процесс вхождения республик  в СССР (то есть до августа 1940 года). Историки в прибалтийских странах рассматривают весь советский период до приобретения независимости под понятием “оккупация”. В Литве есть закон, предполагающий судебную ответственность за отрицание преступного характера оккупационного советского режима в Литве.

– При каких условиях странам Балтии удалось бы сохранить суверенитет перед войной и в ходе войны? Был ли хоть один шанс? 

– Шанс был бы, если бы не было “третьего рейха” и экспансивной политики Гитлера по отношению к Западной и Восточной Европе. Историкам сложно думать в сослагательном наклонении, но сам факт того, что практически все страны в ходе войны принадлежали или нацистскому, или советскому блоку, говорит сам себя.

– Немецкая оккупация стран Балтии. Отличались ли действия Германии на территории этих государств от того, что происходило, например, на территории Польши, Беларуси, Украины, России? 

– По гитлеровскому плану (Генеральному плану Ост на территории Рейхскомиссариата Остланд) должна была проводиться колониальная политика, при которой вся продукция идет на благо немецкой экономики, а литовцы, латыши и эстонцы являются “хильфсфольк”, то есть вспомогательными народами, обслуживающими представителей немецкой расы. В отношении славян политика была радикальнее именно из-за расовой идеологической составляющей: война против Польши и на уничтожение против СССР руководствовалась ненавистью по отношению к славянам, радикальным антисемитизмом и антикоммунизмом.

После 22 июня 1941 года началось массовое уничтожение коммунистов и евреев на территориях, куда пришел вермахт. В тех регионах, которые попали под советское влияние по результатам пакта и были аннексированы после 1940 года, евреи и коммунисты часто отождествлялись – и проводились антиеврейские погромы, в которых участвовало и местное население.

Судьба Литвы опять-таки специфична: здесь проживала самая крупная еврейская община в Прибалтике. Ни в одной другой советской республике нацистское руководство не начало так массово и быстро систематически уничтожать евреев: уже в октябре 1941 года в Литве можно говорить о геноциде: немецкая администрация перешла к уничтожению женщин и детей. Важно понимать, что убийства происходили не в абстрактном вакууме лагерей уничтожения, а недалеко от мест проживания, на улицах и площадях и часто – у всех на глазах. Местное население было свидетелем убийств. Некоторые пытались спасти еврейских соседей, а некоторые принимали активное участие в убийствах.

Известная российская писательница Людмила Улицкая стала лауреатом немецкой премии имени Зигфрида Ленца за 2020 год. Об этом сообщает Фонд Зигфрида Ленца. Церемония вручения премии состоится 19 марта следующего года в Гамбурге. Премия Ленца присуждается иностранным писателям за творчество, «близкое по духу» с произведениями немецкого новеллиста и драматурга Зигфрида Ленца, умершего в 2014 году. Денежная часть награды составляет €50 тыс.

Фонд Зигфрида Ленца назвал Улицкую «выдающейся писательницей России». «Ее романы и рассказы отражают трагедию 20 столетия, эпоху тирании и геноцида. Разнообразные и многогранные персонажи в ее повествовательном мире борются за выживание», – говорится в обосновании. Улицкая из их судеб создает «грандиозную ткань, которая связывает настоящее и прошлое, религиозное с политическим, общественное с личным», отметило жюри.

Людмил Улицкая – лауреат премий «Русский Букер» (2001) и «Большая книга» (2007, 2016). Произведения Улицкой переведены не менее чем на 25 языков.

В январе 2020 года Эдуарду Кузнецову исполнился 81 год. 16 из них он провел в советских тюрьмах и лагерях. Сначала семь лет за “антисоветскую агитацию и пропаганду”, а потом 9 из 15, назначенных судом, за несостоявшуюся попытку угона самолета с целью эмиграции из СССР. “По пути” был смертный приговор, позже замененный на 15 лет лагерей особого режима, неделя в камере смертников, этапы, пересылки, сокамерники.

Сегодня в своем доме в иерусалимских горах Кузнецов ведет строго организованный образ жизни. Каждый день занимается спортом (“Час с четвертью, но не за раз, а поделено на три части, чтобы не надоело”), курит не более пяти сигарет в день, причем чаще всего делит их пополам (“Мне хватает”), и так же, как в тюремно-лагерные времена, рядом с ним всегда открытая книга.

Его ответы иногда нетерпеливы, иногда осторожно-уклончивы, иногда взвешенно вдумчивы. Но в каждом слове и взгляде размеренность много видевшего и спокойная твердость цельного человека. Человека, решившегося на самопожертвование и пробившего брешь в железном занавесе.

Эдуард Кузнецов. 50 лет со дня операции “Свадьба”. Разговор обо всем.

Беседовал Габи Вольфсон, newsru.co.il

Эдуард Кузнецов, Борис Пенсон, Сильва Залмансон, Арье Хнох
Фото: Дмитрий Брикман

Эдуард Самуилович, хочу начать с вопроса, над которым думаю много лет, с тех пор как впервые читал ваши “Дневники”. 15 июня 1970-го, вам 31 год. За спиной семь лет отсидки, впереди вся жизнь. И вы хорошо понимаете, что никакой Швеции, никакого Израиля не будет, а будет лагерь или расстрел.

Конечно понимал, что не будет. Бред был бы думать иначе.

Вам страшно не было? Чисто по-человечески.

Как вам сказать. У меня характер такой, я люблю идти на прорыв, когда страшно. Люблю смотреть в глаза опасности. Я хорошо знал, что меня в любом случае арестуют. Пойду я на это дело или не пойду, значения не имеет. Я знал, что КГБ готовит на меня новое дело, поскольку я не раскаялся, не сломался в лагере, а выйдя на волю продолжил встречаться со всякими самиздатчиками и так далее. Мой личный момент был, что меня в любом случае возьмут.

Без связи с самолетом.

Без всякой связи. До самолета, после самолета. Поэтому я прикинул, что бы такого учудить, чтобы получился международный скандал. Такой мощный, такой громкий, чтобы заставил власти изменить свой подход к вопросу эмиграции вообще и алии в частности. И поэтому когда пришла эта идея – она пришла не мне, она появилась среди ленинградских евреев – я решил принять участие. Сидеть – так за дело, знаете, когда сидишь за дело – сидится легче гораздо, чем когда ни за что. Так что да, я конечно был ориентирован на скандал. И я не скрывал от своих будущих подельников своей позиции. Я сказал им: “Вы вольны выбирать, вы же видите за нами слежку”.

Вы видели слежку по пути в аэропорт “Смольное”?

Конечно, конечно. Слежка была настолько очевидной и грубой… Когда мы шли к аэропорту, почти под каждым кустом сидели по два пограничника в зеленой форме. Поэтому я сказал: “Ребята, вы можете свалить. Но учтите, что самого факта того, что мы об этом говорим, планируем, собираемся это сделать, достаточно для того, чтобы нас посадили”. И действительно, те, кто отказались участвовать в побеге вместе с нами, Бутман и его компания, получили от двух до десяти лет тюрьмы.

Вы имеете в виду ленинградских сионистов, в среде которых собственно и возникла идея побега.

Да, но не только их. Там и кишиневцы были, и одесситы. Сам факт подготовки давал властям возможность пустить нас по так называемой 15-й статье.

Это что?

Статья о подготовке к совершению преступления. И это приравнивалось к действию. И ответ ребят был простой: “Мы все понимаем, ну и хрен с ними, посадят – может потом скорее выпустят в Израиль”. Такой был настрой.

Но у вас страха перед посадкой не было, так как все равно было неизбежно?

Конечно. Куда ж деваться, если все так. И я привык идти на прорыв, это в моем характере. Мол, ну и черт с вами, вам же будет хуже. И, кстати, мой следователь через несколько месяцев сказал: “Даа, вам нужен был международный скандал, а не самолет”. Я с ним не спорил.

Когда Бутман рассказал вам о плане побега, у вас были сомнения, принимать ли участие?

Я жил тогда в подвешенном состоянии, ждал ареста.

В “отказе” вы тогда не были.

Нет, конечно. Я даже не смог подать документы и хорошо понимал, что новой отсидки мне не избежать. Поэтому искал возможность крупного скандала, начиная с возможности поджога любимой тещи на Красной площади (смеется), и включая все остальное.

Но вы верили, что затея дойдет до реализации?

Я больше всего боялся, что нас возьмут до реализации, будут судить втихаря и скандала не получится. Нас же могли взять в любой момент. Потом уже я где-то прочитал записку Андропова, написанную в мае, за месяц до побега. Она была в Политбюро, там говорилось, что группа сионистов, антисоветчиков возможно готовит покушение на Толстикова, первого секретаря Ленинграда и области. “Киров” тогдашний. Могли взять до дела и скандала не вышло бы.

Ну, втихаря могли судить и после дела.

Могли, конечно, но выбора у нас особо не было. Решили идти до конца. Кстати, с нами же были и двое неевреев: один украинец, один русский.

Мурженко и Федоров.

Да. И я им сказал: “Ребята, вы можете отвалить, это еврейские дела”.

Их вы привлекли в группу.

Да.

Зачем?

Даже не то что привлек. Я им верил, это мои лагерные друзья, я знал, что они не продадут, не предадут, не стукнут, не проболтаются. И я знал, что они мечтают свалить из Советского Союза. И у них было героизированное представление об Израиле и об израильских спецслужбах. Мол, если Израиль за это взялся, то может быть есть шанс.

Но Израиль за это не взялся совсем.

Конечно. Отнюдь.

Потом писали, что их привлекли для того, чтобы из этого дела не торчали “еврейские уши”.

Это я так сказал во время суда, чтобы хоть немного попытаться их отмазать. Это не удалось, и, кстати, их участь была тяжелее, чем многих из нас: один получил 14 лет, второй – 15. Власти сказали так: “Это вам наказание за то, что связались с евреями. Евреям так, а вам еще хуже”. Их и выпустили позднее всех, только по истечении срока.

В “Дневниках” вы написали, что только лагерные дружбы из разряда настоящих. Это так?

Если случается. Не всегда случается, но если да, то верно.

Те, кто отказались участвовать в побеге, мотивировали свой отказ тем, что захват самолета приведет к арестам евреев, ликвидации еврейской деятельности.

“Погромам”, – они говорили.

Погромам, да.

Более того. Бутман Израиль запросил, как они относятся к такому шагу. Сумасшедшим надо было быть.

Вот это для меня загадка.

А чего тут загадочного? Он испугался и прикрылся тем, что Израиль против.

Что значит “Израиль против”? Сидело правительство и решало?

Не знаю. Мне кажется, что он запросил “Мосад”. Кто-то тогда уезжал из России, не помню фамилии.

Ашер Бланк.

Совершенно верно. И он передал с ним письмо, мол мы хотим сделать то-то и то-то. Как вы относитесь? Здесь решили, что это или провокация КГБ или идиотизм. Как Израиль мог не быть против? Тем более, что тогда была масса угонов самолетов палестинцами и прочими. Израиль был против и на международной арене. Как же они могли не возражать? Бутман это сделал, чтобы прикрыть свою трусость. Мол, я был бы рад, но Израиль был против. Понятно же.

Но разговоры о том, что из-за этого арестуют людей, разгромят организации…

Ну, это вечная еврейская реакция. Не надо ковырять в носу, могут начаться погромы.

Но объективно повод был серьезный.

Ну, а что делать? Когда идешь на международный скандал, надо платить цену. Всего было арестовано 39 человек. Нас было 16, включая дочерей Марка Дымшица. И еще 23 человека были арестованы. Это и в Кишиневе, и в Одессе, и в Ленинграде.

По ходу срока вы встречались с “комитетчиками” (участниками подпольного сионистского комитета, которые были арестованы после попытки угона самолета – прим. ред.)?

Нет. Я сидел в лагере особо строгого режима, ходил в полосатых робах, а они в лагере строгого режима.

Здесь встречались?

Пересекались время от времени.

Обид нет?

А чего обижаться? Они испугались, это понятно. Естественно, даже нормально.

А у них на вас? Всё же, вроде бы из-за вас, ваших действий, они оказались в тюрьме.

А чего им обижаться? Они потом все равно приехали в Израиль как герои. И только тянули одеяло на себя, мол мы зачинщики, мы организаторы, мы все это придумали.

В ходе захвата мог пострадать кто-то кроме вас?

Нет. План был прост: связать летчиков и высадить их из самолета. А пассажиров не было. Самолет 16-местный, мы все билеты скупили. Кстати, на суд вызвали двух летчиков, они сказали, что им ничего не угрожало, и что мы ничего опасного для них не делали. В общем, дали показания в нашу пользу.

То есть пострадать никто не мог?

В принципе нет, но никто не знает, как бы все стало разворачиваться по ходу событий. Когда нас бросились арестовывать на летном поле, они напали на какую-то женщину, которая случайно оказалась там. Как сейчас помню, у нее задралась юбка, баба орет. Мы-то молчали, потому что знали, за что нас вяжут, а она вообще не при чем. Так что в таких ситуациях нельзя спланировать все, но мы конечно исходили из того, что крови быть не должно. Мы рассчитывали на международный скандал, на международную защиту, а значит крови быть не должно. Ни в коем разе.

Если бы вы подняли самолет в воздух, и вас попытались бы перехватить?..

Мы оставили письмо, в котором заранее написали, что на посадку не пойдем. Мы написали это заранее.

На борту самолета были дети. (Две дочери Марка Дымшица, предполагаемого пилота угнанного самолета. Дымшиц, же как и Кузнецов, был приговорен к расстрелу. Смертная казнь ему была заменена 15 годами лагерей особого режима – прим. ред.)

А что делать. Грех пал бы на Советы, не на нас.

Вы были диссидентом больше, чем сионистом в то время.

Сначала да.

Не было идеи, что может лучше, как Буковский, как другие, остаться там и бороться, чего-то добиваться.

Буковский все годы был моим ближайшим другом, и я ему уже тогда говорил, что наши дорожки разойдутся. Потому что у меня цель реализуемая. Может вдали, но реализуемая. “А ваша цель, – говорил я ему. – демократизация России – это абсолютная фантастика, этого никогда не будет”. Поэтому в данном случае, они были беспочвенными идеалистами, а мы – реалистами.

Ваша цель – вы имели в виду уехать.

Да. То есть, не сейчас, а через год, через пять, через десять лет. Но цель реализуема. Во всяком случае реальна. А их – беспочвенна.

То есть, оставаться в России вы не хотели изначально.

Я еще в школе мечтал удрать из России. Пошел добровольно в армию. Кто добровольно ходил в армию?

Кто?

Я. (смеется)

В чем идея?

Идея такая. У моего дядьки алкоголика был приятель – лейтенант в военкомате. И я все время расспрашивал его, нельзя ли пойти в армию так, чтобы попасть в Германию, в Польшу, полагая , что оттуда легче свалить. И вот в какой-то момент он мне сказал, что идет набор солдат, которых отправят в Польшу. Я побрился-помылся, пропил с друзьями последние деньги и бегом в военкомат, мол хочу срочно идти служить в Красную армию. Привозят нас на пересылку. Выстраивают, начинают вызывать. Меня вызывают и говорят: “Кузнецов, идите домой, вас призовут отдельно”.

Опа. За какие грехи?

Я ищу этого лейтенанта, с трудом нахожу. Он пошел выяснять, возвращается и говорит, что напротив моей фамилии стоит галочка: за границу не пускать. Я еще в школе зарекомендовал себя как злобный антисоветчик.

То есть, дело не в еврействе папы.

Нет-нет, чистая антисоветчина. И меня вместо Польши – в Приволжский военный округ.

В общем, идея борьбы за права человека вас не прельщала.

Не без этого. Я участвовал, но никаких иллюзий не питал. То есть, я всегда считал, что это хорошая платформа для того, чтобы кусать советскую власть за задницу, но результаты это вряд ли принесет. И поэтому главная идея была все же свалить.

Шансов на эмиграцию легитимным путем у вас не было?

Никаких. Тогда вообще никого не выпускали.

1500 человек уехали в 1969 году.

Это в основном инвалиды и уголовники.

Уголовники?

Ну, естественно, страна избавлялась от балласта. А я ни в одну из категорий не попадал, поэтому никаких шансов на выезд не было, полная беспросветность. К тому же постоянное ожидание нового ареста, слежка. Один из стукачей, который на меня доносил, рассказал мне, что уже готово новое дело. Да я и сам это в атмосфере чувствовал.

Получается, что не только чувствовали, но и знали.

Знал, да. Парень, который был с нами в одной компании и был стукачом, рассказал. Мог соврать, конечно, но думаю, что не врал.

Откуда вы знали, что он стукач?

Он сам рассказал. Увидел, что я догадываюсь, и покаяться решил. И рассказал, что готовится дело. Так ему его куратор сказал, он сам-то дела не готовил.

Вас взяли в аэропорту “Смольное” 15 июня. Следствие длилось несколько месяцев.

Да, до декабря. Но еще до этого, когда мне только разрешили пообщаться с адвокатом, я спросил его о моем приятеле Абраме Шифрине. Мол, как он поживает. Адвокат говорит: “Так он уехал”. И вот тут я понял, что начали выпускать. “Ну, не зря мы паримся”, – думаю. Для меня это была огромная радость.

Первая ласточка?

Да. Потом уже, в ноябре, декабре, стали выпускать. Тоже единицы пока, но это было очень важно, очень значимо. До этого не выпускали просто никого.

Хотел вас спросить об этом позже, но раз речь зашла… Как вы понимаете этот механизм? Почему ваше дело стало тем, что пробило брешь в стене? Почему после вашего дела стали выпускать? Какова цепочка?

Цепочка ясная. Во-первых, у них тоже отчасти гипертрофированное представление о евреях.

У гэбистов?

У властей советских. Они тоже знают, что если бы не евреи, то не было бы революции. Евреев загнали в революцию. Чертой оседлости, погромами. Это придало революции интеллектуальный характер. Возьмите того же Троцкого, который из ничего создал армию. Понимали, что с евреями лучше не связываться. И потом весь мир завопил. Демонстрации, протесты, требование отменить смертную казнь. Они понимают, что котел начинает кипеть и надо немного выпустить парок. Вы подумайте, там ведь не самые глупые люди сидели.

Ну, чуть-чуть бы выпустили, но они ведь совсем открыли.

Так не сразу. Сначала десятки, потом сотни. До тысяч только в 1974 году дошло. Менялось многое. Америка опять же давила.

Вернемся к следствию. На каждого гэбисты давят по-своему, ищут за что уцепиться. Как давили на вас?

Да, по-всякому.

Например?

А как на меня давить. Грехов у меня нет, я не гомосексуалист. Подсадили “утку”, они все время подсаживают. Так вот один “наседка” явно пытался проверить меня на гомосексуальность. Пару раз прикоснулся ко мне, я рявкнул, а потом на очередном допросе сказал, чтобы убрали его, иначе покалечу. Убрали. Что-то подсыпали пару раз.

Подсыпали?

Да. Какой-то препарат, расслабляющий волю. Я это знал, потому что наутро понимал, что накануне болтал без остановки. Но за руку я их не ловил, все это косвенные улики. Но они всегда это используют, тут удивляться нечего.

Но что они хотели от вас получить? Вы же ничего не скрывали кроме того, что касалось других людей.

Я не только ничего не скрывал, а прямо писал, что, мол, виноваты не мы, а вы, вы нас загнали в угол, а этого делать не надо, мы из угла очень больно кусаемся. Целый трактат им написал, почему я так отношусь к советской власти. Честно говоря, это был пересказ книги Бердяева “Истоки и смысл большевистской революции”. Но они эту книгу вряд ли читали. Потом на суде я откровенно говорил о своих взглядах.

Тогда чего добивалось ГБ?

Им важно было, чтобы мы плакались, каялись, а не стояли в гордой позе, почти плевали в них.

Среди вас почти никто не каялся.

Да, только Бодня признал себя виновным. (Мендель Бодня, один из участников группы, согласившийся принять участие в попытке захвата самолета, так как стремился воссоединиться с матерью, жившей в Израиле – прим. ред.) А так я думаю, что мы вели себя вполне достойно. Ну, только Дымшиц сообщил, что стремится в Израиль, чтобы вступить в коммунистическую партию и бороться. Решил таким образом облегчить свою участь. Мол, я не сионист, а коммунист. Это было настолько глупо, что мы только переглянулись. Но он был решительный, смелый и честный. Когда прокурор на суде спросил русскую жену Марка, Алевтину “Как вам жилось с этим евреем?”, она ответила: “Это были самые счастливые мои годы”. (единственный раз, когда голос Эдуарда Кузнецова дрогнул за время интервью)

Как вы считаете, на чем провалилась операция? Как КГБ вышел на ваш след?

О, ну это совсем несложно. В нашей группе было 16 человек. Чтобы завербовать 16, надо переговорить с сотнями. Те, кто отказались, вряд ли очень твердо хранили секреты. Да и люди из группы почти неизбежно болтали. “Вот ты меня бросаешь, а я-то завтра может быть…” При таком количестве участников утечка неизбежна. Это же не нацистская Германия, где семь тысяч офицеров участвовали в заговоре против Гитлера, и гестапо об этом не знало. Такое в Советском Союзе невозможно.

То есть, изначально вы понимали, что шансов на успех нет.

Конечно. Потом это поняли и все остальные.

Смертной казнью вам грозили на следствии?

Не помню, грозили ли на следствии. Вот этого не помню.

А когда на суде эта тема появилась, стало неожиданностью?

Не совсем. Я как-то внутренне был готов. Знаете, за спиной семь лет отсидки. Я видел, как и не за такое давали расстрел. А уж тут-то. Да еще и рецидивист. Ничего удивительного. Тем более, когда выпустили детей Дымшица, я понял, что они готовят почву для жесткого приговора. Хотели продемонстрировать индивидуальный подход. Мол, этих мы освобождаем, а этих расстреливаем.

Дети Дымшица – это две его дочери Юля и Лиза. Они были с вами в самолете? Вернее, должны были быть.

Да. Одной было 14, а второй, кажется, 16 лет. Они были под арестом несколько месяцев, а потом их выпустили. Я сразу почувствовал, что готовится индивидуальный подход. Кого-то отпускают, кого-то расстреливают.

24 декабря был объявлен приговор. Смертная казнь. Вы считали, что это всерьез, или что они пугают, чтобы потом помиловать?

Конечно, всерьез. Я же не школьник, не студентик был. Семь лет лагерей позади. Причем лагерей тяжелых. В 1963 году меня как злостного нарушителя всяческих режимов перевели из лагеря строгого режима в специальный лагерь особого режима. Тогда только появились эти полосатые робы. Так вот за год у нас расстреляли, кажется, девять человек.

В лагере?

В лагере. За наколки “Раб КПСС” – злостная антисоветская агитация и пропаганда. За то, что стукача назвал стукачом – терроризировал заключенного, вставшего на путь исправления. Девять человек за год расстреляли.

Я понимаю, что звучит наивно, но помню, что, когда первый раз читал о “самолетном деле”, был поражен: вы ведь даже до самолета не дошли, вообще ничего не сделали… И смертная казнь.

Ну, а что? По 15-й статье. Приравнивалось к реальному действию.

24 декабря был объявлен приговор. Неделя в камере смертников до отмены приговора. О чем передумалось за это время?

Да, особенно ни о чем, честно говоря. Учил английский по учебнику. Сидел со мной украинец. Ляченко его фамилия была. Его приговорили к смерти и расстреляли.

Все же расстреляли? В “Дневниках” его судьба не упоминается, только ваши разговоры с ним.

Расстреляли, да. А я с ним еще поспорил на две пачки чая, что не казнят. Думал, если расстреляют, то чай отдавать некому, а если нет, то чаю попьем. Он несчастный человек был, попал в так называемые “ножницы”. Он отсидел десять лет за сотрудничество с немцами. Потом, как это часто бывает, местные чекисты, которые хотели “звездочки” на погоны, начали копать. Выясняется, что он в еще одной деревне участвовал в расстрелах. Вроде то же самое дело, но другие обстоятельства. Значит можно пересматривать. Но тут проблема. Максимум 15 лет можно дать. А он уже 10 отсидел и два года до этого. Всего три года что ли? А что колхозники скажут? Вот ему и сказали: “Извини, дорогой, но ты попал в ножницы. Придется тебя расстрелять”. Реальная история. Кстати, в общении с ним у меня родилась одна из моих maxim. Их немного, но есть. Он все плакался мне. Да он и правда был несчастный человек, попал между жерновами советскими и немецкими. “Что я мог сделать? Или я евреев расстреливаю, или меня расстреливают. Зато в 1943 году я спас одного еврейского мальчика, а потом помог одному партизану бежать”. Вот так и родилась maxima: за то, что еврейского мальчика спас и партизану помог – медаль тебе, а за то, что евреев расстреливал – на виселицу. Так и виси с медалью.

Вы сидели с ним в камере смертников. Возникли какие-то эмоции по отношению к нему? Симпатия, ненависть, сочувствие?

Да что там, несчастное существо. Он с тем же успехом мог и в КГБ работать, и в гестапо. Он только одним занят был – как выжить, как шкуру спасти, не очень понимая, что происходит и что куда движется. Нормальный плохой человек.

Смертную казнь вам заменили 15 годами спецлагерей. Расскажите немного, что такое спецлагерь.

(В ответ Эдуард Кузнецов достал из шкафа небольшой конверт, из которого извлек две полоски ткани , заполненные убористым, едва различимым почерком).

Что это?

Это куски оригиналов моих книг.

“Мордовский марафон”?

Да. И “Дневники”. Каждая такая полоска восемь страниц текста.

Как в тюрьме, в лагере, при шмонах и наседках возможно сохранить такие тексты?

Во-первых, в камере у меня наседок не было. Это я уже про лагерь говорю. А во-вторых, надо быть в хороших отношениях с надзирателями. Один раз в день точно шмон. Иногда по два. Им ведь тоже не охота копаться в грязных бушлатах , в пыли под нарами. И у нас всегда были хорошие отношения. Они знали, что, во-первых, я не стучу, а во-вторых, я не попадусь. Бывало ночью открывается дверь: “Кузнецов, иди сюда. Слушай, я мотоцикл разбил, жена покоя не дает. Дай сто рублей” – “Ладно, закрой дверь так, чтобы никто не видел”. Даю ему деньги. “Я тебя отблагодарю”. Ну, и разумеется он меня шмонать не будет. “Сегодня в пять мы придем”. Приходят, он не шмонает, а журналы листает. Или говорит: “Хлеб мокрый, есть же невозможно, сделайте что-нибудь”. Мы устраиваем голодовку, начальника хлебзавода снимают, полгода хлеб нормальный.

Это все уже на спецу?

На спецу, конечно. У меня очень хорошие отношения были с ментами там. Кто такой мент? Обычный житель деревни рядом с лагерем. Ему негде работать. Он пошел в надзиратели. Встречались, конечно патологические садисты, но очень мало. В основном, обычные мужики.

С которым можно договориться?

Конечно. Он тебе и чай принесет, и сало, и водки. Все что хочешь. Хорошие отношения с ними – это главное условие в лагере.

Чтобы выжить?

Не только. Чтобы нормально жить. Я хорошо жил в лагере в этом плане. На том же спецу. Во-первых, это маленький лагерь. Сначала нас было человек 50, потом стало вообще 30.

И кто были эти люди?

По закону это либо приговоренные к расстрелу и помилованные или рецидивисты.

Уголовники?

Там сложная ситуация. Во-первых, сначала было полно уголовников. Человек 60 наверное. Проигрался такой уголовник в карты, растратили общак, что ему делать? Разбросал листовки и стал политическим. Они нам, конечно, сильно портили жизнь. Они и стучали, и вообще тяжелый народ. Хотя среди них попадались и вполне приличные люди. И в какой-то момент мы возмутились. Ну, какого черта? Он получил свои 15 за уголовку, потом еще семь за политику. Семь отсидел, так вали к себе в уголовный лагерь, а он сидит и сидит в политическом. Я подговорил всю нашу публику, и мы объявили голодовку, требуя, чтобы их убрали из зоны после завершения политического срока. Так мы очистили зону от уголовщины, у нас остались одни политические. Ну, может два человека еще осталось.

Кто был в этой зоне?

В основном, националисты. Украинские, литовские, эстонские. Публика приличная.

В эти годы еще “лесные братья” были в лагерях?

Да, конечно.

Расскажите про спец. Каковы условия содержания?

В обычном лагере люди живут в бараках, выходят в рабочую зону работать, а в остальное время могут свободно ходить по территории лагеря. Спецлагерь – это камера. Это фактически тюрьма. Камеры, рядом дворик, где работали, при нем же прогулочный дворик. Все. Ну и прочие ограничения. В обычном лагере две посылки в год, а у нас посылка в год, да и то, когда ты отсидел половину срока только. И то если нет нарушений. Письмо одно в месяц, а на зоне строгого режима – два в месяц.

То есть, вы, получив 15, семь с половиной лет никаких посылок не видели.

Конечно. А как же? Правда раз в год бандероль до килограмма. Но не продуктовая, только вещички.

“Самолетчиков” не было с вами?

Большинство были в лагерях строгого режима. Были Федоров и Мурженко. Но не в одной камере.

Видеться удавалось?

Ну, конечно. Всех же выводили работать в рабочую камеру, так называемую. Причем работали до обеда, после обеда я ложился спать, я всегда после обеда сплю. Открывается дверь, надзиратель такой: “Шевчук, Остапчук, Бондарчук на работу, Кузнецов спит, все понятно”. (смеется) Не трогали.

А что за работа? Что делали?

Работа нетрудная, но вредная. Шлифовали подвески стеклянные. Пылища стеклянная, мокрая. Но я не работал.

Совсем?

Вообще.

И по утрам нет?

Нет, какого черта я буду? Приходил начальник лагеря: “Кузнецов, завтра комиссия из управления. Ты можешь хоть лицо помазать?” “Да иди ты… Сейчас лицо, потом жопу”.

Не давили? Карцеры, например, за отказ от работы?

Да чего давить? Я тогда получал открытки переливающиеся. Как голограммы. Только-только появились. Так вот за такую открытку за меня делали почти месячную норму. Были там люди, которые не могли сидеть в камере. Им нечего было делать, читать они не умели. И были те, кто за вот открытку эту делали норму. Так что формально я работал. Был с нами один, который даже в воскресенье на работу рвался.

Зачем?

Ну, не может человек в камере сидеть. Дай ему что-нибудь делать.

А вы? Читали?

Конечно. Я много книг получал, тогда можно было. “Книга почтой” приходили. Причем хорошие книги приходили. Как-то незадолго до освобождения уже дернули меня в камеру отдельную. Мент шмонает, а рядом стоит капитан гэбешный, кажется Кочетков. Наблюдает, чтобы шмонали как следует. А я только получил бандероль. Там два куска французского мыла и тапочки. Он тапочки ломает, чтобы посмотреть, ничего ли внутри нет, а мыло шилом прокалывает. Я говорю ему: “Ты что делаешь, ты же вещи портишь, а я вижу, что куда-то меня везете. Точно заплатишь за эти вещи”. И точно везут меня в Саранск, там центр гэбешный Мордовии. Уже потом я узнал, что это была специальная поездка перед освобождением, чтобы характеристику составить и так далее. Занимался этим знаменитый полковник Сыщиков.

Чем он бы знаменит кроме фамилии?

О, про него даже Сахаров в мемуарах писал. Очень хваткий мужик, здоровый, под Котовского бритый, хитрый. Действительно хваткий. Привозят в Саранск, в гэбешную тюрьму. Вызывают в допросную камеру, сидит этот Сыщиков. “О, здорово”, – говорит. Мы с ним знакомы, уже виделись. В 1973-м, когда “Дневники” опубликовали, он меня попросил их пересказать. Пересказать “Дневники”. В КГБ были уверены, что невозможно, сидя на спецу, все это написать. Мол, ЦРУ писало. Ну, я ему по памяти почти все пересказал, чуть ли не дословно. Ну, в общем, вызывает. “Эдуард, как дела?” Я ему: “Чего надо?” – “Поговорить” – “Да пошел ты, не буду я с тобой разговаривать” – “Чего так?” Я уже вижу, ему что-то от меня надо, что-то важное. А мне-то что терять? Нечего. Я ему и говорю: “Ваш Кочетков мне тапочки сломал и два куска французского мыла расколол. Пусть отдаст, тогда и разговаривать будем”. Он тут же вызывает Кочеткова. “Ты что, мудак, наделал?” И мне: “Ну, хорошо, тапочки он тебе купит, а мыло французское где возьмет?” Я говорю: “А мое какое дело? Раньше думать надо было”. В общем он туда-сюда. “Ладно, чего ты хочешь?” Говорю: “Позвоните Сахарову и Боннер”. А вы знаете, что они были мои “дядька” и “тетка” пока не гэбисты не раскусили? (Андрей Сахаров и Елена Боннэр заявили, что являются родственниками Эдуарда Кузнецова, что облегчало поддержание связи с ним после ареста – прим. ред.)

Она даже на процессе была вроде бы.

Да, конечно. Кричала “фашисты”, когда смертный приговор вынесли. Так вот, говорю, пусть пришлют посылку. Килограмм красной икры, килограмм черной, “Мастер и Маргарита”, которая тогда только вышла и то ли Цветаеву, то ли Пастернака. Не помню уже. “Хорошо, говорит гэбист, все будет сделано”. Проходит неделя, получил посылку. Все точно. А еще через какое-то время вызывает меня такой полковник Романов. Мордастый мужик, крепкий. Хвалился, что шесть лет был резидентом КГБ в Египте. Говорит: “Я жене и дочке рассказал, что ты получил “Мастера и Маргариту” и Цветаеву, они на меня прямо взъелись. “Как так, заключенные читают, а мы нет?” Я им сказал, что у меня заключенный получил килограмм красной икры и килограмм черной. “А вы когда ее видели в последний раз?”” В общем попросил почитать.

Дали?

Дал, конечно. А еще через какое-то время вваливаются ко мне в камеру четыре полковника и два генерала. “Собирайся”. Куда чего, не говорят. Я так к Романову поближе. “Если на свободу, то книжки можете оставить себе”. Он кивает. Ну, я не знаю, правда или нет гэбешнику соврать недолго. А через месяца два после приезда в Израиль пришли посылок пять с книгами, а среди них Цветаева и “Мастер и Маргарита”.

Отдал таки.

Да. Я рассказывал это, чтобы понятно было, что за книги.

На спец доходили слухи об акциях в вашу защиту, поддержку?

Конечно, доходили. Некоторые мы сами устраивали. Например, начинают нас давить. Всякие ограничения вводят и тому подобное. Надо их на место ставить. Связываюсь с Боннер и Сахаровым. Люди же на свидание приезжают. Редко, но приезжают. Вот и говорю, что нам “край”. Надо нам устроить акцию протеста 5 декабря или 5 октября. Оттуда через какое-то время приходит “окей”. И 5 октября мы объявляем голодовку, а в Париже в этот день проходит демонстрация в нашу защиту, с требованием нашего освобождения. Тогда в Москве, конечно, начинают рвать волосы на жопе, звонить местному начальству: “В чем дело?!” Те начинают оправдываться: “Мы хотели, чтобы Кузнецов на работу вышел”. “Какой Кузнецов?! Прекратить немедленно”. Для них это событие.

Израиль что-то делал?

Делал, конечно. Не так много, как хотелось бы, но делал.

Часто говорят, что Израиль держался в стороне, чтобы не раздражать русских.

Да. Террористы, то се. Могли бы больше сделать на самом деле. Но самое главное сделала Голда Меир, конечно, когда она связалась с Франко. Знаете эту историю? Тогда был вынесен смертный приговор трем баскским террористам. Они двух жандармов убили. И демонстрации шли с требованием помиловать нас с Дымшицем и этих трех баскских гадов. И Франко их помиловал, чем поставил Москву в неловкое положение. Фашист Франко оказался гуманнее коммуниста Брежнева. И ничего не оставалось Москве как нас помиловать.

А во время отсидки Израиль что-то делал?

Делали, конечно. Демонстрации, митинги. Очень много даже, я бы сказал. Но в основном в Америке и во Франции.

О попытке угона самолета писали очень много, о вашем аресте, о суде тоже. А вот об освобождении почти ничего. Вас освободили в 1979-м. Как это было?

Ну, как обычно. Посадили в поезд, в спецвагон для заключенных, повезли в Москву, в Лефортово. В третий раз в жизни я там был. Через пару дней вызывают меня. Сидят за столом два старичка, явно номенклатурных таких. И объявляют мне, что решением, кажется, Верховного Совета меня лишают советского гражданства и высылают за пределы “нашей Родины”. Я только спросил: “Когда, когда?”

Был же обмен, верно?

Да. Освободили двух советских шпионов, арестованных в США и приговоренных к 50 годам заключения каждый. Сняли эмбарго на поставку большого компьютера в СССР. Плюс отменили смертный приговор полковнику Филатову, который был военным атташе, кажется, в Алжире и работал на Америку. Ему дали вышак, а потом заменили 15 годами.

А с вашей стороны?

Освободили Дымшица, меня, Мороза, Гинзбурга и главу пятидесятников, сейчас не помню его фамилию. Прилетели в Нью-Йорк, нас встречала демонстрация в 150 тысяч человек. Пришел сенатор Джексон, помните такого?

Тот, который “поправка Джексона-Вэника?” (поправка к американскому закону, запрещающая предоставление режима наибольшего благоприятствования странам, ограничивающим права человека, в частности свободу эмиграции – прим. ред.)

Да, он самый. У меня с ним фотография есть. Но пробыл я в Нью-Йорке всего два дня. Позвонил Бегин и сказал: “Завтра День Независимости, хотелось бы вас видеть здесь”. Пришлось прервать пребывание в Нью-Йорке и лететь в Израиль.

В том, что касается выбора места жительства, страны, были сомнения, размышления, дилеммы?

Ни секунды.

Даже так? У вас ведь много друзей по разным странам.

Я никогда на многих других похож не был. Для меня было очевидно, что только Израиль.

И как вам страна?

А у меня никаких иллюзий не было. Никогда. Я всегда знал, что это в каком-то смысле, нормальное х..вое государство, как всякое другое.

Но это государство крайне идеологизированное, а вы на процессе сказали, что главное для вас свобода. Не было противоречия?

Нет, конечно. То, что главное свобода, не означает, что идеология на втором месте неважна.

Но пропорции соотношения этого вам не мешали?

Ну, пока я разобрался что к чему, прошло года два. Я же потом уехал работать на радио “Свобода”, главным редактором новостей. Мне предложили, показалось интересным. А когда началась большая алия, я понял, что пора возвращаться и делать хорошую газету. И думаю, что удалось.

Политика? Была у вас такая попытка. (Создание предвыборного списка “Самех”)

Нет-нет. Это скорее была попытка прощупать почву, пообщаться с людьми, понять механизмы. Я не политический человек.

Вам предлагали? Были обращения?

Щаранский предлагал. Когда создал свою партию. Но какой из меня политик, смеетесь что ли? Я на радио работал, потом здесь газету создавал. И, кстати, еще год в Париже проработал. Но не в СМИ. Там я возглавлял Интернационал Сопротивления. Его создали Буковский, Максимов и я. Он объединял представителей, кажется, 15 государств, в которых у власти были большевики или где людям угрожали. Мы делали интересные вещи: помогали дезертирам из Советской армии, тем, кто воевал в Афганистане и бежал. Вывозили их оттуда. Поставляли литературу в Советский Союз. Более того, это была моя идея, мы начали поставлять видеофильмы в СССР. До нас дошли слухи, что там организовываются подпольные клубы, где просматривают фильмы. И мы наладили поставку туда. Через польскую “Солидарность”, грузовиками. Они возили в тайниках, там это частично попадало на рынки, где продавали, частично расходилось по рукам. Это породило реальный ажиотаж. Причем это были не обязательно политические фильмы. Просто хорошее кино. “Однажды в Америке”, другие фильмы.

Если можно, пару слов о России. Вы сказали на суде, что бороться с советской властью – это занятие не столько бесполезное, сколько ненужное, так как она всех устраивает.

Конечно, устраивает.

Вы сегодня смотрите на происходящее там, и что думаете?

Сегодня происходит откровенная реставрация советского строя. И не то, что специально кто-то делает. Это склонность российского народа к такой форме власти. Жесткая вертикаль, максимально жесткая власть. Никакого шатания, никакого расползания в разные стороны. Больше всего они боятся федерализации. Чтобы никто не начал разбегаться.

Возможна демократия в России?

Нет. Ни там, ни в арабских странах. Невозможно. Это противоречит национальному характеру. Что такое русская скрепа? Это чтобы у соседа корова сдохла и чтобы на халяву выпить можно было. Всё.

А сегодняшний Израиль?

Не в восторге, мягко говоря, в политическом плане. Поэтому и голосовать не ходил. Смотрю на то, что делается. Изговнялись все. И рад бы, но не за кого.

Говорят, вы когда-то очень ценили Нетаниягу.

Да, очень. Он бывал у нас дома, я часто бывал у него. Но что поделать – долгая власть портит людей. Хотя он без сомнения очень талантливый человек и на голову выше всех остальных. Это я тоже понимаю. Сильнее его никого нет, несмотря ни на что. Но голосовать не могу.

Так чего не хватает Израилю?

Хрен его знает. Решительности, наверное. Принципиальности. Политической воли нет. Политики играют в свои мелкие игры, делят министерские портфели, пытаются усидеть в министерском кресле, а об Израиле, как таковом, слишком мало думают. А если и думают, то, еще раз говорю, не хватает политической воли. Все время оглядываются на то, что скажет Верховный суд, соседи по партиям.

Вы по отцу еврей, по матери русский. В Израиле, стране, находящейся под сильным влиянием религии, вам это не мешало?

Не без того, конечно. Дураков везде много. Но я давно уже вывел формулу: еврей – это тот, кого считают евреем соседи. В России, в Сирии, где угодно. Считают соседи евреем – значит еврей.

Вы не жалеете, Эдуард Самуилович?

Ни в коем случае. Более того, все это помогает мне спокойнее думать о неизбежности смерти. Сделано важное, очень важное. И сидеть было легче, потому что за дело.

 

 

 

Сегодня, 14 июня, в День скорби и надежды, председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски не получила приглашение от организаторов памятного мероприятия, посвященного трагическим событиям 1940 г. Может, они забыли о том, что и евреи Литвы вместе с другими гражданами страны были сосланы в Сибирь. Предлагаем вашему вниманию речь Ф. Куклянски о ссылках евреев Литвы, с которой председатель ЕОЛ выступила 14 июня 2016 г. в Сейме.

За 25 лет независимости Литвы у ЕОЛ не было возможности высказаться в День скорби и надежды.  75 лет прошло с начала массовых ссылок жителей Литвы. Для еврейского народа, который подвергался гонениям со времен ассирийцев, вавилонян и римлян, можно сказать, что ссылки — это часть исторического идентитета.

75 лет назад, в 1941 г., было сослано около одного процента тогдашней еврейской общины Литвы. В процентном соотношении – это самое большое количество сосланных из Литвы. Репрессии не сломали еврейское самосознание: в подполье действовали сионистские организации, преподавался иврит, делалось все возможное для того, чтобы члены общины могли выехать в Эрец Исраэль (Палестину).

По словам д-ра исторических наук Соломона Атамука – автора монументального труда «Евреи в Литве ХIV-ХХ века», до Второй мировой войны в Литве выходило 16 еврейских ежедневных газет, 30 еженедельных, 13 непериодических изданий, издано почти 20 литературных сборников.

После оккупации Советским Союзом, были закрыты все еврейские издания (даже популярная среди коммунистов газета „Folksblat“), еврейская община подверглась не только социальным, но и культурным репрессиям. Кроме закрытия еврейских СМИ, увольнения редакторов этих изданий, система взялась за реорганизацию или закрытие научных институтов. Была ограничена деятельность знаменитого Еврейского научного института YIVO, были уволены его сотрудники, конфискованы различные книги и издания, закрыты еврейские библиотеки.

Постепенно советская система решила расправиться с духовными ценностями еврейского народа. Огромным ударом для еврейской общины стала советизация системы просвещения: частных или общинных школ не осталось, часть еврейских школ была закрыта, а в оставшихся запретили преподавать иврит, традиционные еврейские предметы и т.д.

Так как я – адвокат, я интересовалась судьбой своих коллег в первые годы оккупации. Перед выборами в так называемый «Народный сейм» были арестованы известные адвокаты – Лев Гарфункель и Яков Голдберг. По приказу министра юстиции П. Пакарклиса были уволено много адвокатов. По данным З. Толюшаса, от большевистского террора пострадали почти 50 % адвокатов Литвы.

Парадоксально, что 5 июля 1940 г. по приказу министра был уволен старейших адвокат Паневежиса Генрик Ландау, который в качестве адвоката в разное время защищал 40 человек, обвиняемых за коммунистическую деятельность, но это ему не помогло.

Пострадали и адвокаты Вильнюсского края, а также беженцы из Польши. В октябре 1939 г. были арестованы Йосиф и Рахель Черниковы, Юрий Прейс, Александр Розенгольд. Как указано в их делах, хранящихся в Особом архиве, они арестованы «за свою адвокатскую деятельность». Судил их Суд Белорусской ССР по законам Белоруссии. Все получили по 8 лет тюрьмы. В сентябре 1941 их амнистировали как граждан Польши, однако преследования продолжились. Адвокат Ю. Прейс в скором времени был снова арестован и приговорен к 7 годам заключения.

Советская система национализировала имущество общины, была присвоена и большая часть имущества и капитала частных лиц. В 1937 г. в более 200 городках и городах Литвы 56% ремесленных мастерских принадлежали евреям. В первые годы советской оккупации большая часть владельцев лишилась своей собственности, а более крупные были репрессированы. 83% присвоенных в 1940 г. предприятий принадлежали евреям.

Во время земельной реформы у евреев была отобрана земля, а затем последовали аресты.

В Вильнюсе и по всей Литвы были арестованы и депортированы известные еврейские общественные деятели: Рувен Рубинштейн, Лейба Гарфункель, Менахем Бегин, ставший потом премьер-министром Израиля.

Большая часть ссыльных евреев вернулась в Литву после смерти Сталина, а также после 1970 г., когда появилась возможность (особенно с помощью западных еврейских организаций) покинуть СССР.  Многие воспользовались этой возможностью: вернувшись на родину, они столкнулись с жестокой реальностью последствий Холокоста – утратой родных и близких, полностью уничтоженными еврейскими общинами городков и т.д.

Советские диссиденты стремились к реформам в стране, литовские диссиденты мечтали о независимости Литвы, приоритетом евреев стала репатриация в Израиль. Для многих евреев Советского Союза Литва была своеобразной транзитной остановкой перед выездом на родину предков, т.к. в Литве, по сравнению с другими советскими республиками, в то время выдавали намного больше разрешений на репатриацию. Некоторые из них так и не уехали в Израиль, а завязали довольно тесные связи с литовскими диссидентами и остались жить в Литве. Эти евреи и их потомки стали частью нынешней Еврейской общины Литвы.

Жаль, что понятие еврейского ссыльного сегодня почти забыто или игнорируется. Ссылки воспринимаются только как трагедия литовского народа. Наверное, поэтому и права бывших ссыльных еврейского происхождения в независимой Литве восстанавливаются иначе. Об этом свидетельствуют законы О восстановлении гражданства Литвы и права собственности: все ссыльные евреи, которые после ссылки уехали в Израиль, потеряли возможность восстановить свое Литовское гражданство и право на собственность.

В нашей общине также есть бывшие ссыльные. Среди них – Яков Менделевский. Он с родителями жил в Укмерге. 14 июня 1941 их вывезли в Алтайский край. По воспоминаниям Якова, в их вагоне были только еврейские семьи из Укмерге.

Ссылки и репрессии – это общая боль всех народов Литвы. Общая боль должна объединять, а не разделять.

 

 

16 – 18 июня в местечке Кракес (Кроки на идиш, прим. ред.) пройдет «Неделя еврейской культуры» – цикл просветительских мероприятий, который познакомит всех желающих с еврейскими традициями, кулинарным наследием, клезмерской музыкой, историей еврейской общины Кракес.

На месте бывшей синагоги местечка, возле сенюнии (староства), будет установлен информационный стенд, рассказывающий историю еврейской общины. Кроме того, будет открыта выставка «Кракес в межвоенное время» и представлен туристический маршрут «Прогулка по еврейскому Кракес».

Евреи жили в Кракес с середины XVII века. В 1847 г. в местечке проживало 399 евреев, в 1897 – 1090 (59% всего населения). В 1863– 1876 раввином Кракес был Залман-Симха Тройб, с 1880 – Меир Рабинович, в 1897–1907 – Элиягу-Меир Файвельзон (1867–1928), в 1907–15 – Бенцион Ноталевич. В начале ХХ в. в Кракес было три синагоги.

В конце XIX – начале ХХ века многие евреи местечка выехали в США и Южную Африку. В 1908 г. выходцы из Кракес организовали в США землячество. В 1912 г. в Кракес действовало Еврейское ссудо-сберегательное товарищество. В 1915 г. многие евреи были высланы во внутренние губернии России; имущество евреев было разграблено.

Основными занятиями евреев Кракес в 1920–30-х гг. были ремесла, извоз, торговля сельскохозяйственной продукцией. Евреям принадлежали 18 из 20 магазинов и мастерских, 2 мельницы, кондитерская фабрика. Оба врача и единственный фармацевт в городке были евреями. В начале 1920-х гг. начал действовать Еврейский народный банк. Раввином Кракес в 1930-х гг. был Довид Гольдберг (?–1941). Работала школа «Тарбут» (преподавание велось на иврите), несколько хедеров, иешива, еврейская библиотека, самодеятельный театр, действовали отделения различных еврейских партий и организаций. В сентябре 1941 г. евреи Кракес были расстреляны.

На снимке: польская полиция времен Второй мировой войны. Фото из книги Яна Грабовского

В конце этого года на английском языке выйдет книга под названием «На службе: роль польской “синей” и уголовной полиции в Катастрофе». («Синяя», или “Гранатовая” – Granatowa policja – название польской полиции по цвету формы). А пока эта книга вышла по-польски и вызвала бурю, – пишет detaly.co.il.

Уроженец Варшавы, профессор Ян Грабовский посвятил десятилетие сбору материала для книги. Его исследования основаны на работе в архивах Польши, Германии, Соединенных Штатах и Израиля. Он также встречался с очевидцами, среди которых были люди, пережившие Катастрофу, рассказавшие ему об ужасных преступлениях, свидетелями которых они стали. «Я сам был поражен, узнав, какую роль сыграла польская полиция в убийстве польских евреев, – отмечает Грабовский. – Убийство, изнасилование, грабежи – масштабы этой трагедии непостижимы», – пишет он в книге.

Польша перестала существовать, как независимое государство, после завоевания нацистской Германией в 1939 году. В отличие от других стран, оккупированных нацистами, в стране не был установлен местный марионеточный режим. В Лондоне было создано польское правительство в изгнании, прозападное и антинацистское, а подполье начало операции против немцев.

Исключением была польская полиция, которая была восстановлена немцами осенью 1939 года, сразу после завоевания страны. Причиной ее создания, как объясняет Грабовский, была необходимость Германии в наведении порядка в генерал-губернаторстве (районах Польши, которые не были присоединены к нацистской Германии, включая Варшаву, Люблин и Краков). Однако помимо обычных полицейских задач, польские силы, в состав которых входило около 18 000 человек, также участвовали в различных операциях, по результатам которых, они стали, по словам Грабовского «убийцами в форме».

Он показывает, что польская полиция под немецким командованием стала «убийственной и преступной организацией, которая была ключевым элементом в  окончательном решении еврейского вопроса».

На вопрос, не рискует ли он в свете того, что польское правительство ведет борьбу против любого упоминания слова «Польша» в контексте Катастрофы, Грабовский представляет документы, подтверждающие его слова. Однако семантические проблемы – не главное. Суть в том, что его новая книга полностью опровергает преобладающее в современной Польше представление, что поляки не участвовали в убийстве евреев в систематической и организованной форме. По их мнению, это делали отдельные люди, которые не были частью нормального польского общества.

Книга Грабовского разрушает это убеждение. Хотя и под немецким руководством, но с большой охотой и рвением польские полицейские принимали участие в систематических убийствах евреев в городах и в деревнях, в гетто и в местах, где евреи скрывались. «Без польской полиции немцам не удалось бы выполнить свои планы, – говорит Грабовский. – Она стала важным фактором в немецкой политике уничтожения евреев». В одной главе Грабовский приводит множество примеров участия полицейских в “акциях” .

Основной причиной того, что немцы нуждались в польской полиции, было то, что им самим было трудно различать польских евреев и поляков. Еврей, которому удалось сбежать из гетто и смешаться с местным населением, представлял собой серьезную проблему. В этих случаях им и помогала польская полиция, которая хорошо знала своих еврейских соседей и была знакома с местами, где они могли найти убежище. Однако историк также документирует множество других случаев, когда польские полицейские действовали независимо и убивали евреев без какого-либо указания немецкого начальства.

Работы профессора Грабовского вызвали особенно бурную реакцию после публикации его предыдущей книги «Охота на евреев: предательство и убийство в оккупированной немцами Польше». Он заявил, что число евреев, убитых в Катастрофе в результате прямого или косвенного участия поляков могло достигать 200 000 человек. Эта цифра, которая вскоре стала распространяться по всему миру, стала шоком для многих в Польше.

Теперь, три года спустя, Грабовский хочет скорректировать данные. «Должен сказать, что за последние три-четыре года работы я сделал переоценку этих цифр – в сторону увеличения”, – заявляет он.

Причину новой оценки можно найти в обнаруженных им материалах о роли польской полиции в преследовании евреев. Одна из главных причин ярости, которую его последняя книга вызвала среди польских правых – ее «главные герои».

Сотрудники польской полиции считались законопослушными гражданами, которые имели высокий статус в довоенном польском обществе. Во время войны, помимо службы в полиции, многие из этих людей также принадлежали к польскому подполью, которое воевало против тех же немцев, и некоторые по сей день считаются национальными героями в Польше.

На вопрос, как он может объяснить это явление, Грабовский отметил антисемитизм, широко распространенный в Польше еще до Катастрофы, так и эффективную немецкую пропаганду, которая превратила евреев – в глазах польских полицейских – из польских граждан с равными правами в чужаков, которых можно убивать.

Офер Адерет, «ХаАрец»

Ян Грабовский (польск. Jan Grabowski; род. 24 июня 1962, Варшава) — польский и канадский историк, писатель, профессор, доктор наук. Профессор истории в Университете Оттавы (с 1993 года). Соучредитель и член Исследовательского центра Холокоста Института философии и социологии Польской академии наук. Основная сфера научных интересов — Холокост польских евреев.

Работал профессором в университетах Франции, Израиля, Польши и США. Я. Грабовский свободно владеет французским, английским, немецким, польским и русским языками, его статьи напечатаны в научных журналах на английском, французском, польском, немецком языках и иврите. Победитель Международной книжной премии «Яд Вашем» (2014) за книгу «Охота на евреев: предательство и убийство в оккупированной немцами Польше».

Ян Грабовский родился в 1962 году в Варшаве. В 1986 году получил степень магистра истории в Варшавском университете.

В 1988 году Я. Грабовский переехал из Польши в Канаду. С 1993 года работает профессором в Университете Оттавы, где преподает историю. В 1994 году защитил докторскую диссертацию по истории в Монреальском университете.

С 2011 года Ян Грабовский был назначен Председателем отдела по изучению расизма, антисемитизма и Холокоста им. барона Фридриха Карла фон Оппенгейма в научно-исследовательском центре Яд ва-Шем.

18 июля 2014 года в рамках V летней школы по еврейской истории и вопросам полиэтнического прошлого Центрально-Восточной Европы Я. Грабовский провел лекцию на тему «Роль польской „Гранатовой полиции“ и польской Kripo (уголовной полиции) в „окончательном решении еврейского вопроса“».

Книги Яна Грабовского положительно восприняты в научном сообществе (включая и Германию) и многократно рецензировались. В частности, в 2014 году труд Грабовского был отмечен высшей Международной книжной премией «Яд Вашем».

В 2016 году стал членом-корреспондентом в Центре Манделя. В июле 2017 года преподавал в Хайфском университете курс «Истребление польских евреев, 1939—1945 гг.».

За исследование темы Холокоста польских евреев польские националисты угрожали профессору убийством. В 2009 году польский сайт начал атаку на Я. Грабовского, печатая статьи с нацистскими заголовками «Зиг Хайль, мистер Грабовский». В январе 2011 года Ян Грабовский успешно выиграл судебный иск против этого сайта. Апелляция польского сайта, печатающего нацистские наезды на профессора, была отклонена. Он также выиграл судебный иск против владельца сайта, публикующего нацистские материалы, и тот был вынужден перечислить деньги польской организации, объединяющей переживших Холокост «Дети Холокоста».

19 июня в Шакяйском районе Литвы, в деревне Сударгас, будет открыт памятник известному американскому писателю, автору знаменитого романа «Над пропастью во ржи» Джерому Дэвиду Сэлинджеру. Отец писателя Соломон Сэлинджер литвак, родители которого уехали в США из Сударгаса в ХIX веке.

Идея открыть память Дж. Д. Сэлинджеру принадлежит выходцу из этого края, продюсеру Роландасу Скайсгирису.

«У всех бывают какие-то «идеи фикс». Скажем, для многих важна родина, а для меня важно конкретное место, в котором я родился и вырос. Пару лет назад Аудрюс Сяурусявичюс (экс-глава общественного Радио и ТВ Литвы LRT прим. ред.) рассказал мне о том, что предки Сэлинджера из деревеньки Сударгас, которая находится совсем рядом возле того места, откуда родом и я. Вот, тогда и решили, что надо как-то отметить этот факт, поставить памятник или установить художественную инсталляцию», – рассказал Р. Скайсгирис.

Идею памятника Сэлинджеру поддержала и сенюния (староство, прим.ред.) Сударгаса. Автор монумента – скульптор Нериюс Эрминас.

 

Председатель Еврейской общины (литваков) Литвы ответила на письмо-извинение парламентария Аудрюса Шимаса.

Напомним, в конце мая на Youtube была выложена запись заседания парламентского комитета по национальной безопасности и обороне, во время которого два его члена голосуют (в частности, представитель фракции правящей партии «крестьян и зеленых» А. Шимас), вскидывая руки в нацистском приветствии.

Председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Ф. Куклянски обратилась к спикеру парламента В. Пранцкетису и главе парламентского комитета по национальной безопасности и обороне Д. Гайжаускасу дать оценку «зигующим» членам Сейма.

После этого, 28 мая, член фракции правящих литовских “крестьян” А.  Шимас на заседании Сейма принес извинения за то, что форма его голосования кому-то напомнила приветствие нацистов, он сказал, что просто голосовал.

“Я очень извиняюсь по поводу моего голосования, но это никак не было связано ни с какими действиями, не было направлено против кого-либо”, – сказал А. Шимас. На следующий день парламентарий направил письмо Еврейской общине, в котором принес извинения, подчеркнув, что его действия неправильно трактовали.

В письме А. Шимасу председатель ЕОЛ Ф. Куклянски отметила:

«Хочется верить в искренность вашего извинения, вместе с тем, нас удивляют ваши утверждения, что ситуация искусственно обостряется, а Еврейскую общину (литваков) Литвы пытаются втянуть с «некорректные политические игры, наносящие урон этике и чести политиков». Подчеркну, что ЕОЛ – независимая организация, и ею никто не манипулирует. Обязанность общины – чтить память 6 млн евреев, погибших в годы Холокоста и делать все возможное, чтобы одна из самых страшных трагедий ХХ века никогда не повторилась. Прежде всего, это – просвещение общества, и Вы могли бы принять в этом участие. Например, организовать в вашем округе (Биржайско-Купишском) лекции историков о Холокосте, встречи с бывшими узниками гетто и т.д. ЕОЛ с радостью поддержала бы такую гражданскую инициативу, став партнером этих просветительских мероприятий. Считаем, что такие мероприятия и подобные инициативы с участием парламентариев послужат развитию толерантности и взаимопониманию.

Поэтому призываю Вас не ограничиваться извинениями, а продемонстрировать настоящее лидерство и реальную работу», – говорится в письме председателя ЕОЛ Ф. Куклянски.

 

7 июля исполняется 160 лет со дня рождения известного литвака, американского еврейского журналиста и писателя Авраама (Эйба) Кагана (Кахана).

Внук раввина из местечка Вид, сын преподавателя хедера в городке Велиж Витебской губернии Авраам (Эйб) Каган стал видным американским журналистом и общественным деятелем. Он родился 7 июля 1860 года в Пабярже. Щедро одаренный, Авраам успешно окончил школу, затем с отличием окончил Виленский еврейский учительский институт.

После окончания института в 1881 году А. Каган стал преподавателем русско-еврейской школы в Велиже. Увлеченный социалистическими идеями юноша принимал активное участие в еврейском революционном движении. Вскоре молодой учитель подвергся преследованию со стороны царской жандармерии. Чтобы избежать ареста, Авраам Каган был вынужден эмигрировать.

В июне 1882 года Авраам Каган прибыл в Соединенные Штаты Америки. Поселившись в Нью-Йорке, он непродолжительное время работал на табачной фабрике, потом жестянщиком в мастерских. За изнурительный труд в течение 10–12 часов в день хозяева платили ему гроши. А. Каган примкнул к растущему в стране рабочему движению. В 1888 году он сыграл активную роль в создании первых еврейских союзов рабочих, в частности, стал одним из организаторов Объединения еврейских профсоюзов.

Одновременно А. Каган в качестве корреспондента сотрудничал в русских периодических изданиях «Русский еврей», «Вестник Европы» и других. Но сотни тысяч евреев, прибывших из Российской империи и стран Восточной Европы, говорили и читали на языке идиш и были заинтересованы в прессе на еврейском языке. Именно Авраам Каган заложил основы первых еврейских средств массовой информации. Он был инициатором издания еженедельника «Ди найе цайт» («Новое время», 1886), «Ди арбайтер цайтунг» («Рабочая газета», 1891–1896), журнала «Ди цукунф» («Будущее», 1892–1897). На страницах этих изданий под именем Эйб Каган печатались статьи, где раскрывались трудности, с которыми сталкивались еврейские иммигранты, анализировалось положение рабочего класса в стране и его борьба за свои интересы.

Преданность Эйба Кагана газетному делу, постоянное совершенствование приносили ему удовлетворение. Однако недюжинные способности и таланты Эйба Кагана прежде всего проявились в ежедневной газете на языке идиш «Форвертс» (Вперед), первый номер которой вышел 22 апреля 1897 года. Он был основателем и в течение почти пятидесяти лет (1903–1951) главным редактором этой газеты. Усилиями Эйба Кагана газета сыграла важную роль в жизни «новых американцев», помогая еврейским эммигрантам найти свое место в стране. Газета «Форвертс» стала духовным центром жизни еврейской общины. О ее популярности и авторитете свидетельствует рост тиража газеты. В 1924 году он достиг 250 тыс. экземпляров.
Долгие годы Э. Каган радовал читателей редакционными статьями и яркой публицистикой.
Он привлек к работе в газете выдающихся деятелей еврейской литературы. В разные годы в газете «Форвертс» печатались Шолом-Алейхем, Шолом Аш, Исаак Башевис-Зингер и другие писатели с мировым именем.

Эйб Каган, человек огромной эрудиции, заражал своей энергией и обаянием молодых авторов. Он воспитал и дал путевку в журналистику и литературу многим писателям и поэтам, в том числе большой группе молодых литераторов: Саулу Гинзбургу, Симе Гринбергу, Леону Кобрину, Аврааму Лесину, Аврому Рейзену, Иосифу Рольнику, Арону Раппопорту, Йоэлю Энтину, Нохэму Юду и другим, ставшими цветом еврейской культуры Америки первой половины ХХ века.

Эйб Каган был не только блестящим журналистом и публицистом, главным редактором газеты, но и прекрасным прозаиком. Его рассказы и повести оставили заметный след в истории еврейской литературы.

Огромную популярность у многочисленных читателей вызвал роман Эйба Кагана «Взлет Давида Левинского» о жизни евреев-эмигрантов в США, изданный на английском языке в 1917 году. Критики называют это произведение – первым классическим романом в американской еврейской художественной литературе.

Кроме того, Каган перевел на идиш произведения Эмиля Золя, Виктора Гюго, Ивана Тургенева.

Творческую деятельность Эйба Кагана увенчали мемуары «Блетер фун майн лэбн» («Страницы моей жизни») в пяти томах. Три тома воспоминаний были также переведены на английский язык.

Эйб Каган скончался 31 августа 1951 года в Нью-Йорке на 91 году жизни.

В 1975 г. вышел фильм американского режиссера Дж. М. Сильвера «Хестер Стрит», снятый по роману А. Кагана, а в 1990 г. режиссер П. Бергер представила свою версию произведения писателя – кинофильм «Импортный жених».

В Литве создана интерактивная карта культурного наследия евреев страны. Авторы проекта – Ассоциация культурного наследия евреев, объединяющая самоуправления и другие организации Литвы, цель которых – представить еврейское культурное наследие страны.

Интерактивная карта предназначена для желающих познакомиться с историями еврейских общин Литвы и известных во всем мире литваков, штетлами (еврейскими местечками), увидеть сохранившиеся на территории Литвы каменные и деревянные синагоги. Создатели карты надеются, что она послужит стимулом для туристических путешествий по Литве.

Интерактивная карта будет дополняться новыми объектами, историями, фотографиями. Сейчас она представляет более 200 объектов.

До конца лета планируется создать версию на английском языке.

 

Полиция Вильнюса отказалась возбуждать дело по инциденту с мотоциклистами в нацистской форме.

Первое городское управление полиции Вильнюса отправило электронное письмо Еврейской общине (литваков) Литвы с отказом расследовать инцидент, произошедший в День Победы 9 мая, когда неизвестные мотоциклисты разъезжали по городу в нацистской форме.

Ранее ЕОЛ направила в Генпрокуратуру запрос о возбуждении дела в отношении данных мотоциклистов по факту проявления антисемитизма. В свою очередь в прокуратуре передали материалы для расследования полиции Вильнюса.

Там сообщили, что проверили мотоциклистов во время мероприятия и не обнаружили нацистских символов на их униформе. По словам следователя Виталии Авглите, полицейские на месте вынесли байкерам предупреждение, что их действия могут носить оскорбительный характер, и предложили разойтись.

Она отметила, что в Литве не существует законодательного запрета на публичное воспроизведение немецкой военной музыки.

Напомним, 9 мая группа байкеров в форме вермахта под звуки нацистского марша проехалась по Старому городу Вильнюса и вокруг здания посольства России на ул. Латвю.

Байкеры сначала попытались попасть на Антакальнисское кладбище, где захоронены жертвы Второй мировой войны. Полиция не пустила их на кладбище, поскольку они были  в форме нацистской Германии.

Несмотря на то, что нацистская символика в Литве запрещена, байкеры не были задержаны.

 

Почта Литвы выпускает 5 июня в оборот почтовую марку, посвященную 300-летию со дня рождения Виленского Гаона. Ее номинал – 81 цент, поэтому письма с такой маркой можно отправлять за границу.

Тираж почтового знака – 20 тысяч. Вместе с маркой будет выпущен и конверт первого дня со спецгашением.

Авторы марки – творческая группа JUDVI&AŠ – Виктория Сидерайте-Алон, Юрате Юозенене и Альбинас Шиманаускас.

На почтовом знаке изображены: ивритская буква ש шин, графическая форма которой похожа на символическую корону Виленского Гаона, к тому же, по гематрии, «шин» — это 300; стилизованные свитки Торы и, вместе с тем, это — раскрытая книга, напоминающая Скрижали Завета и арочные окна синагоги. Цветовая и графическая стилистика марки напоминает старинные еврейские узоры декора.

Lukas Aluzas, Радио LRT, LRT.lt

В боях за независимость Литвы участвовало немало евреев. Предполагается, что в армии Литвы, формировавшейся в 1918-1923 годах, служило около 3 тыс. мужчин еврейской национальности. В решающих боях за Литву в 1919-1920 годах погибло более 60 солдат-евреев.

Вдоль литовско-польской демаркационной линии ситуация не успокаивалась еще несколько лет.

19 марта 1923 года шестеро литовских военнослужащих, в числе которых были Мотл Кац и Авром Штрам, в окрестностях деревни Палепяй (Капчяместская волость) охраняли войсковую роту от возможных нападений поляков. Когда те стали нападать, караульные решили не отступать и стреляли в неприятеля до тех пор, пока не закончились пули.

LRT.lt напоминает, что эскадрон польской кавалерии, который составляли 120 пехотинцев и 30 всадников, в деревне Палепяй напал и жестоко убил воинов полевой охраны – младшего унтер-офицера 4-ой роты 11-го Вильнюсского пехотного полка Йонаса Тауриса, рядовых Владаса Вярпятаса, Йонаса Яруцкиса, Аврома Штрама и Мотлa Каца. У погибших литовских воинов были отсечены руки, ноги, отрезаны уши, выколоты глаза. Погибших военных было трудно узнать. Все они были перевезены в Алитус, их останки на кладбище сопровождали три священника, полковой оркестр играл траурный марш.

М. Кац и А. Штрам были похоронены на Алитусском еврейском кладбище, к сожалению, следы их могил сегодня не сохранились. LRT.lt напоминает, что в годы войны за независимость Крестами Витиса были награждены 19 евреев. До сих пор ни одна их могила не найдена.

Ученые применили новейшие методы генетических исследований к пергаменту, на котором были написаны Свитки Мертвого моря – древнейшие еврейские религиозные тексты, дошедшие до наших времен. Было установлено, что кожа, пошедшая на изготовления значительной части книг, происходит от животных, обладавших генетической связью, – сообщает newsru.co.il

Эта связь типична для текстов, написанных шрифтом, характерным для Кумранской общины. Книги, попавшие в Кумран из внешнего мира, этими особенностями не обладают. В них Писание записано в другой редакции.

Как отмечает пресс-служба Управления древностей, находка означает, что для евреев, живших около 2000 лет назад, толкование Священных книг имело гораздо более важное значение, чем каноническая точность текста. Евреи эпохи Второго храма были готовы воспринимать разные редакции Писания.

Новое исследование, в котором принимали участие и специалисты из Швеции, поможет лучше понять духовный мир наших предков, в том числе – его мистические аспекты, которым Кумранская община уделяла большое внимание.

“Существует множество фрагментов Кумранских свитков. Было непонятно, как их соединять – ведь ошибка может привести к значительному искажению текста. А если установить, на какой шкуре были записаны те или иные фрагменты, задача сводится к составлению частей мозаики”, – рассказывает профессор Тель-Авивского университета Одед Рахави.

Свитки Мертвого моря – общее название 25000 фрагментов пергамента и папируса, обнаруженных начиная с 1947 года в районе Кумрана. Они поставили перед исследователями двойную задачу: восстановить книги по фрагментам, а также определить, отражает ли эта библиотека духовный мир иудаизма конца эпохи Второго храма, или же собрание характерно только для конкретной общины ессеев.

“Представьте себе, что еврейский мир уничтожен, от него осталась одна библиотека, и та принадлежит экзотической, изолированной секте. Какие выводы можно было сделать на ее основании о евреях в целом? А ДНК животных поможет нам разобраться, какие книги принадлежат ессеям, а какие попали к ним из внешнего мира”, – говорит профессор Рахави.

“От представившихся возможностей просто кружится голова. Управление древностей, отвечающее за хранение свитков, стремится к сотрудничеству с израильскими и иностранными исследователями, находящимися на переднем крае науки. Это поможет нам расшифровать одну из главных археологических находок XX века”, – говорит основательница отдела Свитков Мертвого моря в Управлении профессор Пнина Шор.

Ученые отмечают, что к концу античности Писание кодифицируется, возникает единая редакция. И если сейчас один и тот же текст можно найти в синагогах по всему миру, 2000 лет назад в одном собрании находилось несколько вариантов священных книг. Теперь необходимо понять, идет ли речь об уникальной библиотеке или о явлении, характерном для иудаизма Второго храма.

“Генетический анализ показывает, что существуют два различных варианта Свитка Иеремии, попавших в Кумранское собрание из внешнего мира. Это означает, что существовала другая концепция базового принципа Писания, согласно которому его источник – Всевышний”, – отмечает профессор кафедры иудаизма Тель-Авивского университета Ноам Мизрахи.