Розенфельд Морис (Моше Яаков Алтер; 28 декабря 1862, деревня Бокша, Сувалкской губернии, ныне Литва, – 22 июня 1923, Нью-Йорк), еврейский поэт. Писал на идиш. Родился в семье портного, которая вскоре переехала в Варшаву, затем в Сувалки, где Розенфельд несколько лет учился в хедере. Рано женившись и оказавшись на иждивении тестя, Розенфельд изучал в бет-мидраше Гемару; в то же время читал светскую литературу на иврите, польском и немецком языке, увлекался стихами на идиш Э. Цунзера, М. Гордона (1823–90), А. Гольдфадена. В 15 лет написал первое стихотворение.
После недолгой поездки в США в 1882 вернулся домой, затем уехал в Лондон, где, испытывая большие лишения, учился портняжному ремеслу, сблизился с рабочим движением и с кружком анархистов «Бернер стрит клаб». В конце 1886 переехал в Америку, 18 лет работал гладильщиком в пошивочных мастерских Нью-Йорка.
Опубликованные им в газете «Нью-Йоркер идише фолксцайтунг» стихотворения проникнуты революционным духом. Они стали популярными среди рабочих, их печатали и в лондонской еврейской прессе. В последующие годы Розенфельд печатался в «Дер моргнштерн», «Идишес фолксблат» (обе — Петербург), в анархистской газете «Вархайт» и других изданиях; стал постоянным сотрудником возникшей в это время нью-йоркской газеты «Арбетер цайтунг»; выступал с чтением своих стихов в рабочих клубах. Тяжело заболев, Розенфельд оставил тяжелый труд гладильщика и начал разносить свои книги по домам. В это время он написал либретто оперетты «Дер лецтер кохен годл, одер Религион ун либе» («Последний первосвященник, или Религия и любовь»; поставлена в 1896 в Нью-Йорке), издавал сатирический журнал «Дер Ашмедай», где высмеивал своих противников — литературных критиков.
В 1898 Л. Винер издал стихи Розенфельда под названием «Песни гетто» (Нью-Йорк) на идиш, но латинскими буквами, снабдив их английским прозаическим переводом. Книга вызвала интерес читателей и одобрение ряда американских критиков; она была переведена на немецкий (несколько изданий), польский, словацкий, венгерский и другие языки. В 1901 Розенфельд сотрудничал в газете «Дер теглихер хералд» (редактор М. Минц, 1858–1912), в 1900–13 — в газете «Форвертс», издательство которой выпустило несколько книг поэта. Один из последних прижизненных сборников Розенфельда «Лидер» («Стихи») издан в советской России (М., 1920).
Розенфельд, не считая себя сионистом, был делегатом Сионистского конгресса в Лондоне в 1900.
В 1908 Розенфельд совершил поездку по Западной Европе и Галиции, где был восторженно принят читателями.
Морис Розенфельд похоронен рядом с Шолом-Алейхемом на кладбище Маунт Кармел в Бруклине.
Редакция lzb.lt/ru/ выражает благодарность проф. Пинхосу Фридбергу за предоставленную информацию о сайте http://yiddishmusic.jewniverse.info/
Сара Мац (в замужестве – Анна Львовна Варшавская) – вокалистка, меценат. Родилась в декабре 1896 в Вильно (Виленская губерния Российской империи; ныне Вильнюс, Литва). Родители, Иегуда-Лейб и Фрадель Мац – владельцы еврейской типографии.
С 1920 училась по классу вокала в Берлинской консерватории. В 1928 организовала в Каунасе любительский хор, в дальнейшем известный как “Еврейский национальный хор имени Йоэля Энгеля” и максимально насчитывавший до 50 участников. Хор выступал в городах и местечках Литвы, пел на местном государственном радио и просуществовал до 1936. Помимо этого она принимала участие в финансировании “Нового еврейского театра” в Вильно.
После захвата Каунаса немцами в 1941 вместе с семьей находилась в местном гетто. В 1944 была убита в концлагере Клоога (Эстония).
Документальный фильм о Холокосте в Литве доступен читателям портала15min в течение двух дней – 17 и 18 апреля.
Фильм британского режиссера Майкла Кретцмера “J’Accuse” посвящен судьбам двух разных людей, которые неожиданно становятся товарищами. Грант Гочин – еврей-литвак, живущий в США, почти все члены семьи которого были убиты нацистами и сотрудничавшими с ними литовцами во время Второй мировой войны. Сильвия Фоти (Кученайте) – писательница и журналистка, живущая в США, внучка Йонаса Норейки.
Сильвия Фоти выросла в идиллической литовской среде в Чикаго в то время, когда Литва была оккупирована Советским Союзом. С раннего возраста ей внушали, что ее дед, Йонас Норейка, был борцом за свободу Литвы и погиб в застенках КГБ.
Долгое время С. Фоти не знала, что ее дед сотрудничал с нацистами и был ответственен за организацию гетто и зверское убийство тысяч граждан Литвы еврейского происхождения в Плунге и Шяуляй. Среди убитых евреев были и родственники Гочина. Й. Норейка также является автором книги “Подними голову, литовец”, опубликованной в Каунасе в 1933 году, которую по антисемитскому и популистскому содержанию можно сравнить с “Майн Кампф” А. Гитлера.
Сильвия Фоти обещала своей умирающей матери написать книгу о подвигах своего деда. К сожалению, чем больше она углублялась в прошлое деда, тем больше понимала, что не сможет написать книгу о герое Норейке…
Два издания книги С. Фоти о генерале «Ветре» уже вышли в США. Книга получила широкое признание и многочисленные награды. В 2022 году книга опубликована на литовском языке под названием „Vėtra lietaus šalyje: Jono Noreikos anūkės pasakojimas“ – «Ветра в стране дождей: рассказ внучки Йонаса Норейки».
В фильме британского кинодокументалиста Кретцмера “J’Accuse” (Я обвиняю) сопоставляются жизни Гочина и Фоти, их неожиданное решение сотрудничать и даже стать близкими друзьями несмотря на то, что решения деда Фоти привели к трагической судьбе семьи Гочина.
Фильм полон исторических фотографий и рассказов о еврейской жизни в довоенной Литве. В настоящее время фильм можно увидеть только на фестивалях документального кино. У читателей портала 15min есть уникальная возможность увидеть ленту «J’Accuse» на языке оригинала с литовскими субтитрами.
Национальная библиотека им. Мартинаса Мажвидаса представила антологию еврейской детской литературы на литовском языке «Зеленые деревца». Ее подготовил Центр исследования иудаики. В 1914 году издательство Бориса Клецкина в Вильнюсе начало выпускать первый в Восточной Европе иллюстрированный детский журнал на идиш “Грининке беймелех” (“Зеленые деревца”).
На фото вверху: Послевоенная Вена (Австрия), Центр Ротшильда: две девочки едят мацу в дни праздника Песах. Фотоархив Яд Вашем
Еврейские солдаты на пасхальном седере, Утена, Литва, довоенный период.
Фотоархив Яд Вашем
Выпекание мацы, до войны.
Фотоархив Яд Вашем
Пасхальный седер, Клыколи, Литва, 1930 г.
Первая слева – Байя Серенда; третий слева – учитель Фирс; шестой слева – Моше Лисис; третья справа – Бася Фукс. Все они были убиты в 1941 г.
Фотоархив Яд Вашем
Пасхальный седер в Варшавском гетто, Польша. Ведущий седера разламывает мацу на две части.
Фотоархив Яд Вашем
Пасхальный седер для солдат-евреев, служащих в войсках союзников.
Фотоархив Яд Вашем
Министерство культуры Литвы сообщило, что объявление объектов охраняемыми государством даст им больше возможностей получить долю финансирования из государственного бюджета на сохранение.
Остатки Большой синагоги и миквы находятся в Старом городе на улице Жиду. Точная дата строительства синагоги неизвестна.
“(…) Время строительства каменной синагоги можно отнести к привилегии Владислава Вазы. Таким образом, новая синагога должна была быть построена после 1633 года. В то время новопостроенная синагога была самой большой синагогой в Республике двух народов. Во время Первой мировой войны большая часть художественных ценностей из синагоги была вывезена в Россию”, – говорится в докладе.
В 2020 году синагога и остатки ритуальной миквы были переданы в ведение Фонда доброй воли. В настоящее время Еврейская община Вильнюса совместно с государственными органами разрабатывает концепцию воссоздания синагоги.
Еще одним объектом, объявленным охраняемым, стал комплекс домов, построенный в конце XIX – начале XX веков на улице Й. Басанавичюса, в котором в 1915 году была основана первая Вильнюсская литовская гимназия. Его основателями являются Йонас Басанавичюс и Повилас Гайделёнис.
В 1925 году в одном из помещений этого комплекса был основан Еврейский Научно-исследовательский Институт YIVO, который в настоящее время продолжает свою деятельность в Нью-Йорке.
На прошлой неделе в возрасте 98 лет умерла известная идишистская поэтесса Ривка Басман Бен-Хаим, сообщает издание The Jerusalem Post.
Как пишет газета, Ривка отказалась называть себя “пережившей Холокост”. Она говорила, что тот человек, который попал в нацистские лагеря, не выжил – он умер. На его место пришел другой человек, который создал новую жизнь. Басман Бен-Хаим и другие жертвы Холокоста находили утешение в своих новых семьях, новой дружбе и любви.
Ривка Басман Бен-Хаим родилась 20 февраля 1925 года в Укмерге. Ее отец и брат были убиты немцами. Около двух лет она провела в Вильнюсском гетто, затем была отправлена в концентрационный лагерь Кайзервальд в Риге.
Первые пробы поэтического пера Ривки относятся ещё к предвоенному времени. В концлагере она продолжала тайком писать.
После войны будущая поэтесса Ривка Басман и художник Шмуэль Костянский (Муля Бен-Хаим) связали свои судьбы. Две талантливых личности объединило и единство в стремлении участвовать в борьбе за возрождение своего народа после страшной Катастрофы.
Вместе с супругом участвовала в нелегальной переправке еврейской молодёжи в тогда ещё Палестину, подмандатную Англии.
В 1947 году молодые приехали из Европы в Палестину. Поселились в кибуце Хамаапиль. Сразу же Муля и Ривка вступили в Хагану и участвовали в освободительной войне. В 1948 году Ривка включилась в работу поэтического кружка Юнг-Исраэль. Параллельно с работой Ривка окончила учительский семинар, затем изучала английский язык в Тель-Авиве и совершенствовалась в английском языке и литературе в Колумбийском университете Нью-Йорка. Вернувшись, преподавала в школе кибуца.
Ривка писала на идиш, но ее произведения переведены на иврит и другие языки. Ее поэзия, как и любого большого мастера, многолика, от лирики до философии, но в целом печальна грустью восточноевропейского еврейства. Р. Басман Бен-Хаим была обладательницей всех существующих премий в миру, которые присуждаются поэтам и писателям, пишущим на идише. Последняя книга Ривки (а их было пятнадцать) «Цветы в пепле» была издана в 2020 году. В ней представлены стихи и проза о Холокосте. Это был первый раз, когда поэтесса позволила себе говорить о пережитом во время Катастрофы.
Историческая память — это не только события, истории людей, но и культурное наследие. Это напоминание о том, чем жили прошлые поколения и что было для них важно. Поэтому отрадно, когда в городах, где когда-то жили большие еврейские общины, возрождается наследие еврейского народа.
В пятницу в Купишкисе председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски, посол Израиля в Литве Хадас Виттенберг-Сильверстейн и посол США Роберт С. Гилкрист посетили здание бывшей Старой синагоги, которое было вновь открыто после шести лет восстановительных работ. В здании расположена городская публичная библиотека.
«До Второй мировой войны в Купишкисе была большая еврейская община. К сожалению, почти вся она была убита нацистами и местными коллаборационистами. Правильно, что по прошествии по крайней мере восемьдесят лет историю еврейской общины вспоминают вновь. Здание бывшей синагоги будет напоминать об огромном вкладе евреев в развитие города», – сказала Ф. Куклянски.
Возрождение истории
Еврейская община оставила яркий cлед в Купишкисе. Первая еврейская община появилась здесь примерно в 17 веке, о чем свидетельствует разрешение на строительство синагоги, выданное в 1682 году. В 1897 году в Купишкисе проживал 2 661 еврей, или 71 процент от общего населения города, составлявшего 3 742 человека.
В межвоенный период в Купишкисе действовали три синагоги: с северной стороны стояла Большая синагога, параллельно ей – Южная или Малая синагога, а с западной – хасидский молельный дом.
Сегодня сохранились два здания – Большой синагоги и хасидской. Большая синагога была не только местом молитвы, но и местом для собраний общины и изучения Торы. Несмотря на все невзгоды, синагога функционировала вплоть до трагических лет нацистской оккупации.
С 1950 года в здании бывшей синагоги размещается Публичная библиотека Купишкиса.
При поддержке Фонда доброй воли были переизданы «Записи Григория Шура. Хроника Вильнюсского гетто 1941 – 1944». У книги не только новая обложка, но и предисловие.
Возможно, самый информативный из нескольких дневников Вильнюсского гетто, рукопись Г. Шура была первоначально опубликована в переводе на литовский язык вильнюсским издательством “Эра” в 1997 году при частичном финансировании Министерства культуры Литвы и была полностью проигнорирована широкой общественностью.
Новое издание — это тот же перевод, который Нийоле Кварацюте и Альгимантас Антанавичюс опубликовали в издательстве “Эра” в 1997 году. Книга также содержит то же введение Пранаса Моркуса и предисловие Владимира Порудоминского, но добавлено новое краткое введение педагога и публициста Витаутаса Толейкиса, который рассматривает недавнюю литературу о Холокосте, опубликованную на литовском языке, включая его острые наблюдения о книге “Mūsiškai” (Наш народ) Руты Ванагайте и Эфраима Зуроффа, точнее, о том, как на нее отреагировали литовские националисты. Вот приблизительный перевод части вступления Толейкиса:
«К сожалению, ситуация вряд ли изменилась в лучшую сторону с момента выхода первого издания. Международный резонанс и непропорциональная реакция общественности после появления в 2016 году книги Руты Ванагайте и Эфраима Зуроффа “Mūsiškai” (“Наш народ”), кажется, отбросили нас на двадцать лет назад. Создается впечатление, что вновь предпринимается попытка одурачить общественность, убедить людей в том, что сотрудничество с нацистами не так уж и плохо, что жажда свободы для родины при попустительстве нацистских оккупантов позволяла обречь на смерть часть граждан страны, разделить их имущество, даже частично оправдать тех, кто убивал евреев: если бы не немцы, этого бы никогда не случилось… Об этом свидетельствует «война» мемориальных досок в Вильнюсе».
«Думаю, второе издание «Записей» Шура появилось как раз вовремя. …Его «Записи» – не просто индивидуальная хроника катастрофы виленских евреев, но, пожалуй, самая объективная, пытающаяся передать общую картину, избегая личных отступлений, как бы глазами каждого, кто оказался в гетто. Это как пролог-компендиум истории, учебник для начинающих по истории Виленского гетто».
Сравнивая «Записи» Г. Шура с хрониками Виленского гетто Германа Крука, последние намного длиннее. По сути, Крук был чужаком, польским евреем, бежавшим из Польши, из Варшавы, в Вильнюс в числе многих других, в то время как Шур знает место, улицы и здания, где происходит событие, о котором он пишет, и его чувство места, местной географии, сразу же узнаваемо жителями Вильнюса, хотя они могли родиться много десятилетий спустя. Обширная хроника Крука, больше похожая на газетные статьи, чем на дневниковые записи, имеет, однако, то преимущество, что она написана на родном для Крука идише.
Источники, близкие к рукописи Шура и работе над переводом в 1990-х годах, говорили, что Шур писал по-русски, хотя для него идиш был родным языком. Они также говорили, что он не владел достаточно русским языком, и некоторые отрывки, которые не имели полного грамматического смысла для переводчиков, были пропущены. Почему Шур считал, что должен писать на русском языке, а не на родном идише, является предметом спекуляций. Большинство предположений сводится к тому, что он предвидел победу Советского Союза над нацистами, хотя и не дожил до нее.
У первого издания, вышедшего в 1997 году, были проблемы с клееным переплетом, так что страницы выпадали уже после нескольких прочтений. Новое издание выполнено из более прочной бумаги и клея, с блестящей цветной обложкой, дополненной полным разделом цветных и черно-белых фотографий в конце.
Новое издание сохраняет дневник Шура живым, но оно по-прежнему недоступно для большинства исследователей Холокоста, поскольку переведено лишь на литовский язык. Все же эта самая объективная хроника Виленского гетто должна быть переведена на английский язык, желательно с использованием оригинальной рукописи на русском языке с некоторым текстовым анализом явно неграмматических отрывков людьми, которые хорошо знающими его родной язык и историю Вильнюса и еврейской Вильны.
Второе издание дневника Григория Шура на литовском языке можно приобрести в knygos.lt или непосредственно в Фонде доброй воли.
Проект “От поколения к поколению”, организованный Международным музеем Израиля ANU, в котором принимают участие сеньоры Еврейской общины (литваков) Литвы и учащиеся 9-го класса Вильнюсской гимназии ОРТ имени Шолом-Алейхема, – это необыкновенная возможность делиться опытом. Что может быть важнее общения? Тем более, когда встречаются представители разных поколений, обязательно есть о чем поговорить.
Несколько недель назад учащиеся посетили Клуб пожилых людей еврейской общины Литвы.
На этот раз ребята пригласили старшее поколение посетить их гимназию. Гости осмотрели хорошо оборудованные помещения школы, современные классы и лаборатории, любовались выставкой и приняли участие в церемонии Шаббата для начальных и старших классов.
Сеньоры даже получили в подарок рисунки ребят. После этого все уютно расположились в библиотеке и делились историями. По окончании проекта они будут отправлены в Тель-авивский музей диаспоры “Ану”.
“Наши сеньоры были впечатлены таким теплым, уютным и интересным приемом и теплотой детских сердец”, – сказала куратор этого проекта, программный директор Еврейской общины (литваков) Литвы Жанна Скудовичене.
В этом году 15 марта в Литве объявлено Днем спасателей литовских евреев. Именно в этот день библиотекарю Вильнюсского университета Оне Шимайте был присужден титул Праведника народов мира, и она стала первой литовкой, удостоенной этого почетного звания.
Накануне этого важного дня жители Акмяне, где родилась О. Шимайте, вместе с членами еврейской общины Шяуляйского края в Мемориальном саду Литваков (Платяляй) открыли памятное яблоко в честь праведницы.
На фото (коллаж): Она Шимайте и “яблоко”, октрытое в ее честь. Автор: М. Лопайтис
Праведник народов мира – это почетное звание, присуждаемое Государством Израиль лицам нееврейского происхождения, которые спасали евреев во время Холокоста. Этот титул уже присужден более 900 литовцам, одна из которых – Она Шимайте.
Она Шимайте родилась 6 января 1894 года в городе Акмене, где росла до восьми лет. Согласно Литовской энциклопедии, она окончила начальную школу и гимназию в Риге, куда ее родители уехали в поисках работы.
C началом Первой мировой войны семья эвакуировалась в Москву. В Литву Она Шимайте вернулась в 1922 году. Некоторое время она преподавала в еврейской школе в Каунасе, работала переводчиком в представительстве Советского Союза, а с 1937 года – библиотекарем в различных библиотеках.
В 1924 году поступила в Литовский университет, где изучала гуманитарные науки. В 1939 г. переехала в Вильнюс, работала в библиотеке Вильнюсского университета.
Уничтожение еврейского народа, начавшееся во время Второй мировой войны, потрясло Ону, которая с детства воспитывалась в духе уважения к человеку и терпимости к другим народам. Библиотекарь не скрывала своих чувств:
«Когда немцы загнали евреев Вильнюса в гетто, я не могла работать. Не могла сидеть в кабинете. Я не могла есть. Мне было стыдно, что я сама не еврейка. Я должна был что-то делать. Я понимала, какая опасность грозит, но иначе я не могла. Во мне была сила, которая была сильнее меня».
Получив разрешение оккупационных властей, она стала посещать Вильнюсское гетто под предлогом сбора книг, взятых из библиотеки еврейскими студентами университета.
Она Шимайте помогала жителям гетто добывать еду, поддельные документы (на эти цели она тратила и собственные деньги), приносила в гетто необходимые вещи и оружие, забирала письма, ценные книги и рукописи. Среди них рукописи стихов Аврома Суцкевера, дневник Григория Шура. Шимайте искала способы, с помощью которых люди могли бы сбежать из гетто; искала укрытия и опекунов для спасения еврейских детей, прятала беглецов, и сама выводила еврейских детей из гетто. Бесстрашная женщина прятала корреспонденцию и документы в разных местах. Точно неизвестно, сколько евреев спасла Она Шимайте, хотя в 1963 году литовская газета в Аргентине сообщила, что около ста.
За помощь евреям Ону трижды арестовали, но отпускали с помощью сотрудников университета. Последний раз Шимайте арестовали, когда она добыла для еврейского ребенка поддельные документы и поместила его в детский дом. За это ее приговорили к смертной казни, но после того, как сотрудники Вильнюсского университета подкупили чиновников, ее отправили в концентрационный лагерь Дахау, где она дождалась конца войны.
Еще при жизни Она Шимайте стала легендой. 15 марта 1966 г. она стала первой литовской женщиной, удостоенной звания Праведницы народов мира. В Иерусалиме, на аллее Праведников народов мира, растет оливковое дерево, посаженное в ее честь.
Не забыта Она Шимайте и в Литве: ее именем названа улица в Вильнюсе, а в этом году университет обещает назвать в ее честь сквер. К сожалению, в Акмяне не сохранился дом, где родилась и выросла Она Шимайте, но в 2019 году по инициативе жителей города ее имя было присвоено Акмянской библиотеке.
12 марта в Мемориальном саду Литваков в Платяляй собрались люди. Этот сад особенный: на участке контуров Литвы стоят кованные железные яблони, символизирующие еврейские общины Литвы, существовавшие до Холокоста. На этих деревцах «растут» именные яблоки в память о литваках.
Мемориальный сад Литваков создан по инициативе Благотворительного фонда им. Якова Бунки. В саду есть яблонька, посвященная Праведникам народов мира. На ней благодаря усилиям жителей Акмяне Дианы и Марюса Лопайтисов появилось яблоко в честь Оны Шимайте.
На фото: участники церемонии
В торжественной церемонии приняли участие и сами инициаторы – Диана и Марюс Лопайтисы, а также директор Благотворительного фонда им. Я. Бунки Эугениюс Бунка, члены еврейской общины Шяуляйского края, учащиеся гимназии Акмяне, учительница по литовскому языку и литературе из гимназии Тришкяй Рита Масюлене, члены Женского клуба любительниц чтения „Tebūnie šviesa“, сотрудники Акмянской библиотеки им. О. Шимайте. Своими мыслями об Оне Шимайте поделились учительница по литовскому языку и литературе из Акмянской гимназии Рита Рингене, председатель Акмянской общины Альгирдас Бучис, директор Музея истории Акмяне Арунас Остраускис.
К сожалению, из-за сложных погодных условий в Платяляй из Каунаса не смогла приехать внучатая племянница Оны Шимайте – Рите Шимайте, приславшая участникам церемонии самые теплые слова приветствия. Ну, а Диана и Марюс Лопайтисы заверили собравшихся, что в скором времени в Мемориальном саду Литваков появится «яблонька» в память о некогда многочисленной еврейской общине Акмяне.
По инициативе Сейма Литвы, Международной комиссии по оценке преступлений нацистского и советского оккупационных режимов в Литве сегодня в стране впервые отмечается День спасателей литовских евреев. Этот день был включен в календарь памятных государственных дат в конце прошлого года.
Именно 15 марта 1966 года библиотекарю Вильнюсского университета Оне Шимайте был присужден титул Праведницы народов мира. Таким образом она стала первой литовкой, обладательницей почётного звания, присваиваемого Израильским институтом катастрофы и героизма «Яд ва-Шем».
YIVO запустил восьмилетний проект по оцифровке своих архивов, расширив доступ примерно к 3,5 миллионам страниц, связанных с еврейскими революционными, социалистическими и рабочими движениями в Европе и Америке, пишет «New York Jewish Week».
Этот проект, крупнейший по оцифровке архивов в истории Еврейского научно-исследовательского института, прольет свет на Еврейский рабочий союз (Бунд), чьи архивы пережили нацизм и составляют основу коллекции.
Основанный в Вильно в 1897 году евреями, находившимися под влиянием марксизма, Бунд играл центральную роль в организации еврейских профсоюзов и до Второй мировой войны был связан с различными социалистическими партиями в Европе. Он управлял огромной сетью светских идишских школ, противостоял антисемитизму и поддерживал подпольную сеть против нацистского геноцида — благодаря тем его членам, которым удалось бежать в Нью-Йорк в начале 1940-х годов. Эта история отражена в путешествии архивных материалов, захваченных нацистами, но вновь обнаруженных во Франции после отступления армии нацистской Германии. В 1951 году архивы Бунда были перевезены в Нью-Йорк, а в 1992 году переданы YIVO.
«В дополнение к увлекательным материалам о еврейской политической деятельности в дореволюционной России и межвоенной Европе, эти коллекции раскрывают влияние важного аспекта еврейской иммигрантской общины на американскую политику и социальную жизнь и углубляют наше понимание американского еврейского опыта», — заявил генеральный директор и исполнительный директор YIVO Джонатан Брент. Хотя Бунд так и не смог восстановить свое влияние после Холокоста, в последние годы о нем тепло вспоминают еврейские левые, увлеченные его политикой.
В 2017 году историк Городского университета Нью-Йорка Дэниел Кац утверждал, что кандидат в президенты – сенатор от Вермонта Берни Сандерс основывался на «особой философии еврейского социализма или идишизма», которую представлял Бунд.
15 марта впервые в этом году будет отмечаться День спасателей литовских евреев. По этому случаю Еврейская община (литваков) Литвы представляет общественности памятный знак в честь спасателей евреев. На нем будут отмечены места, где жили спасатели, которые в годы Второй мировой войны спасали литовских евреев от нацистов.
“Это наша благодарность смелым мужчинам и женщинам, которые, не страшась неминуемой опасности, были не только спасителями евреев, но, как писал Ицхок Мерас, кольцом нравственности своего народа и благородством духа, противостоявшим тем, кто убивал”, – говорит Фаина Куклянски, председатель Еврейской общины (литваков) Литвы, чью семью во время Второй мировой войны также спасли смелые литовцы с большим сердцем. Как и 900 других спасателей литовских евреев, они были признаны Праведниками народов мира.
Авторы памятного знака – творческая группа „JUDVI&AŠ“
“В Литве большинство спасателей евреев были людьми, исповедующими христианские ценности, которые, спасая евреев от смерти, напрямую исполняли закон божий – “Возлюби ближнего своего, как самого себя”. Идея памятного знака основана на синтезе традиционной христианской иконографии и символов иудаизма:
Икона – образ Божией Матери, Сердце – любовь и милосердие; Покров – защита, место рядом с сердцем; Руки – набожность, доброта, забота; Треугольник – Всевидящее око, Закон Божий; Шестиконечная звезда – национальный, религиозный знак иудеев; Крылья Ангела – Посланник Божий, Миссия Господа», – объясняют значение символов дизайнеры Виктория Сидерайте-Алон и Альбинас Шиманаускас.
Инициаторы проекта – Международная комиссия по оценке нацистского и советского оккупационных режимов в Литве.
В то время, когда некоторые европейские страны стремятся пересмотреть историю Холокоста, чтобы подчеркнуть роль жертвы, высокопоставленный чиновник администрации Байдена говорит, что Соединенные Штаты должны постоянно напоминать им о мрачных страницах их прошлого, пишет журналист JTA Рон Камас.
Специальный посланник Госдепартамента по вопросам Холокоста Эллен Джермейн рассказала, что в последнее время она много времени проводила, общаясь с лидерами стран, которые стремятся почтить героев, сопротивлявшихся советскому гнету. Проблема в том, что многие из этих деятелей также сотрудничали с нацистами в преследовании евреев. В интервью JTA Джермейн сформулировала свою задачу как обеспечение того, чтобы страны принимали во внимание всю совокупность этой истории. Она неоднократно выступала за удаление или, по крайней мере, изменение мемориальных досок, статуй и других памятников людям, сотрудничавшим с нацистами.
«Я понимаю, почему их прославляют как национальных героев после Второй мировой войны, но нельзя просто стереть то, что они сделали во время войны», — заявила Джермейн корреспонденту JTA.
Офис Джермейн был создан в 1999 году, и она занимает эту должность с августа 2021 года. Роль посланника заключается в том, чтобы убедить страны предоставить финансовую реституцию семьям евреев, которые были убиты и изгнаны во время Холокоста. В конце 1990-х годов многие страны все еще пытались уклониться от обязательств перед еврейскими общинами, которые подвергались преследованиям и уничтожению. Стюарт Эйзенштат, в то время заместитель министра финансов США, настаивал на том, чтобы администрация Клинтона создала эту должность, чтобы продемонстрировать приверженность США делу возмещения ущерба. С 2017 года офис составляет отчеты о том, как страны выполняют Терезинскую декларацию, соглашение 2009 года между 47 странами о реституции. Офис также тесно сотрудничает с Всемирной еврейской организацией по реституции, чтобы подтолкнуть страны к принятию законов, облегчающих реституцию. И он работает с посланником Государственного департамента по мониторингу антисемитизма, чтобы отслеживать проявления антисемитизма и проводить кампании против него, развивать образование о Холокосте, сохранять архивы эпохи Холокоста и организовывать отмечание Дня памяти жертв Холокоста.
Джермейн, карьерный дипломат, занимавшая несколько должностей в Европе, на Ближнем Востоке и в Организации Объединенных Наций, рассказала, что у большинства стран теперь есть передовые механизмы реституции, что снижает потребность в давлении со стороны США. Она добавила, что некоторым странам, включая Польшу и Хорватию, еще предстоит принять соответствующее законодательство. В последнее время ее внимание было сосредоточено на том, чтобы заставить страны более открыто и честно признать свою роль в Холокосте, что осложняется естественной тенденцией государств создавать героические национальные мифы. Она хотела бы, чтобы памятники виновникам зверств были снесены или хотя бы видоизменены. В более широком смысле возрождение ультраправых обеспокоило еврейские организации и администрацию Байдена. Польша приняла законы, криминализирующие обвинения в том, что некоторые поляки сотрудничали с нацистами, и другие, ограничивающие реституцию. Подход Венгрии к своей роли в Холокосте уже давно является предметом споров между правительством и еврейской общиной.
Ультраправые партии добились успехов на недавних выборах в Австрии, Германии, Франции и других странах. Неонацистские марши также по-прежнему попадают в заголовки газет по всему континенту. «Вы получаете определенную долю того, что мы называем ревизионизмом или реабилитацией. Например, реабилитацию или прославление людей, которых считают национальными героями за то, что они боролись с коммунистами», — заметила она. «Они сражались с Советами после Второй мировой войны, но они также участвовали в актах нацистского геноцида. Во время Второй мировой войны они были коллаборационистами — иногда принимали непосредственное участие в депортациях или массовых убийствах. Такие есть в Литве, на Украине, в Хорватии, в честь некоторых названы улицы».
Джермейн назвала Юозаса Крикштапониса и Йонаса Норейку в Литве; Романа Шухевича на Украине; и Миклоша Хорти в Венгрии, увековеченных за их антисоветские кампании, но которые также сотрудничали с нацистами. Джермейн ведет беседы о возрождении такого увековечивания памяти в рамках своих визитов. Насколько восприимчивы ее собеседники, по ее словам, зависит от страны. В конце прошлого года она побывала в Литве и Венгрии, а в Германии выступила с курсом по Холокосту для дипломатов и специалистов по безопасности со всей Европы. В январе она сопровождала Дугласа Эмхоффа, второго джентльмена-еврея, в его поездке по Польше и Германии. По ее словам, литовские чиновники восприняли ее попытки заставить их задуматься о своей истории Холокоста. «Я была очень, очень приятно удивлена и впечатлена тем, насколько все в Литве были открыты для обсуждения этого вопроса», — рассказала она. «Все, от правительства до ученых и журналистов. «Я провела там панельное мероприятие, которое транслировалось в прямом эфире и собрало 20000 зрителей. И вопросы и комментарии по этому поводу только от людей в аудитории — они были гораздо более открыты для того, чтобы сказать: «Да, вы знаете, мы поняли, что это проблема, и нам нужно выяснить, как с ней справиться»».
Венгры, напротив, выглядели настороженно. Венгерские чиновники стремились приравнять Холокост к репрессиям советской эпохи и возродить репутацию таких деятелей, как Хорти. Премьер-министр Виктор Орбан встревожил многих на Западе своим ультраправым поворотом и риторикой, которая временами кажется переходящей в расизм и антисемитизм. «Венгрия — более сложный вопрос, — заметила она. «Я не нашла такого же уровня открытости. Но я нашла желание хотя бы поговорить со мной об этом».
Джермейн рассказала, что она использует нюансированный подход к аргументации в пользу изменения представления о прошлом. Некоторые из людей, которых она хочет видеть привлеченными к ответственности за свои преступления, действительно были на переднем крае борьбы своих стран против СССР. «Их не нужно вычеркивать из истории, да и не следует, потому что люди должны знать, что они сделали, как хорошее, так и плохое», — заявила она. «Но суть в том, чтобы сделать историю более детализированной и научить граждан этих стран тому, какова полная история, и если есть статуи и памятники некоторым из этих парней… либо уберите их, либо добавьте к ним какой-то контекст». Она процитировала «мемориальную доску Йонасу Норейке в Национальной библиотеке в Вильнюсе, в Литве, которая просто говорит о том, что он был великим человеком».
Норейка был высокопоставленным офицером полиции, который, как полагают, лично контролировал убийство евреев. В Литве его почитают как героя, сражавшегося с Советским Союзом вместе с немцами. Джермейн заявила, что понимает стремление искать героев для формирования национальной идентичности после того, как коммунистические режимы стремились отрицать историю стран, в которых они доминировали. «Я думаю, им потребовалось некоторое время, чтобы начать разбираться в своей истории», — заметила она. «И поэтому иногда только в последние пять или 10 лет реальное внимание обращалось на тот факт, что некоторые из этих фигур могут быть не такими на 100% героическими, как они первоначально считались».
Cегодня – Всемирный день радио. Предлагаем вашему вниманию интервью с Шмуэлем Бен-Цви, которое он дал журналистке Радио LRT Ольге Угрюмовой, а также ссылку на Еврейскую радиопередачу канала LRT Klasika
До сих пор помню, как в 1985-м в Баку возле книжного магазина «Дружба народов» образовалась солидная очередь. Вся из евреев. Давали Кановича, и он был как Шолом-Алейхем – ну, или Фейхтвангер.
Книг мне тогда не досталось, но вышедший к народу завмаг Якир пообещал, что задействует все связи в Вильнюсе, чтобы оттуда прислали еще хотя бы пару сотен книг. С того дня на полках многих еврейских домов появились сразу три книги Григория Семеновича Кановича: «Колыбельная снежной бабе», «Слезы и молитвы дураков» и «Нет рабам рая». Они стояли обычно в рядок с самыми ценными – шеститомником Шолом-Алейхема, 12-томником Фейхтвангера и «Жить воспрещается!» Ильи Каменковича.
Уже после к этим книгам прибавились романы «Козленок за два гроша», «Улыбнись нам, Г-споди!» и другие произведения. В 2009 году я взял интервью у Григория Семеновича – накануне его 80-летия. Он тогда с присущим ему чувством юмора заметил: «Хочу сказать спасибо советским евреям. Они хорошо покупали мои книги, обеспечивали все новые переиздания, и это в итоге принесло мне хоть какую-то известность».
Но это советские евреи должны были сказать спасибо Григорию Кановичу. Именно он своими романами и повестями помог им даже не столько сохранить, сколько пробудить заснувшее летаргическим сном национальное самосознание. Читая Кановича, мы вдруг все вспомнили, откуда мы родом, что с нами было в прошлом, и заодно поняли, почему об этом нельзя забывать, даже если очень сильно хочется.
К сожалению, я не сумел найти текста того интервью, но до сих пор помню многие его детали. Помню, как Григорий Семенович рассказывал о своем детстве: как глубоко религиозная бабка уговаривала его пойти с ней в синагогу в субботу, обещая за это купить мороженое в воскресенье. Когда он в итоге воскресным утром подходил с бабушкой к киоску с мороженым, та долго доставала из кармана кофты деньги, смотрела в небо, сокрушенно качала головой и говорила: «Ты меня так совсем разоришь!» Затем спохватывалась и поспешно добавляла: «Это я не Тебе говорю – это я ему говорю!» И тыкала во внука пальцем.
Религиозным человеком Григорий Семенович так и не стал, но все, что было связано с еврейской традицией, идишем, еврейским образом жизни, вызывало у него самые теплые чувства. И этим теплом пронизаны многие страницы его книг – может, поэтому от них теплее становилось и в наших домах.
Помню еще его рассказ о первых шагах в литературе. Он рано начал публиковать стихи, но в какой-то момент принес в издательство и повесть «Я смотрю на звезды», в которой впервые рискнул коснуться еврейской темы. И редактор – между прочим, литовка – вдруг ему сказала: «Знаете, Канович, если вы будете чаще смотреть на свои, а не на чужие звезды, то из вас может что-то и получиться!»
С этого времени он начал смотреть на «свои звезды», хотя и продолжал писать стихи, эпиграммы и киносценарии. Все это было вполне востребовано, а вот книги со «звездами» долго отправлялись в стол. Но затем в 1970-х после романа «Птицы» над кладбищем произошел прорыв, его «еврейские вещи» начали активно издавать в родном Вильнюсе, и оттуда они разлетались по всему Союзу. А уж в период Перестройки и гласности к нему пришла подлинная слава.
Став одним из самых издаваемых советских писателей, Канович в 1989 году возглавил еврейскую общину Литвы, а затем стал и депутатом Верховного Совета СССР. Тогда же появилась и мгновенно разошлась миллионным тиражом его «Еврейская ромашка»: Натан Щаранский говорил, что благодаря этой книге в Израиль уехало больше евреев, чем благодаря «Сохнуту».
Естественно, в ходе того интервью мы вспомнили и замечательное стихотворение Давида Самойлова «Наказ чукотского народа депутату Г. Кановичу»:
Гриша, ты теперь Григорий,
Ты скажи в Большой Совет,
Что на нашем территорий
Мало-мало водки нет.
Нет у нас, однако, водка.
Ой, как плохо, Гриша, ой!
Потому на всем Чукотка
Экология плохой…
К моменту нашего разговора еще не был издан знаменитый коричневый пятитомник Кановича, но он считался к тому времени живым классиком и национальным достоянием литовского народа. Во всяком случае, те литовцы, с которыми мне доводилось говорить – и в Израиле, и в Литве, – произносили фамилию Кановича едва ли не со священным трепетом. Один из моих собеседников, известный литературный критик заметил, что Канович прежде всего литовский писатель, так как через историю евреев он ярко и достоверно показал историю Литвы.
И вот теперь, когда Григория Семеновича больше нет с нами, можно сказать, что он прожил долгую и по большому счету очень счастливую жизнь, которая теперь продолжается в его текстах. И мы вместе с ним еще долго будем смотреть на звезды. На наши, еврейские звезды.
20 января в возрасте 93 лет ушел из жизни русско-еврейский писатель, драматург и переводчик Григорий Канович. В феврале 2014 года «Лехаим» побеседовал с писателем. Беседу вел Леонид Школьник
20 января в возрасте 93 лет ушел из жизни русско-еврейский писатель, драматург и переводчик Григорий Канович. В феврале 2014 года «Лехаим» побеседовал с писателем, сегодня мы снова публикуем это интервью.
Поддавшись магии цифр и своеволию памяти, начать это интервью хочется с 1985 года — по меркам притч и легенд не такого уж далекого прошлого. Тогда, в 1985-м, я пришел в гости к почти культовому для советских евреев 1970-х писателю Кановичу в его теплый гостеприимный дом, к еврейскому столу. Ни я, ни он пока еще не знали, что через несколько лет после этой нашей первой встречи предстоят выборы в Верховный Совет СССР, и мы вновь встретимся с ним уже в Москве образца 1989 года, когда он станет народным депутатом от Литвы.
ЛЕОНИД ШКОЛЬНИК → О чем вы тогда говорили с избирателями? Поверили ли сами в перестройку? Или уже набрасывали первые строки «Еврейской ромашки», в которой ставился не столько вопрос «ехать или не ехать», сколько «можно ли оставаться»?
ГРИГОРИЙ КАНОВИЧ ← Начну с того, что своей краткосрочной депутатской карьерой я обязан моему соседу, к сожалению ныне покойному, выдающемуся литовскому поэту Юстинасу Марцинкявичюсу. На собрании в Союзе писателей, посвященном выдвижению кандидатов в горбачевский парламент, мой друг совершенно неожиданно для меня назвал мою фамилию, объяснив свой выбор тем, что в делегации от освободительного движения Литвы «Саюдис» должны быть представители и других национальностей. Моими соперниками были мэр города Вильнюса и директор одного из научных институтов, которые уверяли избирателей, что писателишка, сын портного (читай: еврей) не может быть депутатом и в полной мере представлять Литву на таком форуме, как Съезд народных депутатов в Москве. На встречах с избирателями я говорил о том, что евреи стремятся к переменам, как и литовцы, и что все жители республики могут жить в дружбе с Россией в самостоятельном, независимом государстве. В перестройку без признания независимости Литвы большинство ее населения не верило. Что касается появления «Еврейской ромашки», то оно почти совпало с моим избранием в депутаты.
ЛШ → Ее перепечатывали, озвучивали по радио, переводили на разные языки, она стала как бы паролем того незабываемого времени Большой алии. Натан Щаранский, в ту пору министр промышленности и торговли, когда во время одного из интервью я заговорил с ним о вас, сказал: «Канович своей “Ромашкой” всем нам заменил министерство абсорбции».
ГК ← Успех «Еврейской ромашки» превзошел мои ожидания. В Вильнюс потекли письма поддержки от тех, кто в Советском Союзе сидел в своем окопе и гадал, ехать или нет. Хотя высказывание многоуважаемого Натана Борисовича ласкает слух, опытный политик, конечно, преувеличил мои заслуги. Слово, если оно не удостоилось Нобелевской премии, не обладает такой силой воздействия, как финансируемое государственное министерство. Оно может согреть душу, подвигнуть на доброе дело, но не может обеспечить ни работой, ни жильем.
ЛШ → Было ли недовольство со стороны властей в Литве и Москве? Вы ведь не только «Еврейскую ромашку» написали, но, став депутатом, «соорудили» с Микой Членовым, Мавриком Вульфсоном письмо Горбачеву об опасности разрастающегося антисемитизма в СССР.
ГК ← Власти в Литве отнеслись к моему призыву к евреям не оставаться в ССCР более чем благожелательно. Литовцы и сами не хотели больше оставаться в Стране Советов. Никакого неудовольствия ни в печати, ни на государственном уровне никто не выражал. Литва привыкала к правде. Совершенно другая реакция на мою «Ромашку» ждала меня в Москве. Дело в том, что я, как народный депутат, приложил ее к письму, которое подписали без малого двести народных депутатов, и передал в президиум съезда Горбачеву. Несмотря на то что письмо об опасности усиливающегося в стране антисемитизма и «Ромашка» были широко распространены за границей, напечатаны в десятках газет и переданы по радио на многих языках мира, из Кремля никакого ответа не последовало. Только через какое-то время депутату-еврею из Латвии Маврику Вульфсону удалось встретиться с Горбачевым, и тот на вопрос, что он думает о всплесках ненависти, которые могут обернуться еврейскими погромами, якобы ответил кратко: «Национальный вопрос мы будем решать не раздельно, а только комплексно». Решать-де еврейский вопрос по отдельности — неправильно.
ЛШ → Письмо Горбачеву, «Ромашка»… А что собственное творчество? Продолжали ли вы создавать свою единственную, главную книгу — о ставшей облаком еврейской Литве, о судьбах близких людей, давно ушедших в облака, но живущих в ваших книгах?
ГК ← О собственном творчестве я не забывал. Мой отец — портной Шлейме Канович — любил до конца своей жизни повторять им же самим сочиненную сентенцию: что бы в мире ни случилось, а шить надо. И шил. Пока мог продеть нитку в иголку. Я старался следовать его примеру. Честно признаться, мое творчество — будь то новый роман, статья или поставленный по моему сценарию фильм — значило для меня куда больше, чем депутатский значок на лацкане костюма. Кстати, о костюме, который к первой сессии Съезда народных депутатов сшил мне отец. Когда я вернулся из Москвы, он долго и задумчиво смотрел на меня, а затем тихо и печально изрек: «Гиршке, будь добр, сними эту бляху. Зачем портить хорошее изделие?» — и отец ткнул рукой в лацкан пиджака. К счастью, под крики верноподданных депутатов со всех сторон кремлевского зала — «Позор! Ваше место не здесь, а на Колыме!» — литовская делегация вскоре покинула съезд. Я навсегда вернулся к своему рабочему столу и, как писал Иосиф Бродский, снова стал старательно скрипеть пером, переводить бумагу, продолжать свою сагу о ставшей облаком еврейской жизни в Литве, облаком, которое доселе висит над нами и не тает.
ЛШ → Тем не менее недавно один израильский писатель резко отозвался о тех своих коллегах, которые якобы наживаются на теме гибели еврейского местечка.
ГК ← Что поделаешь, для многих писателей и не писателей, знающих еврейское местечко только понаслышке и никогда в нем не живших, оно не что иное, как олицетворение затхлого и застойного мира. Может, по этой причине вошло у нас в моду предавать его высокомерному поношению. Хулители местечка не задумываются над тем, что наши предки, дальние и ближние, родились не в Москве, не в Петербурге, не в царских покоях, а в деревянных избах, в этих еврейских городках бывшей черты оседлости и трудились там до седьмого пота. А потомками местечковых евреев были (и есть) светила науки и литературы, лауреаты Нобелевских премий. Ценность человека определяется не местом рождения, а тем, какая у него душа и какими помыслами он живет на свете. По-моему, великий грех берет на душу тот, кто нажимает на клавиши компьютера, чтобы оклеветать то, что было нашей общей колыбелью и что в сорок первом дотла разрушили немецкие фашисты и их разномастные пособники. А уж разговоры о том, что есть литераторы, наживающиеся на теме местечка, иначе как клеветническими я назвать не могу. И мне стыдно за тех, кто не без корысти для себя распространяет их. На национальной памяти не спекулируют, наживаться на ней непристойно и недопустимо.
ЛШ → Мне очень жаль, что в собрании ваших сочинений не нашлось места повести «Я смотрю на звезды», по сути определившей весь ваш дальнейший творческий путь.
ГК ← У каждой вещи на свете есть свой возраст. Есть возраст и у работы. Если говорить о моем творчестве, то оно моложе меня на два десятка. За шестьдесят с лишним лет было немало написано, и в издающийся в Литве пятитомник моих произведений параллельно на литовском и русском языках нельзя было при всем желании уместить все написанное. Из-за перегруженности томов пришлось от чего-то отказаться, в том числе и от таких дорогих мне повестей, как «Я смотрю на звезды» и повести об отце «Шелест срубленных деревьев». Особенно сожалею, что в моих избранных сочинениях не будет названной вами первой повести, которая была на самом деле первой еврейской повестью на русском языке в послевоенном СССР. «Я смотрю на звезды» положила начало целому циклу романов и рассказов, составивших Пятикнижие о литовском еврействе на протяжении полутора веков, о его жизни и трагической гибели.
ЛШ → «Пятикнижие» Кановича — звучит!.. Хотя это заимствование не всем может прийтись по вкусу. В то же время в него вошли романы, которые на заре перестройки кто-то назвал чуть ли не антисемитскими.
Герои «Местечкового романса». Отец Григория Кановича Соломон (Шлеймке) стоит крайний справа в окружении родителей, братьев и сестры Кановичей. Йонава. 1920 год
ГК ← Я ни на какие священные аналогии не покушался и не покушаюсь. Издатели, движимые своими соображениями, посоветовали дать такое название. По правде говоря, до перестройки я на подобную честь не рассчитывал. Столичные журналы отказывались печатать мои романы. Вспоминаю ответ из «Дружбы народов» на «Слезы и молитвы дураков» — один из лучших романов, переведенный на несколько иностранных языков: «Ваш роман интересен, но план по еврейской литературе мы уже выполнили». И чтобы у автора отвергнутой книги не оставалось никаких подозрений в предвзятости, главной причиной отказа редакция не преминула упомянуть повесть Дины Калиновской «О суббота!». Странную, мягко говоря, позицию занимали и мои собратья по перу и крови. Некоторые из них в своих письмах идишскому литератору Беру Гальперину, жившему в Вильнюсе, произведения которого я переводил на русский язык, просили, чтобы он образумил Кановича, пишущего антисемитские романы и позорящего свой народ. Редактор журнала «Советиш геймланд» слышать моего имени не мог, и всякий раз отказывался печатать мои вещи. Один из тех, кто частенько печатался в этом верноподданном журнале и прослыл чуть ли не классиком, так охарактеризовал мое творчество в письме к тому же Гальперину: «Вместо того чтобы воспевать наши достижения и подвиги советских людей, он пишет о клопах и печали».
ЛШ → В одном солидном исследовании о вашем творчестве я прочел: «На идише пишут, как правило, про евреев и для евреев, это еврейская литература для своего, “внутреннего” читателя. А для какого читателя пишет про евреев Канович по-русски?» Судя по неизменности вашего писательского «курса», на этот вопрос вы сами себе давно уже ответили…
ГК ← Все складывалось непросто. До того как я начал и продолжил писать свою, как исследователи ее именуют, сагу, я перед тем отдал дань поэзии и драматургии. Мои стихи и пьесы, которые шли в нескольких театрах Прибалтики и России, большой радости мне не принесли. Я стоял как бы на перепутье — продолжать сочинять что-то среднее, не очень близкое мне по жизненному опыту, по моей эмоциональной природе, стать, грубо говоря, ремесленником или дерзнуть и погрузиться в тот мир, который мне по ночам снился и который вдруг стал исчезать из памяти, как с радаров самолет. За «Свечами на ветру», имевшими неожиданный, оглушивший меня успех, последовала дилогия «Слезы и молитвы дураков» и «И нет рабам рая». С тех пор я на другую тему почти не отвлекался. Единственное, что меня интересовало и что стало страстью, — это судьба еврейского народа. Так, к моему счастью, и родилось «Пятикнижие». Как бы это ни казалось самонадеянным, я писал свои книги для читателя независимо от его национальной принадлежности. Но прежде всего — для читателя, ограбленного в национальном смысле, раздетого донага, отрекающегося от своего первородства — добровольно или под давлением властей, — советского еврея. И не только для него, для каждого, кому дороги общечеловеческие ценности — борьба с национальным угнетением, свобода, любовь к ближнему и справедливость в несправедливом мире.
ЛШ → Коль скоро заговорили о «курсе»: есть ли за спиной Кановича смена, один или несколько молодых писателей, способных пойти по протоптанной вами тропинке, дабы не распалась связь времен?
ГК ← Хотелось бы ответить: есть. Но жизнь не считается с нашими благими желаниями. Существует печальная связь между упованиями и реальностью. Уходят в небытие еврейские местечки в Литве, Украине, Бессарабии; если они и остаются, то, увы, только на стендах этнографических музеев. Уходят и их идишские поэты и прозаики. Нет их в изобилии и на русской улице. Непрофессиональных литераторов — свидетелей той довоенной местечковой действительности — тоже становится все меньше. Оставшиеся могикане давно уже сидят не на завалинках, где когда-то по вечерам вели беседу с самим Г-сподом Б-гом, а в уютных квартирах где-нибудь в Тель-Авиве или в Хайфе и, напрягая мелеющую с каждым днем память, выстукивают на компьютере для своих детей, внуков и правнуков мемуары. Их воспоминания бесценны. Честь и хвала им, ибо именно они, эти старики, являются самыми надежными стражами нашей генетической памяти, сохраняя в своих воспоминаниях мудрость и боль наших предков. Что же касается пополнения рядов писателей-профессионалов, то тут дела обстоят весьма плачевно. Одно-другое имя талантливого писателя, интересующегося темой местечка, а не эпохой Петра Первого, еще, слава Б-гу, можно и сейчас встретить. В первую очередь я бы назвал двух писательниц — Инну Лесовую и Маргариту Хемлин. Но отчаиваться, наверно, не стоит. Ведь Уильям Шекспир писал свои гениальные произведения, не живя при дворе Ричарда Третьего и не будучи лично знаком с Гамлетом. Родится племя младое, незнакомое, и наши потомки возьмутся за перо и, возможно, на бумаге возродят из пепла еврейские местечки.
ЛШ → Ваша итоговая книга «Местечковый романс» как бы завершает сагу о литовском еврействе. В ней вы цитируете слова своего отца: «…Надо помнить, что заковыристых вопросов всегда больше, чем ответов…» Понимаю, жизнь задавала вам немало именно таких вопросов. На какой из них вы, как писатель и как гражданин Израиля, до сих пор не нашли ответа?
ГК ← Я родился в местечке, где мои земляки шутили, что у евреев в жилах струится не кровь, а бурным, клокочущим потоком текут бесконечные вопросы. Что же до ответов, то их, как всегда, — дефицит. Из всех вопросов, которые я себе задаю, преобладает один-единственный: «Что с нами будет?»
(Опубликовано в журнале Лехаим №262 , февраль 2014)
Дорогие друзья, 09 января, в понедельник, вВильнюсской городской Ратушев 18.00 состоится вечер памяти, посвященный 95-летию со дня рождения Ирены Вейсайте и представление книги «Наша Ирена. Воспоминания об Ирене Вейсайте». Составитель издания – Реда Пабарчене.
В книге Ирену Вейсайте – педагога, театроведа и театрального критика, литературоведа, сооснователя Фонда Открытой Литвы, свидетельницу Холокоста, вспоминают 90 хорошо знавших ее людей. Это деятели искусства – художники, музыканты, представители театра, писатели, историки, учителя, ученые, врачи, священники, политики, дипломаты и журналисты из Литвы, Эстонии, Германии, Великобритании, Франции, Израиля, США и других стран.
Их истории охватывают период от конца Второй мировой войны до последних дней жизни Ирены, раскрывая феноменальность ее личности, ценностную позицию, влияние на культурные процессы и конкретных людей, актуализируя роль личности из области культуры в обществе, значимость малых общин и межличностных связей.
Издание содержит большое количество фотографий, цитат из писем Ирены, раскрывающих сложные моменты ее духовной жизни. Книга предназначена для широкого круга читателей, но также может послужить источником для междисциплинарных исследований памяти, идентичности, травматических повествований, культурных взаимодействий и повседневных практик.
