Мы, молодежь, собираемся почти каждый вечер, чтобы повеселиться, как малые дети, для нас гетто – это не гетто. Когда мы вместе, то забываем о том, что нас окружает. Мы не хотим чувствовать, что живем за колючей проволокой, отрезанные от остального мира и от всего человечества.

Илья Гербер, 24 сентября 1942 г.

Эта цитата из дневника Ильи Гербера весьма точно отразила жизнь молодежи в Каунасском гетто. В ней слышно желание жить в непростом настоящем, несмотря на туманные перспективы и неясное будущее. Описания и зарисовки Гербера создают перед нами образ интеллигентного молодого человека, полного жизни, начитанного, тонко чувствующего, талантливого писателя и иллюстратора. В июле 1944 г. Каунасское гетто было ликвидировано, а сам Гербер отправлен в лагерь Дахау. 28 апреля 1945 г., не дожив до 21 года, он был расстрелян накануне освобождения лагеря. Это произошло во время “марша смерти” из Дахау в Вольфратсхаузен (Германия).

Фрагменты его дневника были обнаружены на руинах Каунасского гетто. Они переходили из рук в руки, пока не оказались в Еврейском музее в Вильнюсе. Мы не знаем точно, когда Гербер начал вести дневник. Известно лишь, что он писал регулярно, и дневник занимал важное место в его жизни. Из записей в дневнике становится ясно, что это – третья тетрадь, которую он начал вести 26 августа 1942 г. и закончил 23 января 1943 г. История Гербера и отрывки из его дневника будут представлены на следующей неделе на конференции “Еврейское руководство в литовских гетто”, которую проведет в “Яд ва-Шеме” Центр исследования Холокоста в Советском Союзе им. Моше Мирилашвили. В 2019 г. издательство “Яд ва-Шема” опубликует полную версию дневника.

В своем дневнике Гербер затрагивает самые разнообразные темы. Это и слухи, ходившие в гетто, и страх перед облавами для отправки на принудительные работы (эти темы переданы через записи бесед с друзьями), и песни гетто, ведь Гербер очень любил музыку и поэзию.

Зная немецкий, Гербер цитирует выдержки из немецких газет, в основном касающиеся положения на фронте. Из дневника также ясно, что Гербер – внимательный и вдумчивый читатель, способный, например, проанализировать “пророчество” Гитлера в речи, произнесенной в сентябре 1942 г. Несмотря на запутанность и расплывчатость формулировок Гитлера, Гербер уловил в этой речи намек на антиеврейскую политику, на стремление уничтожить всех евреев.

Страницы дневника Гербера отражают самые деликатные и малоизвестные моменты жизни Каунасского гетто, чувства и сомнения его узников. Дневник раскрывает перед читателем повседневную действительность тех дней, дает оценки руководству гетто с позиций того времени. 18-летний Гербер не поддается страху смерти, которым буквально пронизана вся жизнь в гетто. Он сохраняет контакты с людьми, ежедневно общается с друзьями. Они поют, танцуют и веселятся при любой возможности, чаще всего на вечеринках, которые устраивают сами себе в честь дней рождения. Апатия и уход от действительности перед лицом величайшей трагедии охватили всех жителей гетто. “Любой из них (друзей – Л.П.) оплакивает свое собственное горе, и ему нет дела до горя других. Неужели я должен тревожиться оттого, что забрали Йоську или Мишку? Кто будет волноваться обо мне, кто мне посочувствует? Так думают не один и не два еврея в гетто, так думают все евреи в гетто”, – писал Гербер. И далее: “Пока горе не замечает меня, я не замечаю его (другую жертву). А если я и буду испытывать сострадание к нему, как это ему поможет, как облегчит его участь? Нет! Наоборот, это может повредить мне самому… Я ни по ком не скорблю и не хочу, чтобы кто-то скорбел по мне, только оставьте меня в покое”.

Выбор между эгоцентричным и эскапистским отрицанием страшной действительности и желанием приспособиться, сфокусироваться исключительно на том, что “здесь и сейчас”, по всей вероятности, был характерен для гетто, особенно для его молодежной среды. Дневник Гербера правдиво отражает мир молодых людей в возрасте от 16 до 21, которые пытаются жить нормальной жизнью в ненормальных обстоятельствах: в этом мире есть место дружбе, любви, развлечениям. “В тот вечер мне хотелось быть счастливым. Я просто был обязан быть счастливым, потому что хотел забыться. Красный свет и простая радость жизни подействовали на меня. Я танцевал со всеми. Ночь была прекрасна и полна звезд. Я снова вспомнил про Гени, она должна быть там сегодня, подумал я. Но, по правде говоря, я бы не хотел, чтобы она присоединилась к этой группе. Почему? Не знаю (быть может, потому, что она сама этого не хочет)”. Какое-то время Гербер был влюблен в Гени Шпиц (она осталась в живых), и дневник подробно рассказывает об этом коротком романе с самого начала и до разрыва отношений.

В дневнике Гербер приводит песни, собранные в гетто. Вот как он характеризует это явление: “Гетто создает много песен, но, к сожалению, мелодий очень мало. Сказать по правде, их почти нет. Несмотря на то, что мой отец – один из лучших здешних музыкантов и когда-то сочинил множество мелодий, сейчас, в гетто, он не сочиняет ничего. Музыка взята из советских песен, несколько мелодий в ритме танго, еврейской мелодии нет ни одной! Песня в гетто обычно начинается с описания боли и страданий еврейского народа и заканчивается словами надежды на лучшее будущее, легкое и радостное”. Позднее несколько песен, приведенных в дневнике Гербера, поэт Шмерке Качергинский включил в сборник “Песни гетто и лагерей”.

NEWSru.co.il – Мемориальный комплекс истории Холокоста “Яд ва-Шем”

Усилиями Каунасского районного самоуправления и литваков, живущих в США, возле старого еврейского кладбища Ванджёгалы установлен мемориал в память об убитых здесь евреях. 8 ноября 1941 г. на этом месте были расстреляны около 400 человек.

В церемонии открытия мемориала приняли участие послы Государства Израиля и США в Литве, представители Департамента культурного наследия, Еврейской общины Литвы, общественность.

По инициативе самоуправления Каунасского района, старосты Ванджёгалы Витаутаса Шняуки и местной общины была приведена в порядок территория старого еврейского кладбища, оборудована небольшая автостоянка. Самоуправление, Каунасский следственный изолятор и гимназия Ванджёгалы провели социальную акцию, во время которой была посажена буковая живая изгородь.

Кнаан Лифшиц 15 октября 2018

(публикация из журнала “Лехаим”)

Сильвия Фоти многие годы преодолевала всевозможные трудности, и вот осталось всего несколько месяцев до того, как данное когда‑то обещание, ставшее делом ее жизни, будет выполнено. Она почти закончила написание биографии своего покойного деда, которого в его родной Литве считают национальным героем.

Фоти, 60‑летняя преподаватель колледжа из Чикаго, 18 лет назад дала обещание умирающей матери. Она посвятила много времени изучению жизни своего деда, Йонаса Норейки, овладела основами литературного мастерства и нашла издателя.

Но вместо того чтобы прославить Норейку, как просила ее мать, составленная Фоти биография подтверждает и углубляет выводы исследователей Холокоста, которые многие годы призывали лишить Норейку всех лавров.

Национальный герой, настаивают Фоти и ученые, был нацистским коллаборационистом, который участвовал в убийстве тысяч евреев и присваивал их собственность.

Неопубликованная биография, краткое содержание которой Фоти изложила в нашумевшей статье на сайте Salon в июле, расколола ее семью. Она говорит, что отец и его вторая жена просили Фоти не публиковать книгу, потому что в ней «Литва будет плохо выглядеть». Это расстроило бы ее мать, если бы она была жива, — и, по словам автора, эта мысль причиняет ей «сильную боль».

Но главное в книге — это беспрецедентное внимание, которое автор уделяет преступлениям, совершенным Норейкой в Литве, где его именем названа школа. Норейка был казнен по приговору КГБ в 1947 году. В 2000 году бывший президент Витаутас Ландсбергис, первый глава независимой Литвы, присутствовал на похоронах вдовы Норейки в Вильнюсе.

На днях министр иностранных дел Линас Линкявичюс призвал власти снять мемориальную доску памяти Норейки со стены здания Литовской академии наук в центре Вильнюса — это первый призыв такого рода со стороны крупного литовского чиновника в отношении любого из многочисленных памятных знаков, которые увековечивают имена убийц евреев.

Дети и внуки героев, устроивших побег из нацистского лагеря смерти, собирают оставшиеся в их руках свидетельства и документы, чтобы открыть в Израиле музей “Собибора”, сообщил журналистам Михаил Розенфельд, сын единственного из оставшихся в живых участников восстания — красноармейца Семена Розенфельда.

Буквально накануне 75-летия с момента побега из лагеря, 10 октября, Семену Моисеевичу Розенфельду исполнилось 96 лет, но сам он с 1943 года датой своего второго рождения считает 14 октября.

Семен Розенфельд живет в местечке Яд-Беньямин центрального региона Израиля, вблизи Тель-Авива. Несмотря на возраст, он по-прежнему чувствует себя в строю.

“Жалко, что годы не позволили мне приехать в Москву 9 мая, чтобы пройти с фотографиями моих соратников по восстанию по Красной площади, но хорошо, что это сделали за меня молодые израильтяне, шедшие в составе Бессмертного полка”, — сказал он агентству РИА Новости.

Двадцать семей потомков узников “Собибора” живут в Израиле. По словам Михаила Розенфельда, “все хорошо друг друга знают и считают себя одной семьей — семья Моше Бахира из Тель-Авива, Дова Фрайберга из Реховота, Иуды Лернера из Иерусалима…”.
“Каждый из нас во всех подробностях знает отдельную историю своего славного родственника, как знаю я историю своего отца, который после побега из лагеря вернулся в ряды Советской армии и с пехотным полком дошел до Берлина”, — рассказал Михаил Розенфельд. “Эти бесценные воспоминания, сохранившиеся записи и документы мы собрали воедино для музея “Собибора” в Израиле”, — уточнил он.

Идею создания музея поддержал Фонд Александра Печерского, органзатора восстания в “Собиборе”. Необходимую поддержку обещают оказать в Израильском национальном мемориале Холокоста — музее “Яд ва-Шем”.

По настоянию Семена Розенфельда его сын Михаил обратился к руководству музея “Яд ва-Шем” с просьбой перенести памятник Печерскому, установленный в одном из жилых кварталов Тель-Авива, на территорию мемориала в Иерусалиме.

Ради памяти людей, погибших от рук нацистских преступников, необходимо как можно больше рассказывать новым поколениям о борьбе узников специального лагеря смерти “Собибор”, считает Розенфельд-старший.

Собибор — нацистский концлагерь в Польше, где были убиты около 250 тысяч евреев. Он действовал с 15 мая 1942 г. по 15 октября 1943 г.

Бюст американского и французского писателя и лауреата Нобелевской премии Эли Визеля был открыт в Бухаресте 9 октября, в национальный день памяти жертв Холокоста. Об этом пишет Times of Israel.

На мероприятии, состоявшемся на небольшой площади, названной в честь Визеля, среди собравшихся присутствовали директор Национального института Румынии по изучению Холокоста, мэр Бухареста и послы США и Израиля.

Эли Визель — американский и французский писатель еврейского происхождения, переживший Холокост, родился в Трансильвании. Его мать была убита в Освенциме, а отец умер в Бухенвальде. Значительная часть его творчества посвящена трагедии евреев в годы Второй Мировой войны. В 1986 году он получил Нобелевскую премию мира «за приверженность тематике, посвященной страданиям еврейского народа, жертвам нацизма». В 2004 году он возглавил комитет, который расследовал участие румынских властей в Холокосте. Скончался в 2016 году.

4 октября в Иерусалиме состоялась международная конференция «Будущее утерянного искусства», посвящённая судьбе художественных ценностей, награбленных нацистами в годы Второй мировой войны, и организованная израильским Центром организаций переживших Холокост под председательством Колетт Авиталь, сообщает jewish.ru.

Конференция, проходившая в Музее библейских стран, собрала историков и искусствоведов из разных стран мира, представителей музеев и руководителей исследовательских отделов международных организаций, таких как Claims Conference и Всемирная организация по реституции еврейского имущества (WJRO), занятых поиском, изучением истории происхождения и судьбой произведений искусства, отобранных у евреев в период Холокоста.

Одним из основных докладчиков на Конференции был доктор Уэсли Фишер – директор исследовательского отдела Claims Conference и WJRO, специалист с мировым именем по вопросам поиска и возвращения художественных ценностей, экспроприированных нацистами в Европе в годы Второй мировой войны. В своём выступлении на конференции «Будущее утерянного искусства» доктор Уэсли Фишер отметил, что произведения искусства и предметы иудаики, награбленные нацистами у евреев в годы Второй мировой войны, ещё в значительной степени не опознаны, а обзор текущего состояния дел в этой сфере в большинстве стран показывает несущественный прогресс, несмотря на международные пакты.

«С момента проведения в 2009 году Пражской конференции по активам периода Холокоста произошли некоторые положительные события, но лишь несколько стран (в том числе Германия и Австрия), добились существенного прогресса на пути к осуществлению принципов Вашингтонской конференции по конфискованным нацистами произведениям искусства, которые были одобрены 44 странами в 1998 году, и Терезинской декларации, одобренной 47 странами в 2009 году. Все страны подписали Кодекс этики для музеев, принятый Международным советом музеев (ICOM), который призывает музеи установить полный провенанс (происхождение, история владения) экспонатов в своих коллекциях, но лишь в незначительном меньшинстве музеев этот этический кодекс реализовывается на практике. За двадцать лет, прошедших с момента достижения первого международного соглашения о реституции произведений искусства, награбленных в период Холокоста, подавляющее большинство стран так и не сделало никаких существенных и значительных шагов в плане исследований провенанса, публикаций и возвращения похищенных в годы Второй мировой войны культурных ценностей их законным владельцам. Достаточно сказать, что из более 650 тысяч произведений изобразительного искусства (картин, рисунков, графических работ и пр.), похищенных у евреев в период Холокоста, за прошедшие двадцать лет законным владельцам или их наследникам было возвращено не более трех тысяч. Если же говорить обо всех художественных ценностях, отобранных у евреев в годы Второй мировой войны, то речь идёт о миллионах предметов искусства (включая книги, скульптуры, предметы иудаики и пр.), которые могут находиться сегодня как в музеях, так и в частных коллекциях», — рассказал на конференции доктор Уэсли Фишер, директор исследовательского отдела Claims Conference. 

Отмечается, что Claims Conference вместе с Всемирной организацией по реституции еврейского имущества регулярно призывают правительства, музеи и частных дилеров провести полномасштабное исследование происхождения и истории владения каждого экспоната, находящегося в их коллекциях, публиковать результаты своих расследований и предоставлять доступ к архивным документам и источникам, которыми они пользовались во время проводимых исследований для установления провенанса (истории владения художественным произведением).

В минувшее воскресенье, 7 октября, Еврейская община Литвы вместе с общиной Швенчениса почтила память жертв Холокоста у памятника «Менора» в городском парке Швенчениса. Затем памятная церемония состоялась на месте массового расстрела евреев в лесу, где покоятся 8 тысяч зверски убитых евреев Вильнюсского края.

В памятной церемонии приняли участие председатель Еврейской общины Литвы Фаина Куклянски, глава Швенченской еврейской общины Моисей Шапиро, посол Польши в Литве Уршула Дорошевска, директор Департамента национальных меньшинств при правительстве Литвы Вида Монтвидайте, председатель Каунасской еврейской ощины Герцас Жакас, представители Ассоциации виленчан Израиля „Beit Vilna“ и ее  руководитель Мики Кантор, члены ЕОЛ, общественность Швенчениса.

Молитву “Кадиш” зачитал кантор Вильнюсской Хоральной синагоги Шмуэль Ятом.

4 октября в Театральном зале Вильнюсского университета состоялся концерт израильского ансамбля, носящего имя Нехамы Лифшицайте.

Ансамбль представил вильнюсской публике творческий вечер «Героизм перед уничтожением. Свидетельства». Вечер был посвящен памяти жертв Холокоста и 75-летию ликвидации Вильнюсского гетто. В нем прозвучали песни на идиш, поэтические произведения, призыв лидера подполья Вильнюсского гетто Абы Ковнера. Вечер вел актер Гинтарас Микалаускас. Режиссер, автор сценария, пианистка – Регина Дрикер.

Печальная весть пришла из США – не стало бывшего узника Каунасского гетто, известного американского военного деятеля, генерал-майора Сиднея Шахнов.

Его судьба удивительна.

Шая Шахновский (так его звали тогда) родился 5 марта 1934 г. в Каунасе. Их семья была богата. В Каунасе, или Ковно, как называли литовскую столицу евреи, они жили всегда. Окончившие университет в Германии, родители Шаи воспитывали детей в лучших традициях интеллигентных еврейских семей: языки, музыка, хорошие книги… Детство было счастливым.

Когда ему было семь лет, семья попала в Каунасское гетто.

В течение трех лет он терпел бесчисленные зверства в гетто и был вынужден беспомощно наблюдать, как почти все члены его семьи были убиты. Чтобы увеличить свои шансы на выживание, Шая занимался тяжелым ручным трудом в суровых условиях. Он чудом избежал смерти лишь за несколько дней до “детской акции” 27-28 марта 1944 года, когда нацисты отправили всех детей из гетто в Девятый форт на убийство или в Освенцим.

После переправки из гетто, Шая жил в бегах в течение нескольких месяцев. После того, как Красная Армия освободила Каунас от нацистов, Шая бежал на Запад.

27 сентября в зале им. Я. Хейфеца Еврейской общины Литвы состоялся прекрасный концерт – песни гетто на идиш под аккомпанемент известного литовского джазового пианиста, профессора, заведующего кафедры джаза Литовской Музыкальной Академии Артураса Анусаускаса исполнила Мария Круповес. Концерт был посвящен 75-летию ликвидации Вильнюсского гетто.

Доктор филологии Мария Круповес широко известна во всем мире как исполнительница еврейского, польского, литовского, русского, белорусского, караимского, украинского, армянского фольклора и религиозных песнопений. В Тель-Авиве и Нью-Йорке созданы два документальных фильма с песнями Вильнюсского гетто в исполнении Марии.

В последнее время не утихают страсти по поводу снятия мемориальной доски Йонасу Норейке (Генерал Ветра).

Например, в телевизионном шоу Э. Якилайтиса (с участием г-жи Фаины Куклянски) в оправдание Норейки были высказаны два аргумента: “благодаря Норейке в Литве не был создан легион СС”, и что “Норейка лично евреев не убивал”. По моему мнению, аргументы не выдерживают критики: – отсутствие легиона СС не спасло ни евреев, ни имидж Литвы. “Белоповязочники” оказались ничем не лучше эсэсовцев.

– ни Гитлер, ни Эйхман лично евреев тоже не убивали. (именно так я ответил корреспонденту газеты “Нью-Йорк Таймс” на просьбу прокомментировать утверждение “Норейка лично евреев не убивал”).

Преступления против человечности не имеют срока давности.

Только суд может ответить на вопрос, является ли преступлением против человечности подписанный Норейкой приказ о заключении в гетто определенной группы граждан Литвы.

Ответ суда и покажет зрелость литовской демократии.

P.S. В отсутствие суда излишне темпераментная дискуссия на эту тему в СМИ, на мой взгляд, только повышает степень взаимной неприязни одной группы граждан Литвы к другой. Полагаю, следовало бы провести на эту тему специальное исследование.

Известный поэт, публицист, профессор Томас Венцлова в интервью LRT поделился своими мыслями об увековечении памяти сомнительных героев:

– Прошло 75 лет со дня ликвидации Вильнюсского гетто. На ваш взгляд, Литва осознала эту трагедию, вынесла урок?

– Я думаю, что осознала намного лучше, чем 40 или 20 лет назад. Но в полном мере мы наверное никогда это не осознаем. Это процесс, который продолжается, углубляется, становится серьезнее, но до сих пор продолжается.

– В Литве не смолкают дискуссии о памятниках пособникам нацистов, которые боролись за свободу Литвы. Среди них упоминают Йонаса Норейку-генерала Ветру, Казиса Шкирпу. Что вы думаете о памятниках этим людям, и почему такие дискуссии возникают?

– Насколько мне известно, мемориальная доска, посвященная Норейке, не снята, хотя многие этого требуют, я сам требовал, подписал такой документ. И улицу К.Шкирпы не переименовали, несмотря на то, что она находится в важном месте нашей столицы, у самой горы Гедиминаса. Мы все время натыкаемся на такую невидимую стену. Все время пытаются оправдать этих людей. Я считаю, что это довольно беспомощные попытки, довольно нечестные.

Все время говорят, и на днях я это читал – соберем все документы, пусть историки оценят. А это значит – отложим до святого никогда. Поскольку уже собрали достаточно документов, чтобы сказать: Норейка и Шкирпа, а в особенности Норейка, сыграли очень важную роль в истории Литвы, но это не безупречные герои. А когда речь идет о людях, чьим именем называем улицы, или в память о которых вешаем доски, то такие люди должны быть с безупречной репутацией.

Есть достаточно документов, доказывающих, что Шкирпа требовал убрать евреев из жизни Литвы. Или Норейка – подписал, а это и есть документ, которого требуют – подписал документ, на основе которого евреев изолировали в гетто, а их имущество конфисковали.

Это то же самое или даже хуже, чем подписать приказ о ссылке литовцев в Сибирь. Очень похожие вещи. Говорят, ну, Норейка сам не убивал. Не убивал. Но если речь идет о чиновнике, ссылавшем литовцев, но в расстрелах не участвовавшем, не пытавшем, в вагоны не заталкивавшем, а только подписавшем приказ о ссылке, мы разве повесим мемориальную доску в память о нем? Думаю, нет. Я только хотел бы, чтобы не чтили тех, кто не заслужил уважения.

Я в советское время выступал и сейчас выступаю против тех вещей, которые мне кажутся несправедливыми. О покойном Пятрасе Цвирке и Саломее Нерис говорят много плохого. О покойных преступниках мы все же говорим, как о преступниках. Такое отношение – он умер, давайте больше не будем, не годится. Исторических деятелей надо оценивать и после смерти, и, быть может, именно после смерти их можно ясно оценить.

– О Норейке недавно писал The New York Times. В США, где вы живете, задают ли вам вопросы об увековечивании памяти пособников нацистов?

– Да, в США об этом тоже говорят. Как мы знаем, даже внучка Норейки придерживается позиции близкой моей. Эта дискуссия серьезно вредит имиджу Литвы. В Литве общество словно договорилось: пособники нацистов – это наши, они все же лучше пособников советской власти. Я считаю, в чем-то даже хуже. Они хуже тем, что значительно подмочили репутацию Литвы в глазах мировой общественности. На десятилетия, а может и на сотни лет, нанесли Литве своей деятельностью очень большой вред, своим участием в Холокосте, своей тогдашней пропагандой. Этот вред Литве и сейчас сложно разгрести.

Мир никогда не смирится с нашими пособниками нацистов, никогда не оправдает их. Оправдывая их, мы представляем собой в мире своеобразную аномалию. Мы не должны этого делать.

В годы Холокоста в Литве, как и в других странах имущество евреев, включая дома, забирали местные жители других национальностей.

Об этом в интервью LRT.lt рассказал известный немецкий историк Кристоф Дикманн. Он пояснил, почему Вильнюсское гетто ликвидировали раньше других и оценил деятельность литовцев в годы немецкой оккупации.

В минувшее воскресенье, 23 сентября, исполнилось 75 лет с того дня, как было ликвидировано Вильнюсское гетто.

Во время визита в Литву папа Римский Франциск в воскресенье вечером тихо помолился у мемориала жертвам Холокоста.

К. Дикманн – признанный ученый из немецкого института Фрица Бауэра, изучающий историю и последствия Холокоста, в 2011 г. он написал фундаментальный труд “Оккупационная политика Германии в Литве, 1941–1944”. Историк призывает почтить память жертв Холокоста, признать ответственность и знать свою историю.

– Чем Вильнюсское гетто отличается от гетто в других странах Европы?

– В 1941 г. в двух Вильнюсских гетто было больше 30 000 евреев, потом осталось всего 20 000. Гетто было обнесено забором, евреи могли выходить только на работу. Это одно из самых больших и известных гетто. Всего в то время в Европе было около 1100 гетто. В самом большом, например, Варшавском гетто, было почти 0,5 млн. евреев. Далее идут гетто Люблина, Каунаса, Минска, Риги.

Гетто существовали недолго. Например, в Литве, в июле-августе 1941 г., когда начали создавать Вильнюсское гетто, в провинции были импровизированные лагеря. Множество мужчин-евреев там убили немецкие и литовские военные. Оставшихся согнали в небольшие гетто, которые просуществовали всего несколько недель, месяцев, а потом и их уничтожили – в конце июля-августе немцы решили “очистить” провинцию от евреев.

Гетто служили местом содержания евреев, подвергавшихся массовому уничтожению. Большие гетто существовали дольше, поскольку нужна была рабочая сила. Немцы тогда воевали, война требовала больше ресурсов, поэтому пытались мобилизовать не немцев для выполнения их целей. Мужская сила, ресурсы, еда, текстиль – это нужно было немецкой армии.

– Как поступали с имуществом обреченных евреев?

– Когда мы говорим о ликвидации гетто, в сентябре 1943 г., это ликвидация Вильнюсского гетто, это нуждается в пояснении. Литовские и немецкие историки часто забывают, что в процессе создания гетто было не только перемещение части жителей в одно место и установка ограждения. Это были грабежи и передел имущества. В Вильнюсе было 14 000 домов, принадлежавших евреям. Многих выгнали из домов и перевели на небольшую территорию в Старом городе. Там, по подсчетам немцев, было место для 15 000 – 20 000 человек, а в Вильнюсе тогда было 50 000 евреев.

Так было во всех странах, где были евреи – на евреях наживались местные жители других национальностей. В провинции это было заметнее – евреев выгнали из домов в центре городов. Местные заняли их дома. Об этом часто забывают, а я считаю, что об этом важно помнить.

– Какой была жизнь евреев в годы немецкой оккупации?

– Вильнюсское гетто просуществовало два года. Это была небольшая община со своими проблемами, конфликтами, спортом, театром, подпольной деятельностью, преступниками. Если бы евреи жили так, как этого хотели немцы, они умерли бы в течение нескольких месяцев. Огромное значение имела контрабанда.

В гетто все было перевернуто с ног на голову – еврейские семьи обобрали, их статус, доходы, деньги, имущество уже не имели никакого значения. Социальная иерархия в гетто основывалась на иных критериях. Дети часто становились решающим фактором. Они могли пролезть под забором, приносили контрабанду. Как и трубочисты, которые ходили по крышам – в Вильнюсе дома стояли рядом. Так распределяли продукты. Без контрабанды жизнь была бы невозможной. В этом участвовали не только жители, но и администрация гетто, полиция.