Сегодня исполняется 300 лет со дня рождения Виленского Гаона —  Элияху бен Шломо Залмана (1720-1797), одного из величайших еврейских мудрецов всех времен.

Элияху бен Шломо Залман происходил из знатной раввинской семьи: среди его предков были знаменитые виленские раввины — автор книги Беэр агола (Родник для изгнанных) р. Моше Ривкес и р. Моше Кремер. Виленский Гаон родился 23 апреля 1720 года в местечке Сельцы, расположенном южнее г. Гродно.

Уже к трем с половиной годам Элияху стал глубоким знатоком Пятикнижия, выучив почти весь его текст наизусть. В шесть с половиной лет он выступил в Большой синагоге г. Вильно (Вильнюса) с первой публичной лекцией, которую подготовил под руководством отца.

В семилетнем возрасте в течение нескольких месяцев Элияху учился у р. Моше Маргалита («Пней Моше»), автора знаменитого комментария на Иерусалимский Талмуд. Начиная с восьми лет, он занимался самостоятельно и к девяти уже свободно ориентировался не только в Писании и Мишне, но также в Талмуде, законодательных кодексах и основных сборниках респонсов. К десяти годам он изучил фундаментальные труды Каббалы — книгу Зоар (Сияние) и сочинения р. Хаима Виталя, содержащие учение Аризаля. В этот период он занимался и практической Каббалой.

К тринадцати годам Элияху столь же основательно, как и традиционные еврейские дисциплины, изучил математику, астрономию и другие естественные науки, а также грамматику священного языка (древнееврейского) — эти знания он использовал для более глубокого понимания сказанного в Торе.

В тринадцать лет, вступив в возраст заповедей, Элияху принял на себя особые правила благочестия и воздержания, большинства из которых он придерживался в течение всей жизни. Например, начиная с этого дня, он уже не спал более четырех часов в сутки, посвящая все свое время усердным занятиям.

Зрелость

В восемнадцать лет р. Элияху, женившись, поселился рядом с тестем, в городке Кейданы (Кедаяняй), севернее г. Ковно (Каунаса). Его тесть принял на себя заботу о пропитании молодой семьи, так что р. Элияху мог по-прежнему посвящать свои дни и ночи изучению Торы.

Вскоре его имя получило широкую известность — к молодому гаону («гаон» в переводе с иврита означает величие, гордость; в современном иврите также гений) стали обращаться со сложными галахическими (Галаха — традиционное иудейское право, совокупность законов и установлений иудаизма, регламентирующих религиозную, семейную и общественную жизнь) вопросами из многих общин Литвы. И тогда, спасаясь от мирской славы и почестей, р. Элияху отправился в галут — добровольное изгнание. С сумой и посохом, но неизменно облаченный в талит (молитвенное покрывало) и тфилин (тфилин или филактерии — заповедано повязывать на руку и на голову мужчинам-евреям каждый будний день, символ неразрывной связи между народом Израиля и Б-гом) скрытые под изношенной одеждой, р. Элияху за семь лет обошел сотни городов и местечек Литвы, Польши и Германии. Бегство от славы не удалось — после семи лет галута его имя прогремело по всей Европе. Один из духовных лидеров поколения, р. Йонатан Эйбешиц, ставший в 1750 году раввином Гамбурга, свидетельствовал, что р. Элияху «теперь прославлен по всем городам Польши и в Берлине… — во всех местах, где побывал этот праведник, рассказывают о его величии и святости».

Вильно. Усердное изучение Торы

Возвратившись из скитаний в 1748 году, р. Элияху поселился со своей семьей в Вильно, где вновь всецело посвятил себя изучению Торы — первые десять лет после возвращения из галута он занимался преимущественно в своем доме. Ставни в его комнате были круглосуточно затворены, чтобы ничто из происходящего вокруг его не отвлекало. Р. Элияху занимался при свете свечи, облачившись в талит и тфилин, — по словам современника, «его лицо было обращено к стене, глаза — к книге, а сердце — к Всевышнему». Время, отводимое им для сна, было еще более сокращено. По свидетельству его сына р. Авраама, в последние пятьдесят лет своей жизни Виленский Гаон «никогда не спал более двух часов в сутки и более получаса подряд» — но и в эти полчаса уста дремлющего мудреца «продолжали нашептывать слова Торы». Обычно он дремал три раза по полчаса в течение ночи и еще полчаса днем, утром он съедал кусок хлеба размером «в две маслины» (около ста граммов), запивая его водой, такая же трапеза повторялась вечером — все остальное время было посвящено изучению Торы и углубленной молитве. Зимой его комнатка не отапливалась, и, если усталость начинала одолевать, р. Элияху ставил ноги в таз с ледяной водой, и занятия продолжались.

Каждое мгновение Виленский Гаон использовал с исключительной интенсивностью. Если же по какой-либо причине ему приходилось отвлечься от занятий, он записывал в специальный блокнот: в такой-то день такого-то месяца оторвался от занятий на столько-то минут. В канун Йом Кипура (Йом-Киппу́р — в иудаизме самый важный из праздников, день поста, покаяния и отпущения грехов), оценивая прожитый год, он подсчитывал все утерянные минуты и со слезами исповедовался «в грехе пренебрежительного отношения к изучению Торы».

По свидетельству близких людей, утерянные за год минуты составляли в сумме не более трех часов. Такой образ жизни был естественным выражением его понимания мира: Гаон видел в изучении Торы и выполнении ее заповедей единственный смысл человеческой жизни. «Законы Торы являются проявлением воли Б-га, — говорил он, — и поэтому праведники стремятся ни к тому, что кажется им приятным или полезным, но лишь к тому, что по самой своей сути воплощает добро, — т.е. к исполнению заповедей Творца». А самой важной заповедью, выражающей назначение еврея в мире, он считал само изучение Торы. Исходя из талмудического изречения «Изучение Торы равноценно всем другим заповедям вместе взятым», Виленский Гаон утверждал: «Каждое слово Торы, выученное человеком, равноценно всем заповедям, а раз так, то когда человек выучивает, например, лишь одну страницу, он тем самым исполняет несколько сот заповедей — и каждая из них равноценна всем прочим заповедям Творца».

Поездка в Святую Землю.

Около 1760 года, достигнув возраста сорока лет, р. Элияху решил переселиться в Землю Израиля. Здесь его постижение Торы должно было подняться на новый, недоступный в диаспоре, уровень — ведь он сам утверждал в своей книге «Адерет Элияу», что «Тора открывается именно на Святой Земле…, и пророчество дается лишь на Земле Израиля».

Р. Элияху отправился в путь один, рассчитывая, освоившись на Святой Земле, вызвать к себе всю семью. Из Кенигсберга он направил родным прощальное письмо. «Я прошу вас, — писал р. Элияху, — чтобы вы не переживали за меня, как вы мне обещали. Да и о чем тут переживать: ведь люди уезжают из дома на много лет только ради одного заработка — а я, слава Б-гу, еду в Святую Землю, которую все мечтают увидеть…». В то же время он признавался, что его «сердце уже тоскует по детям и по любимым книгам», оставленным в Вильно. В этом письме Гаон давал последние наставления на время долгой разлуки. Он просил жену, чтобы «в доме всегда был хороший меламед (учитель)», который учил бы сыновей, «не оказывая на них давления, но только спокойно, ведь учение усваивается человеком лишь в спокойной и доброжелательной обстановке». В конце письма Гаон выражал надежду на встречу в Земле Израиля — «если это будет угодно милосердному Б-гу».

От Кенигсберга р. Элияху двинулся на юг, через Галицию, к морю, но, неожиданно повернув назад, он спустя два месяца после начала путешествия возвратился в свой дом. Сохранилось предание, что, когда Гаон уже плыл на корабле к Земле Израиля, у него из рук упала книга Торы и открылась на стихе «Не перейдешь ты этого Йордана» — такими словами Всевышний известил Моше о том, что ему не суждено войти в Обетованную Землю. Виленский Гаон воспринял это происшествие как указание Небес — в годы старости он пояснил в разговоре с сыном: «С Небес не дали мне разрешения».

Основываясь на изучении высказываний и рукописей Гаона, каббалисты из среды его учеников утверждали, что, поскольку он был очередным воплощением души Моше (пророк Моисей), ему, как и самому Моше, не было позволено войти в Землю Израиля.

На решение Гаона могло повлиять и следующее обстоятельство: в Галиции ему стало известно о том, что на Святой Земле не существует ашкеназских общин — кроме небольшой общины, созданной р. Гершоном Кутовером, ближайшим последователем р. Исраэля Бааль-Шем-Това, путь служения которого был для Гаона неприемлем. По мнению историков, Виленский Гаон не хотел переносить на Святую Землю острейшие разногласия, расколовшие на два лагеря евреев Галиции и других областей Восточной Европы.

Преподавать другим

После возвращения из этого путешествия Виленский Гаон в значительной степени изменил свой образ жизни. Теперь его занятия проходили в основном в помещении Большой Виленской синагоги или в доме учения, расположенном в ее дворе.

По свидетельству одного из сыновей Гаона, начиная с этого времени «все его устремление было — преподавать другим». Постепенно вокруг Гаона сложилась группа учеников, каждый из которых был выдающимся знатоком Торы.

В 1768 году один из виленских богачей приобрел для Гаона и его учеников просторную квартиру на втором этаже дома, примыкавшего к синагоге. Помимо зала, превращенного в Дом Учения, в этой квартире была также комната, в которой на протяжении всей недели занимался сам р. Элияху — домой, к семье, он возвращался лишь на Шаббат. Большинство учеников, подобно Гаону, оставались на протяжении всего дня в талите и тфилин, добиваясь максимальной самоотдачи в своем служении Творцу.

Общие уроки проводились в зале, а самые близкие из учеников занимались с р. Элияху в его комнате, выполняя функцию талмид-хавера (младшего товарища по совместному изучению Торы). В течение многих лет талмид-хавером Виленского Гаона был р. Хаим Воложинер (основатель воложинской иешивы и один из крупнейших раввинов своего времени), а затем и его младший брат р. Шломо-Залман. Несмотря на огромную разницу в уровне понимания Торы, р. Элияху всегда воспринимал окружавших его учеников как равноправных партнеров, подчеркивая, что сущностью их совместных занятий является духовный взаимообмен, а не односторонняя передача накопленной информации. В этой связи он часто повторял слова из Талмуда, выражающие его педагогическое кредо: «Я многому научился от своих учителей, еще большему — от друзей, однако ученики научили меня большему, чем все друзья и учителя вместе взятые».

Р. Хаим Воложинер утверждал: «Скромность нашего учителя превосходила даже его величие — в своем сознании Гаон был самым смиренным и приниженным человеком, какого я когда-либо знал на земле». Как бы не замечая своего высочайшего авторитета в глазах окружающих, сам р. Элияху всегда считал себя рядовым евреем — одной из еврейских душ, ищущей свой путь к Б-гу. Его скромность была настолько искренней и наивной, что он даже не понимал, чем он может гордиться: ведь в его характере оставалось еще столько несовершенства, а в Торе — еще столько недоступных для него тайн.

Всю жизнь с трепетом и искренним уважением р. Элияху вспоминал наставников, обучавших его в раннем детстве. Но с особенным пиететом он упоминал своего первого учителя, научившего его читать на святом языке. «Те наставники, которые обучали меня Талмуду и Галахе, — говорил он, — могли порою ошибаться в своих разъяснениях. Но от этого учителя, показавшего мне буквы и огласовки, я наверняка узнал одну только правду».

Уникальный уровень эрудиции

С каждым годом Виленский Гаон все более оттачивал и углублял свои знания. Чтобы охарактеризовать уникальный уровень эрудиции, достигнутый Гаоном, раввин Хаим Воложинер подобрал яркое сравнение. «Каждый еврей, — говорил р. Хаим, — три раза в день во время молитвы произносит псалом «Ашрей…» (Счастливы, сидящие в Храме Твоем…), и поэтому большинство помнит этот псалом наизусть. Я свидетельствую, что точно так же, как евреи знают «Ашрей…», мой наставник Гаон раввин Элияху знал все книги мудрецов Мишны (первый письменный текст, содержащий в себе основополагающие религиозные предписания ортодоксального иудаизма) и Талмуда и все книги Ришоним (Ришоним – еврейские законоучители и мудрецы Торы времен Средневековья — с начала XI до конца XV века) — как в области законодательства, так и в области сокровенного учения… Он не только знал наизусть все книги, но и помнил место каждого слова в них. Создавалось впечатление, будто каждое слово стояло перед его глазами, и он просто читал из открытой перед ним книги».

«Если ему задавали какой-либо вопрос, он отвечал мгновенно, не роясь в памяти, — свидетельствовал другой ученик Гаона раввин Авраам Данциг (автор «Хаей адам» – «Жизнь человека»). Его мозг вмещал всю Тору, и тайную, и открытую, и невозможно было понять, как способен человек удерживать все в своей голове».

Неустанный труд

За таким абсолютным знанием стоял неустанный труд. Рассказывают, что один знаток Торы спросил у Гаона, в чем секрет его достижений. Раввин Элияху ответил вопросом на вопрос: «Верите ли Вы в известное изречение мудрецов о том, что повторивший изученное сто раз не может сравниться с повторившим тот же материал сто один раз?» «Конечно верю», — сказал собеседник. «А я не поверил, — неожиданно заявил Гаон, — и решил проверить это правило на себе».

На протяжении многих десятилетий раввин Элияху каждый месяц заново изучал весь Вавилонский Талмуд с комментариями. По свидетельству учеников, Гаон никогда не ограничивался ознакомительным или поверхностным чтением — все его время было посвящено углубленному исследованию и всестороннему анализу рассматриваемых проблем.

«Тот, кто не видел, как работал наш великий учитель, — писал раввин Хаим Воложинер в одном из писем, — не сможет представить, сколько труда вкладывал он в понимание каждой детали и каждого нюанса изучаемой темы, не останавливаясь до тех пор, пока все не становилось предельно ясным». Раби Хаим вспоминал, что однажды, придя к Гаону, он застал его родных в великой тревоге: вот уже три дня раввин Элияху не показывался из своей комнаты, никого к себе не пускал и не принимал пищи. Раби Хаим поспешил к учителю, склонившемуся над книгами — с головой, перевязанной мокрой тряпицей. «Вот уже три дня, — пояснил Гаон, — как я бьюсь над одним вопросом в Иерусалимском Талмуде и никак не могу добраться до истины».

Раввин Хаим свидетельствует, что Гаон прикоснулся к еде только после того, как проблема совместными усилиями была решена. Более того, как рассказывал р. Хаим Воложинер, Виленский Гаон по-настоящему ценил именно «те достижения и открытия, которые давались ему напряженным, изнуряющим интеллектуальным трудом, и не соглашался принимать небесные тайны, передаваемые ему через ангелов-вестников, поскольку восприятие этих тайн не требовало от него никаких усилий». По свидетельству р. Хаима, Гаон говорил: «Я не хочу, чтобы мое постижение Торы, данной Б-гом, происходило через ангела-вестника или какого-либо иного посредника, — но лишь с помощью моего собственного труда и с приложением всех моих сил».

Побег от славы

Благодаря присутствию раввина Элияху и его учеников, город Вильно стал мировой столицей Торы — его называли «Литовским Иерусалимом». Тем не менее, Виленский Гаон решительно отказывался принимать какой-либо из предлагаемых ему высоких постов в общине, понимая, что деятельность раввина, даяна (религиозного судьи) или главы иешивы неминуемо отвлечет его от изучения Торы.

Стремясь предоставить Гаону возможность спокойно изучать Тору и обучать других, руководство Виленской общины определило ему еженедельное пособие. Однако служка, которому поручили передавать деньги Гаону, присваивал их себе. Р. Элияху, семья которого в течение многих лет страдала от голода, не жаловался на служку, боясь его опозорить. Об этом стало известно, лишь когда сам служка перед смертью признался в своем грехе. Безраздельно подчиняя свою волю воле Всевышнего, р. Элияху полагался на то, что Всевышний примет на себя заботу о нем — согласно сказанному в Мишне: «Выполняй Его волю, как свою, чтобы и Он выполнял твою волю, как Свою». «Человек, уповающий на Б-га, — пояснял Гаон, — перекладывает на Него все свои дела и заботы, ведь, поскольку самому человеку неизвестно что именно является для него подлинным благом, он должен полагаться на Б-га, который предоставит ему все действительно необходимое в каждый данный момент». Такое «упование на Всевышнего» Виленский Гаон считал «основой всех хороших качеств характера».

Беспредельная любовь к Торе

В предисловии к одной из книг Виленского Гаона его сыновья свидетельствуют, что страстная любовь к Торе вытесняла из его сердца все другие привязанности. Даже с самыми близкими людьми, с членами семьи и с узким кругом учеников, Гаон избегал любых посторонних разговоров, не связанных с изучением Торы. Старших детей, которые обзавелись семьями, он никогда не расспрашивал об их материальных проблемах и нуждах. Его сын, р. Авраам, вспоминал, что, когда он возвращался к отцу после долгой разлуки, Гаон, не задав ни одного вопроса, заботился лишь о том, чтобы сын мог поскорее возвратиться к занятиям Торой.

Виленский Гаон выполнял законы Торы из любви к Творцу — только, чтобы выполнить Его волю, не ожидая награды ни в этом мире, ни в Будущем. Он часто повторял: «Элияху может служить Б-гу и без Будущего мира (т.е. не рассчитывая на награду в Будущем мире)».

Несмотря на то, что Гаон отстранился от всякого руководства общиной, в глазах евреев Европы он, тем не менее, приобрел статус главы поколения и одного из духовных лидеров всей диаспоры.

Знание наук

На протяжении всей жизни Виленский Гаон углубленно изучал математику и естественные науки — не только по традиционным еврейским источникам, но и из иноязычных книг, которые специально для него переводили на иврит его ученики.

Его понимание научных проблем было столь же ясным и исчерпывающим, как и понимание проблем Торы. Сохранилось свидетельство, что во время скитаний он встречался в Берлине с одним из ведущих профессоров-астрономов. Во время краткой беседы раввин Элияху помог ему разрешить проблему, над которой ученые университета безуспешно ломали голову в течение трех лет. Более того, прямо на месте р. Элияху изготовил все необходимые для решения задачи схемы и чертежи.

Ученик Гаона р. Барух из Шклова, который перевел на иврит трактат греческого математика Эвклида, в предисловии к этой книге писал, что р. Элияху просил переводить на святой язык как можно больше научных книг — все, что только возможно, — «чтобы многие смогли с ними ознакомиться и умножилось знание». В этом же предисловии р. Барух вспоминал, что, когда он беседовал с Гаоном, р. Элияху сказал: «Если человек невежда в естественных науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и науки — неразрывные части единого целого».

Последние годы жизни

В последние годы жизни Виленский Гаон вплотную приблизился к осуществлению своего жизненного предназначения — к полному и совершенному постижению мудрости Торы. Система исследований, выработанная им еще в молодости и развиваемая на протяжении всей жизни, позволяла ему выявлять многообразные связи между Письменной Торой и устной традицией. Тщательно исследуя каждое слово и каждую букву Писания, Виленский Гаон находил в нем корни всех законов и всех обычаев, установленных на протяжении трех последующих тысячелетий еврейской истории.

Сохранилось свидетельство о торжественной церемонии, которую устроил Гаон в годы старости по поводу завершения изучения всей Торы. Он пригласил в свою комнату нескольких ближайших учеников. По его просьбе они закрыли ставни и зажгли многочисленные свечи. Гаон сообщил им, что «Всевышний удостоил его света всей Торы» — он «познал всю Тору, данную на горе Синай, и познал, как Устная Тора закодирована в тексте Письменной Торы». Р. Элияху признался, что «к концу жизни для него не осталось никаких неясных мест и сомнений… кроме двух еще не разрешенных проблем, связанных с сокровенными разделами Торы».

Последние дни

В 1796 году Виленский Гаон тяжело заболел и окончательно оправиться уже не сумел. До последних мгновений жизни он был погружен в изучение Торы и служение Творцу. После Йом Кипура 1797 года Гаон, никогда в жизни не прибегавший к услугам врачей, согласился пригласить врача-специалиста — на его решение повлияли настойчивые уговоры родных, мучительные переживания которых ему было тяжело видеть. Когда прибыл знаменитый в то время в Литве доктор Яаков Либшиц, больной уже находился между жизнью и смертью. Виленский Гаон был призван в Небесную Ешиву в праздник Суккот, девятнадцатого тишрея 5558 (1797) года, — на семьдесят восьмом году жизни.

Духовное наследие

Духовный свет, излучаемый гигантской личностью Виленского Гаона, оказал определяющее влияние на все последующее развитие еврейской мысли.

Через пять лет после смерти р. Элияху, его ближайший ученик р. Хаим Воложинер основал Воложинскую ешиву, в которой воплотил разработанные Гаоном методы изучения и преподавания Торы. Воложинская ешива стала прообразом для сотен других ешив, основанных ее выпускниками, а также их учениками и учениками учеников, — ее называли «матерью литовских ешив».

В 1808 году три ближайших ученика Гаона: р. Менахем-Мендл из Шклова, р. Сеадья из Вильно и р. Исраэль из Шклова переселились в Землю Израиля и создали общину, в которой все обычаи были установлены в соответствии с галахическими мнениями Виленского Гаона. Впоследствии многие из этих обычаев были приняты ашкеназскими общинами на Святой Земле.

Среди прямых потомков р. Элияху был выдающийся мыслитель и педагог р. Исраэль Салантер — основоположник этического движения Мусар, в котором нашли развитие многие идеи Виленского Гаона, с апрелвязанные с самосовершенствованием личности.

Духовный облик и интеллектуальное величие Виленского Гаона наложили неизгладимый отпечаток не только на общины «литваков» (евреев, выходцев из Литвы), расселившихся сегодня по всему миру.

За два века, прошедшие после смерти Виленского Гаона, было опубликовано более семидесяти сочинений, содержащих его учение. Однако сам Виленский Гаон не писал книг. Он делал лишь краткие заметки на полях фолиантов, которые изучал, — при его жизни эти записи были доступны только его ближайшим ученикам.

После сорока лет, когда Гаон начал давать уроки ученикам, он вообще перестал записывать результаты своих исследований. С тех пор его учение передавалось только из уст в уста — оно было Устной Торой в буквальном смысле этого слова. Поэтому большинство из опубликованных книг представляют собой записи ближайших учеников, зафиксировавших услышанное из уст Гаона.

(Из книги «Еврейские мудрецы» издательства «Швут Ами»)

Тельшяйская иешива (Тельз йешива)— высшее учебное заведение для подготовки раввинов — была основана в Тельшяй в 1873 г. раввином гаоном Элиезером Гордоном. В Тельшяй во все времена проживала многочисленная еврейская община.

В 1890-х гг. число учеников иешивы достигало 300–350 человек. Они делились на пять «разрядов» (ши‘урим) в соответствии со своими успехами. Кроме прочего, в иешиве изучался также Мусар — понятие этического, нравственного самоусовершенствования в иудаизме, которое означает внутреннюю работу человека над самим собой, исправление своих дурных качеств, зарождение и укрепление в его сердце любви к Всевышнему и трепета перед Ним. Учениками иешивы были С. Асаф, И. Абрамский (1886–1976), М. Бар-Илан, Б. Динур, А. Харцфельд и многие другие.

В XIX в. эта школа раввинов была известна во всем мире, образование в ней получали евреи из Англии, США, Уругвая, Южной Африки, Венгрии и других стран. Одновременно в иешиве проходили обучение до 500 будущих раввинов, а Тельшяй в то время был известен в мире в первую очередь благодаря еврейскому духовному центру.

В подчинении иешивы Тельшяй находилась сеть воспитательных и учебных заведений: детский сад, школа для мальчиков и отдельно для девочек, женская гимназия. В 1924 г. в Тельшяй был переведен из Каунаса строго ортодоксальный (хареди) бет-мидраш для учителей «Явне»; был создан «Падгогион иври», готовивший учительниц, а также колел и другие учебные заведения.

В 1940 г. йешиву закрыли, здание национализировали, а воспитанников перевели в другие города.

В 1941 г. разработанная в Тельшяй система обучения была воссоздана под названием «Иешиват Телз» иешивах Кливленда (США) и Тель-Авива (Израиль), которые действуют и в настоящее время.

Здание бывшей Тельшяйской йешивы привлекает немало иностранных туристов, однако долгое время оно находилось в запустении и не использовалось. В 2018 г. Тельшяйское районное самоуправление объявило о планах по его реставрации и приспособлению для образовательной, культурной и общественной деятельности.

Сегодня исполняется 110 лет со дня рождения выдающегося еврейского поэта, писателя, переводчика и журналиста Хаима Граде.

Будущий поэт и писатель родился 04 апреля 1910 г. в Вильно (Вильнюс) в семье учителя древнееврейского языка Шлоймэ-Мордхе Граде. Семья была крайне бедной, поэтому с юных лет Граде вынужден был подрабатывать подмастерьем у местного кузнеца. Образование получил в светской еврейской школе, до 22-х лет учился в иешивах в Вильне, Бельске, Белостоке, Новогрудке.

В 1932 году опубликовал в газете «Вилнер тог» (Виленский день) первые стихи, получившие одобрение критики, после чего вошёл в литературную группу «Юнг Вилне», со временем став одним из её самых активных деятелей.

В 1936 году вышел дебютный сборник стихотворений Граде «Ё» (Да), а в 1939 году — поэма «Мусерникес» (привеженцы религиозно-этического движения Мусар), в которой автор под именем Хаима Вилнера описывает себя и свои метания между религиозно-нравственными принципами и светской повседневностью. В 1943 г. издал поэтический сборник «Хас» (Ненависть).

В 1946 году переехал в Польшу, где стал членом редакции литературного журнала «Jidisze Szriftn», а в 1947 году переехал в Париж, где стал главой группы писателей, писавших на идише, которая сыграла важную роль в судьбе находившихся во Франции беженцев и в преображении и оживлении культурной жизни французского еврейства тех лет. В 1948 году Граде переехал в США и до своей смерти в 1982 году жил в северном Бронксе (Нью-Йорк).

Основными темами творчества Граде — жизнь и быт еврейских семей, еврейское Вильно, мир миснагедов (ортодоксальных иудеев), судьба евреев-беженцев и эмигрантов, катастрофа европейского еврейства и др. Стиль Граде характеризуется одновременно простотой, образностью и лиричностью изложения.

Супруга Хаима Граде, Инна Хекер, скрывала от общественности факт смерти мужа, впоследствии также запретив издавать его книги на идише и в переводах под предлогом литературной несостоятельности последних. Согласно завещанию вдовы, после её смерти все права на издание произведений Граде переходили третьим лицам, в то время как родственникам запрещалось на них претендовать.

Известный коллекционер книг на идише, президент Международной книжной ассоциации Аарон Лански сравнил по значимости творчество Граде со свитками Мёртвого моря.

Предлагаем вашему вам отрывок из статьи польского поэта, лауреата Нобелевской премии Чеслава Милоша (1911–2004): «Хаим Граде входил в группу молодых поэтов “Jung Wilne”. Помимо Абрама Суцкевера, я помню там фамилию Качергинского. Отношение этой группы к старшему поколению, подобное нашему в «Жагарах», располагало к альянсу. Мы были точно такого же возраста, и их «Молодой Вильно» приходил на наши авторские вечера.

Поэт Граде был потомком наполеоновского офицера Граде, которого после ранения выходила в Вильно еврейская семья, а он породнился с ней и перешел в иудаизм. Мать Хаима была очень бедной уличной торговкой, и все ее имущество умещалось в корзине. Много трогательных страниц Граде посвятил этой набожной, привычной к тяжелому труду и доброй женщине. Она изображена на фоне своей соблюдающей религиозные обычаи среды, общей особенностью которой была крайняя бедность.

Молодость Хаима в Вильно прошла не без конфликтов политического и личного свойства. Его отец, раввин Шломо Мордехай, гебраист и сионист, человек с твердыми убеждениями и не склонный к компромиссам, вел ожесточенные споры с консервативными раввинами. Однако сына он воспитал набожным евреем. Дальнейшая жизнь Хаима подтверждает, что, в отличие от эмансипированного Зингера, он остался верен иудаизму. Став поэтом, Хаим быстро достиг признания и местной славы, но при этом отличался от большинства молодежи, которая читала Маркса и распевала революционные песни. Коммунистам не удалось переманить его на свою сторону, и Граде стал предметом резких нападок. Хуже того, он влюбился во Фрумме-Либе, тоже дочь раввина, из семьи эмигрировавших в Палестину сионистов, и напрасно товарищи-коммунисты пытались расстроить его брак.

Эти детали можно найти в четырехсотстраничном сборнике рассказов-мемуаров, озаглавленном в английском переводе “My Mother’s Sabbath’s Day”, то есть «Субботние дни моей матери»⁽¹⁾. В нем он подробно рассказывает о своих военных злоключениях, начиная с прихода в город советских войск. Энтузиазм его товарищей контрастировал с каменной скорбью толпы на богослужении в виленском кафедральном соборе, куда он из любопытства зашел. Хаос во время немецкого вторжения в 1941 году разлучил его с любимой женой. Они должны были встретиться через несколько дней, но он не увидел ее уже никогда. Как и его мать, она погибла в виленском гетто. Волна беженцев несла его на восток. После многих перипетий (однажды его хотели расстрелять как немецкого шпиона) он добрался до Ташкента. После войны эмигрировал в Нью-Йорк. О русских всегда пишет с любовью и уважением. Утверждает, что ни разу не встретился в России с проявлениями антисемитизма.

Его друзья из группы «Молодой Вильно», Суцкевер и Качергинский, были в гетто, затем в советских партизанских отрядах. Суцкевер в конце концов оказался в Израиле, где издавал единственный ежеквартальный журнал, посвященный поэзии на вымирающем языке, идише — «Ди голдене кейт».

В Америке Хаим Граде из поэта превратился в прозаика и, подобно Зингеру, который старался воссоздать исчезнувший мир еврейских местечек в Польше, отправлялся в прошлое, чтобы рассказать о жителях Литвы и Белоруссии. Зингер фантазировал, чем возмутил многих читателей; Граде заботился о точности деталей, и его сравнивали с Бальзаком или Диккенсом. Пожалуй, его главная тема — хорошо знакомая ему жизнь религиозной общины, особенно проблемы семей, где жена зарабатывает на жизнь, а муж корпит над священными книгами. Один сборник его новелл даже получил название “Rabbis and Wives”, то есть «Раввины и их жены».

Граде я занялся благодаря контакту с его второй женой, в то время уже вдовой. После его смерти в 1982 году (ему было тогда семьдесят два года) она энергично популяризировала его творчество и сотрудничала с переводчиками на английский».

Одна из старейших международных еврейских организаций – ОРТ, отмечает свое 140-летие. ОРТ – просветительская и благотворительная организация со штаб-квартирой в Лондоне.

Первоначально название ОРТ возникло как аббревиатура от Общество ремесленного труда, позже — от Общество распространения труда (полное исходное название — Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев). Организация помогала еврейским ремесленникам переселяться за пределы черты оседлости, давала ссуды на покупку оборудования для открытия мастерских, помогала еврейским сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ным поселениям и профессиональным школам. Инициатором создания Общества ремесленного труда был Самуил Поляков, активное участие в создании также приняли барон Гораций Гинцбург, Леон Розенталь и Николай Бакст.

С 1880 по 1906 г. ОРТ поддерживал 150 еврейских школ, в которых преподавались ремесла и основы сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ного труда.

На фото: Здание в Вильнюсе (ныне ул. Исландиёс, 3), в котором была учреждена школа ОРТ

На фото: Учредители OРT в межвоенной Литве.

Позже организация успешно работала и развивалась уже в независимой Литовской Республике, а также во время польской оккупации в Вильнюсском крае.

До революции 1905 г. ОРТ не смог добиться полной легализации и действовал как Временный комитет, но в 1906 г. получил легальный статус. Начался процесс его демократизации, было установлено, что членом ОРТ может быть всякий, кто платит членский взнос.

На фото: Леон Брамсон

Среди новых лидеров ОРТ был Леон Брамсон (позднее сыгравший ведущую роль в создании Всемирного Общества распространения труда (World ORT Union). Кстати, Л. Брамсон – дядя ушедшей от нас несколько лет назад Фиры (Эсфирь) Брамсон – Альпернене, активного члена Еврейской общины (литваков) Литвы, руководителя отдела иудаики Литовской Национальной библиотеки им. М. Мажвидаса.

Новые члены ОРТ настаивали на том, чтобы организация меньше занималась филантропией, а больше внимания уделяла решению проблем еврейской профессиональной деятельности. В 1910 г. насчитывалось 1292 члена ОРТ, поступления за этот год превысили 43 тыс. рублей, а расходы достигли 32 тыс. рублей. Проводились исследования, целью которых было выяснить общее состояние ремесленного труда среди евреев и наметить меры по его улучшению. Была увеличена помощь профессиональным школам и курсам (в 1910 г. — 11 тыс. рублей), особенно тем, которые давали возможность приобрести новые для того времени профессии, например курсам электриков в Вильне (Вильнюсе) и курсам автомехаников в Петербурге. По этим специальностям курсы ОРТ были одними из первых в Российской империи.

В период Первой мировой войны ОРТ вместе с другими еврейскими организациями помогал еврейским беженцам, выселенным из пограничной полосы русской армией. Помощь состояла в организации курсов для взрослых и профессионального образования детей, беженцам также помогали найти работу.

После Первой мировой войны Общество ремесленного труда стало всемирной организацией, получившей название Общество распространения ремесленного и земледельческого труда среди евреев. В период между двумя мировыми войнами ОРТ активно участвовал в решении экономических проблем евреев Восточной Европы, в частности, помогал ремесленникам, разоренным войной.

До 1933 г. центр Всемирного ОРТ находился в Берлине, после прихода нацистов к власти он был перемещен в Париж. В 1943 г. центры ОРТ были созданы в Женеве и Нью-Йорке.

В годы Второй мировой войны и Катастрофы и, наперекор невероятным трудностям, организация продолжила оказывать помощь евреям, бежавшим от преследований.

После Второй мировой войны в деятельности Всемирного ОРТ произошли изменения: значительно улучшилось преподавание еврейских предметов; организация начала активно работать в Израиле, в странах третьего мира, в Латинской Америке и Франции. До Второй мировой войны основные усилия были направлены на развитие начальных форм профессионального образования; после войны ОРТ создал много учебных заведений, дающих среднее техническое образование (например, в колледже ОРТ в Иерусалиме по некоторым специальностям присваивается квалификация младшего инженера); значительное внимание уделяется изучению таких современных профессий, как электроника, робототехника, программирование и т. д.

В 1980 г. на должность руководителя Всемирного ОРТ был назначен уроженец Литвы Иосеф Хармац (1925-2016), бывший узник Виленского гетто, в 1943-45 гг. воевавший в еврейском партизанском отряде Аббы Ковнера «Некама» («Месть»), а затем входивший в созданную Ковнером группу мстителей «Накам».

До Второй мировой войны большинство деятелей ОРТ относилось к сионизму достаточно индифферентно, однако после Катастрофы и создания Государства Израиль ОРТ, как и многие другие еврейские организации, изменил свою позицию. Уже в конце 1948 г. в Израиле были открыты первые учреждения ОРТ, которые стали играть большую роль в развитии профессионального образования.

С 2006 г. организация «ОРТ-Израиль» действует автономно, а Всемирный ОРТ продолжает свою работу в Израиле под названием «World ORT Кадима Мада», ведя совместные проекты с министерством образования, другими ведомствами и местными органами власти.

Сегодня Всемирный ОРТ — это разветвленная независимая некоммерческая федерация автономных организаций, которые работают более чем в 35 странах. Ежегодно в учебных заведениях и на курсах ОРТ обучается более 300 тыс. человек. В 2017 г. педагогический состав ОРТ насчитывал около 16 тыс. квалифицированных специалистов, которые преподают более чем на 20 языках. Основной принцип деятельности организации — Educating for Life.

В настоящее время (2017 г.) Всемирный ОРТ работает по следующим направлениям.

Штаб-квартира Всемирного ОРТ расположена в Лондоне. ОРТ обладает совещательным голосом в информационных и образовательных программах ЮНЕСКО, имеет статус наблюдателя при Международной организации труда, а также принимает участие в работе Совета Европы и Всемирного еврейского конгресса.

Рина Жак, Израиль

26 февраля 1940 года в Каунасе умер еврейский и сионистский общественный деятель, врач и писатель Аба Лапин (Abelis Lapinas) – один из ближайших соратников Теодора Герцля. Их переписку можно увидеть в музее Герцля в Иерусалиме.

Аба Лапин был успешным врачом, он первым в Каунасе открыл кабинет рентгеновской диагностики (1900). Еще в 1897 году он построил один из самых красивых домов на Лайсвес аллее – центральной улице Каунаса. В этом доме снимал квартиру последний премьер-министр межвоенной Литвы Антанас Меркис. Здесь размещались и различные государственные учреждения временной столицы, даже полицейский участок и прокуратура.

Свой собственный дом Лапин превратил в своего рода сионистский клуб. Здесь принимали всех важных гостей из Эрец-Исраэль: Залмана Шазара, поэтов Бялика и Черниховского, историка Шимона Дубнова, который даже посвятил Лапину одну из своих книг в переводе на русский, и многих других.

Лапин был очень богатым человеком, ему в Каунасе принадлежало еще много недвижимого имущества.

Невозможно перечислить все заслуги Лапина. Для этого надо писать книгу. Скажу только, что он был руководителем еврейской общины Каунаса, одним из основателей мирового спортивного общества Маккаби. Лапин основал еврейский детский дом, благотворительную столовую, знаменитую библиотеку имени Мапу, для которой собрал десятки тысяч книг по иудаике. (Библиотеку Мапу подожгли литовские националисты еще до появления в Каунасе солдат Вермахта.)

В 1932 году Лапин побывал в Стране Израиля с делегацией врачей из Литвы вместе со знаменитым прототипом Айболита Чуковского доктором Цемахом Шабадом. Тогда же купил участок земли в Иерусалиме, в Рехавии.

Сын Лапина Эммануэль репатриировался в Страну Израиля в 1932 году и стал правой рукой мэра Тель-Авива Меира Дизенгофа. Эммануэль – один из основателей Общества выходцев из Литвы. Внешне был очень похож на руководителя подпольной организации ЛЕХИ Авраама (Яира) Штерна, и англичане, охотившиеся за Штерном, не обделяли своим вниманием и Эммануэля Лапина.

12 февраля в библиотеке Вильнюсского университета состоялось мероприятие, посвященное памяти Праведницы Народов мира, сотрудницы Вильнюсского университета Оны Шимайте.

Она Шимайте родилась в городке Акмяне в 1894 году. Закончив учебу в Москве, она вернулась в Литву и поселилась в Каунасе, где нашла работу переводчика и библиотекаря. Еще до войны Она Шимайте переехала в Вильнюс и устроилась работать библиотекарем в университете. Вскоре она познакомилась со своими коллегами, среди которых были и евреи. Когда в Вильнюсе появилось гетто, Она старалась делать все возможное, чтобы помогать заключенным в нем евреям. Она служила связующим звеном между гетто Каунаса и Вильнюса, постоянно перевозя письма в обоих направлениях. Шимайте получила разрешение входить в гетто, объясняя эту необходимость тем, что в гетто осталось много книг, которые требовалось вернуть в библиотеку. Она Шимайте действовала в двух основных направлениях. Во-первых, она прикладывала немало усилий к тому, чтобы сохранить наследие еврейской культуры, особенно, работы еврейских писателей и поэтов. Во-вторых, она неустанно искала способы спасти жизни евреев. С помощью двух друзей она подделывала документы, которые потом передавала евреям. Она также возвращала евреям их имущество, которое те оставляли на хранение у литовских соседей, узники гетто, обменивали свои вещи на продукты питания. Она Шимайте упорно игнорировала тот факт, что эти действия настраивали против нее многих литовцев, которые не были готовы распрощаться с еврейскими ценностями и могли донести на нее.

В сентябре 1943-го года, накануне ликвидации гетто, Оне Шимайте удалось нелегально вывести из гетто тяжелобольную молодую женщину по имени Таня Штерналь. Она спрятала Таню у себя дома и выходила ее. Когда Таня окрепла, Она нашла для нее укрытие в библиотеке, в котором та провела три месяца, по истечению которых ее снова перепрятали. Она также вывела из геттодесятилетнюю девочку. Она смогла уговорить юриста выдать ей бумаги, подтверждающие тот факт, что девочка – это ее племянница. Весной 1944-го года обман был раскрыт, после чего гестапо арестовало Ону и приговорило ее к смертной казни. Приговор был изменен только лишь после того, как ее друзья, местные интеллектуалы, заплатили гестапо приличную сумму денег. Ону Шимайте отправили в Дахау. В конце войны Ону перевели в лагерь, расположенный на юге Франции, где она дождалась освобождения. Она осталась во Франции, работала библиотекарем и всю свою жизнь провела в крайней бедности. Она Шимайте скончалась в 1970-ом году в доме престарелых в Париже. 15 мая 1966 года Яд Вашем удостоил Ону Шимайте почетным званием «Праведник народов мира».

В памятном мероприятии в Вильнюсском университете приняли участие председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски, руководитель Центра Иудаики Национальной библиотеки им. М. Мажвидаса Лара Лямперт, общественный деятель Римантас Станкявичюс, Юлия Шукис, Марюс Бурокас, Саулюс Репечка и др.

Возле читального зала был открыт портрет Оны Шимайте (автор Модестас Саукайтис).

В информации использован материал Израильского института Яд-Вашем

27 января шяуляйцы собрались у памятного камня, символизирующего ворота Шяуляйского гетто, чтобы почтить память жертв Холокоста.

В памятной церемонии приняли участие представители еврейской общины Шяуляй, городской и районной власти, учащиеся и общественность. Среди них также были и бывшие узницы Шяуляйского гетто, члены еврейской общины Шяуляйского края Ида Вилейкене и Ромуальда Каждайлене.

По еврейской традиции, собравшиеся, в том числе и мэр Шяуляй Артурас Висоцкас, оставили у памятники небольшие камни.

В здании еврейской общины Шяуляйского края был показан документальный фильм «Холокост».

Сегодня исполняется 120 лет со дня рождения японского дипломата, Праведника Народов мира Чиюне Сугихары.

Помимо года Виленского Гаона и истории евреев Литвы, 2020 год в Литве объявлен Годом Сугихары. В этом году также отмечается 80 лет со времени его работы в Каунасе.

Чиюне Сугихара помог польским и литовским евреям, бежавшим от преследования нацистов, покинуть страну, выдавая транзитные японские визы, по которым был возможен выезд на Дальний Восток через территорию СССР. Сегодня в мире живет больше 50 тысяч потомков тех шести тысяч евреев, которых он спас от нацистов.

После смерти, будучи по вероисповеданию православным, Чиюне Сугихара был причислен к лику святых Японской православной церковью.

Предлагаем вашему вниманию речь посла Государства Израиль в Литве Йоссефа Леви, с которой он выступил в МИДе на мероприятии, которое было посвящено Международному дню памяти жертв Холокоста:

«Господин министр Линас Линкявичюс, уважаемая председатель Еврейской общины Литвы Фаина Куклянски, уважаемые гости, представители зарубежных государств, дорогие друзья! От всего сердца благодарю вас за то, что вы собрались на памятную церемонию, посвященную Шоа (Катастрофа, прим. ред.) – страшной трагедии, произошедшей с моим народом.

Позвольте мне рассказать, как этот памятный день появился. Его инициаторами стали дипломаты. В конце 2004 г. молодой израильский дипломат при ООН в Нью-Йорке Рони Адам (сейчас он является послом Израиля в Руанде) предложил Генеральной Ассамблее ООН созвать внеочередное заседание, посвященное Холокосту. Несмотря на протесты арабских стран, наше представительство при ООН поддержали 96 государств. 27 января 2005 г. было организовано первое заседание. В ноябре ООН приняла резолюцию. Это – вдохновляющий пример того, что дипломаты могут изменить мир.

Несколько дней назад мы вернулись из Иерусалима, где спикер Сейма Викторас Пранцкетис и сопровождающая его делегация вместе с мировыми лидерами почтили память жертв Холокоста, дали обещание бороться с антисемитизмом и дальше создавать Архитектуру Памяти. Благодарю уважаемого спикера парламента за его участие в этом памятном мероприятии.

За свою 4000-ую историю на долю еврейского народа выпали бесконечные страдания: преследование и погромы, гонения и смерть. В сентябре 1939 г. в мире проживало 16,7 млн. евреев. В 1945 г. их осталось лишь 10,5 млн. Даже сегодня, по истечении 75 лет после Холокоста, мы так и не можем оправиться после этой немыслимой потери. Около 80 процентов евреев, проживавших на территории оккупированной Европы, были убиты самым зверским способом. На Восточной фронте их расстреливали и хоронили в братских могилах.  

В оккупированной Польше большинство из них были задушены в газовых камерах, которые за раз вмещали в себя до двух тысяч человек. Аушвиц был самым большим лагерем смерти. Он стал символом беспощадности и жестокости Холокоста. С марта 1942 г. по 1945 г. здесь было уничтожено 1,1 млн. человек. 90 процентов из них были евреи. 90 процентов человек, депортированных в Аушвиц были убиты в газовых камерах в день прибытия. И не только здесь, но и по всей Европе евреев уничтожали жесточайшим образом: топили в речках, хоронили и сжигали живьем, морили голодом.

Друзья, хочу вам задать вопрос: как много детей в одном месте вы видели? Однажды я видел 800 детей, которые в общении друг с другом спокойно проводили свое время во дворе школы… А теперь представьте (не дай Б-г!!!) 800 мертвый детей… Или три тысячи неживых детей… За один день, 23 октября 1941 г., немецкие нацисты и их местные пособники убили 4273 ребенка – мальчиков и девочек… Это произошло в Каунасском IX форту. 4273 ребенка уничтожали с утра и до вечера. Их убивали не из-за того, что они что-то сделали. Их убивали не потому, что они думали как-то иначе. Они не совершили никакого преступления. Их убивали только потому, что они были евреями. Маленькие евреи. В Третьем рейхе не было места еврейским младенцам и детям.

До страшнейшего лето 1941 г. Литва была еврейским царством. Не царством с монаршими особами и границами, а духовным царством идиша, иврита, еврейской мысли и творчества. В более 220 городах, городках и штетлах (местечках) создавали свою мирную жизнь евреи. Хасиды и миснагдим, социалисты и буржуа, религиозные и светские евреи Литвы. Они были частью этой красивой страны. Это была их родина. 95 процентов евреев Литвы были убиты во время нацистской оккупации. Это один из самых высоких показателей смерти во всей оккупированной Европе.

В советское время в Литве не говорилось о Шоа.  Сейчас настало время говорить об этих темных страницах истории, которая началась в июне 1941 г. Были те, кто помог своим друзьям, соседям, знакомым. Но тех, кто выбрал сторону абсолютного Зла, было больше. В большинстве городков и местечек не выжил ни один еврей. Беззащитные семьи силой сгонялись в леса, открытые поля… Они исчезали… Как будто их никогда и не было.

Где бы мы ни были: в зеленых лесах, на площадях барочных городов красивейшей Европы, мы слышим голоса нашего народа – матерей, отцов, детей. Они просят нас о том, чтобы мы их не забывали, чтобы мы рассказывали их историю. Прошлое не умирает. Мы несем его на своих плечах, как корзину, наполненную болью, разочарованием, злостью, но и надеждой и обещанием.

Как посол сильного Государства Израиль, государства, которое появилось через четыре года после того, как крематории перестали превращать тела погибших в пепел, я обещаю, что увековечение памяти о Холокосте всегда будет частью нашей работы. У Израиля нет Конституции. Память о шести миллионах погибших – это и есть наша неписаная Конституция.

Мы помним семьи, которых гнали от сквера Руднинку до Панеряй, где они ждали своей очереди встать у ямы. Мы помним безликих жертв Зарасай, Шяуляй, Тельшяй, Алитуса и других городов. Мы помним тех, кто мог помочь, но отвернулся в сторону. Мы помним и презираем тех, кто охотился на своих соседей, мучил, сбрасывал в братские могилы и присваивал их имущество.

Мы также помним смельчаков, которые рисковали своей жизнью, жизнью своих семей, чтобы спрятать евреев, чтобы предоставить им убежище. Они руководствовались другим человеческим инстинктом – быть порядочным. Помочь. Они так поступали, потому что были добропорядочными литовцами, христианами, но, главное – они были хорошими людьми. Мы воздаем должное их гуманизму.

Уважаемый министр, уважаемая председатель, дорогие друзья, я призываю вас вместе строить лучшую Архитектуру Памяти, которая будет цельной, настоящей, основанной на фактах и доверии. Давайте чтить тех героев, которые пытались спасти от неправильной смерти невиновных девочку или мальчика.

Давайте читать книги, давайте прислушаемся к тихим голосам тех жертв, которые просят рассказать их историю. Объединимся в твердом убеждении, что антисемитизм и расизм – это болезнь, которую надо преодолеть.

Мы восхищены шагами Литвы на пути построения мостов над глубоким океаном темного прошлого. Мы это понимаем и очень ценим. Сегодняшняя церемония для всех нас очень важна. История Холокоста – это не только история еврейского народа, но и история Литвы”. 

28 января Министерство иностранных дел Литвы вместе с Еврейской общиной (литваков) Литвы организовали мероприятие, посвященное Международному дню памяти жертв Холокоста. Предлагаем вашему внимание речь бывшего узника Вильнюсского гетто, известного театроведа, габилитированного доктора гуманитарных наук, профессора Маркаса Петухаускаса, которую он произнес в МИДе.

На фото: ворота Вильнюсского гетто

Оставшихся в живых бывших узников Вильнюсского гетто совсем немного. Принадлежа этой небольшой группе, думаю, что будет правильно, если я поделюсь с собравшимися здесь своими чувствами. А чувствую я себя хорошо, потому что здесь ощущаешь дух твердых принципов и большой смелости министра иностранных дел Линаса Линкявичюса. Л. Линкявичюс никогда «не колеблется» вместе с колеблющейся «линией» …

Пять лет назад в МИДе, а не в Министерстве культуры, была представлена моя книга „Santarvės kaina“ («Цена согласия») на английском языке. Отсюда она разошлась в крупные национальные и публичные библиотеки, а также библиотеки престижных университетов Европы и других континентов: от Северной и Южной Америки и до ЮАР, Японии и т.д.

Прошлой весной книга была переведена на немецкий язык и представлена на Международной книжной ярмарке в Лейпциге, а позже – в Берлине, в посольстве Литвы. Говорю об этом не ради тщеславия. Книга „Santarvės kaina“ хранит память о героическом духовном сопротивлении многих известных деятелей искусств-литваков, которые попали в Вильнюсское гетто. Они противопоставили свое творчество гитлеризму, стремившемуся попрать человеческое достоинство узников гетто.

Понятно, что я чувствую, когда порывы усиливающегося антисемитизма достигают моей родины. К сожалению, не все наши политики и руководители придерживаются таких принципо, как министр иностранных дел. С антисемитизмом, расизмом нельзя шутить… По-видимому, мы не выучили урок немецко-фашистской оккупации. Тому недавний пример, к сожалению, в Лейпциге. Трудно поверить, что демократичный и открытый для всех народов Лейпциг, каким я недавно его видел, вдруг взорвался самым гнусным антисемитизмом и расизмом – нацистским маршем. Особенно отвратительно и опасно, что вместо осуждения антисемитизма руководители некоторых стран используют Международный день памяти жертв геноцида для своих политических целей.

Эва Томбак

«Фаня, в чем смысл жизни?», — спросила я напоследок. «Всем врагам назло», — ответила Фаня, не задумавшись ни на секунду. В ее словах не было ни обиды, ни гнева, она не перестала улыбаться. Гнев и обида давно ушли, их сменило желание во что бы то ни стало остаться человеком. Даже тогда, когда это кажется невозможным. Именно тогда.

Фаня Бранцовская

Фото: Виктор Томбак

Чудом спасшаяся из ада Вильнюсского гетто, в котором погибли все ее родные, Фаня Бранцовская не сомневается, что жизнь устроена правильно. Ей можно верить, она видела всякое. Евреев, обрекавших еврейских детей на смерть — и нацистов, этих детей спасавших. Поляков-убийц и поляков-святых. Литовцев, хладнокровно стрелявших в евреев, и литовцев, ради их спасения рисковавших жизнями своих близких.

Я хотела говорить не об этом. Не о том, о чем с Фаней многажды говорено-переговорено. Я готовила разговор о даре долголетия, о философии бытия, о мудрости, приходящей с годами. Однако, пытаясь выманить Фаню из лабиринта прошлого, я все глубже втягивалась в него сама. И постепенно поняла: не я диктую тему этой уникальной собеседнице. Тему задает она, мне остается лишь прилежно записывать. Все как есть.

Сегодня Фане 97. 77 лет прошло со дня ликвидации Вильнюсского гетто. Однако воспоминания тех, кто выжил, кто боролся, сегодня так же актуальны, как раньше. Ибо снова бродит по Европе и Америке зловонный призрак антисемитизма. Казавшийся мертвым, он снова пожирает живых. И все громче слышится гнусный шепоток — мол, размеры Холокоста сильно преувеличены… Мол, евреи и здесь ищут выгоду… К счастью, еще живы свидетели. Еще живы.

Я родилась в Вильнюсе, здесь прошла вся моя жизнь, я сама часть Вильнюса. Я обожаю Старый город, но я не могла бы жить здесь, где стены и мостовые пропитаны кровью и слезами, где о страданиях помнит каждый камень.

«Что для вас счастье?», — спрашиваю я последнюю выжившую обитательницу Вильнюсского гетто.

«Счастье — то, что мы есть. Что уцелели после всех ужасов и жестокостей, выпавших на нашу долю. Счастье иметь детей и внуков, живущих без войны. У меня 2 дочери, 6 внуков и 10 правнуков. О каком еще счастье можно мечтать?»

До гетто

Фаня Бранцовская, в девичестве Йохелес, родилась в Каунасе, 22 мая 1922 года. «У меня все происходит 22 числа», — посмеивается Фаня. «22 июля была свадьба у меня и у моих родителей. Старшая дочь Вита родилась, как и я, 22 мая, а младшая Дина родилась 22 января.»

Фанин отец Бениамин Йохелес был электромехаником на железной дороге, мама Рахиль смотрела за домом и растила детей. Семья переехала в Вильнюс в 1927-м. В том же году родилась Фанина сестра Ривка. Жили сперва на улице Велька Погулянка (ныне — ул. Басанавичаус), а перед самой войной перебрались на Завальну (сегодня — Пилимо). И тут счастливые дни семьи подошли к концу.

Гетто, хлебные карточки.

В гетто Фаня попала девятнадцатилетней. Пробыла в нем с первого до последнего дня, с 6 сентября 1941 до самой ликвидации гетто 23 сентября 1943. Свое спасение из гетто она называет чудом.

«6 сентября 1941 г. в дверь постучали два литовских полицая. Велели всем за полчаса собраться и идти в гетто. Гетто было здесь же, через дорогу, на улице Шпитальной (Лигонинес). Нас вытолкали во двор, закрыли ворота. Мы расселись на земле. Погоревали, потом собрались и пошли. Сперва приютились здесь же на Шпитальной, потом нашли угол на Страшуно (Жемайтийос), где 16 человек теснились в двухкомнатной квартирке. Здесь мы и прожили до самой ликвидации гетто. Условия жизни были ужасны, но еще хуже были слухи о том, что всех нас ожидает.»

Шанс выжить давался только тем, у кого была работа. Право на жизнь давал «шайн» (нем. Schein). Он позволял работать, содержать жену или мужа и двоих детей не старше 16 лет. Те, кто работал, получали хлебные карточки. Никакого хлеба за них, конечно, не давали, его заменяла масса, которую пекли из мороженой картошки и картофельных очисток.

«Шайн» действовал несколько недель, по их истечении надо было получать новый. Новые «шайны» были всегда другого цвета. С каждой сменой цвета выпускалось все меньше и меньше «шайнов». Те, кому «шайн» не достался, были обречены. Так таяло население гетто.

Чушью называет Фаня разговоры об антисанитарии в гетто. Немцы панически боялись эпидемий, поэтому требовали идеального порядка и чистоты. Каждый день проверяли, вымыты ли полы. Чтобы получить продуктовые карточки, надо было предоставить справку о посещении бани.

У Фаниного отца была работа по специальности. Он работал на улице Барборы Радвилайте, напротив Бернардинского сада. Ему удалось изменить в документах дату рождения Фани с 1922 г. на 1926-й. Из девятнадцатилетней Фаня превратилась в шестнадцатилетнюю. Благодаря этому семью не разделили до последнего дня.

Фаня прибирала в квартирах у немцев, сортировала картошку, копала окопы в районе аэродрома, мыла общественные туалеты… Но все это не считалось постоянной работой, и карточки за это не полагались. Постоянную работу, а с ней и продуктовые карточки, Фане помогла получить легендарная Соня Мадейскер, одна из руководителей Fareynikte Partizaner Organizatsye, подпольной еврейской партизанской организации в гетто.

«Моей первой официальной работой было плести соломенные лапти, которые охранники напяливали поверх сапог, чтобы ноги не мерзли. Это позволило мне впервые получить продуктовые карточки. Помню, нам привезли высушенную траву, листья которой немилосердно резали кожу. Из нее мы должны были плести домашнюю обувь. Руки были все в порезах, в крови и бинтах. Я видела документ, согласно которому 16 тысяч изготовленных нами пар обуви отправились в Германию. Потом пришел заказ на теплые свитера. И мы с утра до ночи вязали мужские и женские шерстяные свитера. Их тоже отправляли в Германию.»

Уж

Неважно, что хлеб в гетто был из картофельных очисток. Важно, что он вообще был. Он спас от голодной смерти Фанину учительницу латыни.

В довоенной еврейской гимназии Фаню и ее сверстников учили пяти языкам: идиш, польскому, английскому, латыни и основам иврита. Сегодня о таком образовании можно только мечтать. Самой нелюбимой была латынь. Педагог-старая дева вызывала у детей неприязнь и была объектом постоянных насмешек. Жила она бедно, одевалась. плохо К ней прилипла кличка «Уж». В те редкие разы, когда она приходила в класс в чем-то новом, ученики издевались: «уж сменил кожу».

Уж и большинство ее коллег оказалась в гетто. Шансов выжить у них практически не было. Получить право на работу не позволял им возраст, и они тихо умирали от голода. Молодежь искала возможность помочь учителям.

«Что мы могли им дать? Ложку крупы, мороженую картошку, немного картофельных очисток… Идти к Ужу с продуктами выпало именно мне. Увидев меня в дверях, учительница не могла сдержать эмоций. — Ты мне, Ужу, принесла продукты? До меня правда кому-то еще есть дело?» Гадкое прозвище, вслух произнесенное учительницей, резануло Фане слух… Стыда, испытанного в ту минуту, она не забыла и сегодня, спустя почти 80 лет. Уж выжила. Из гетто ее вывезли сперва в бараки Кайзервальда под Ригой, оттуда в концлагерь Штутгоф. Фанин соученик по Вильнюсской еврейской реальной гимназии Залман Гурдус (позднее ставший директором 8 средней школы Вильнюса) разыскал ее в Лодзи. «Кто еще остался в живых?», — спросила она с первых же слов. И обрадовалась, услышав, что в числе выживших оказалась Фаня. Тот Фанин приход, та ложка крупы и весть о том, что ученики ее, Ужа, не забывают, дали ей силы выдержать все испытания.

Фаня повторяет снова и снова: «Нас уничтожали физически, но не могли сломить наш дух. Нельзя уничтожить человеческое в человеке».

Единственная

«Я одна осталась жить. Всех их убили», — говорит Фаня, показывая семейное фото, сделанное в 1939 году.

При ликвидации гетто Фаниного отца вывезли в один из лагерей уничтожения в Эстонии. До освобождения лагеря советскими войсками он не дожил нескольких дней. Немцы как можно дольше старались использовать его квалификацию электромеханика.

Фаниных маму и сестру вывезли в концлагерь Кайзервальд в Риге. Маме было 42. Ее, как непригодную к работе, утопили в Балтийском море вместе с другими женщинами старше 35 лет и с маленькими детьми. Сестра Ривка погибла в концлагере Штутгоф.

Вся дядина семья и другие близкие были убиты в Понарах. Дедушку с бабушкой, которые жили на Антоколе, даже в гетто не переселяли. Увезли прямиком на смерть.

Подполье, FPO

«Мы назвали себя Объединенной партизанской организацией, потому что она объединила людей различных политических взглядов, членов разных партий. Мы говорим: три еврея — пять партий. И немцы о себе говорят то же самое, и литовцы. Бывает, в выборах участвует больше партий чем кандидатов.

Среди нас были сионисты и бундовцы, религиозные и светские, правые и левые. Тогда эти различия не имели значения. Нас всех объединил общий враг и общая цель. Поэтому, когда я в 1990-м приехала в Израиль, меня встречали представители всех партий. Они снова ощутили себя единым целым.»

Объединенная партизанская организация Виленского гетто была создана 21 января 1942 г. Фаня вступила в нее с первых же дней. Организация была хорошо законспирирована, каждый ее член знал в лицо только свою пятерку.

Началась подготовка к восстанию. Нужно было оружие и умение им пользоваться. Заполучить оружие было чрезвычайно трудно.

«Нам очень помог Самуэль Каплинский, — рассказывает Фаня. — Самуэль был членом Бунда. До войны он учился у моего отца в техникуме, потом работал в службе водоканала, поэтому был хорошо знаком с системой городской канализации. Через систему канализации доставлялось оружие. 23 сентября, в день ликвидации гетто, Каплинский вывел через канализацию 130 человек. Эту заслугу часто приписывают Абе Ковнеру, но я-то знаю, что уход организовал Каплинский. Люди уходили через канализационные колодцы на Рудницкой: один был в доме номер 6 — там, где до войны находилась наша гимназия, а в дни гетто юденрат, другой — в уже несуществующем доме номер 9. Когда группы вошли в коллектор, вдруг начала подниматься вода. Первая мысль: немцы узнали о побеге и хотят затопить тоннель. Оказалось, однако, что канализацию просто забило пальто, потерянное одним из беглецов.

У поворота тоннеля на ул. Доминиканцев беглецов встречал помогавший партизанам литовец полицейский и Соня Мадейскер. Всегда, когда прохожу с кем-нибудь мимо, показываю это место.

В честь Сони Мадейскер после войны назвали улицу. Потом поменяли ее название на Гелю… Помешала кому-то Соня. Как и другие герои еврейского сопротивления нацистам. В сегодняшней Литве не хотят о них помнить.»

Трубочисты и оружие

«Откуда мы брали оружие? Откуда только можно.Крали у немцев. Тайком выносили с оружейных складов. Проносить его, как и другую контрабанду, в гетто помогали трубочисты. В основном трубочистами были евреи. Немцам и литовцам приходилось с этим мириться, свои печные трубы они были вынуждены доверять евреям. А позволить чистить свою трубу — значит позволить расхаживать по своей крыше.

Партизаны пользовались этим. Трубочистов они снабжали ящиками с двойным дном, где можно было спрятать оружие и пронести его мимо охранников. Были и другие уловки. Один из доставщиков оружия целую неделю ходил мимо охранников с забинтованной рукой. Усыпив их бдительность, он в конце концов пронес под бинтами оружие.

Мест, где можно было учиться стрелять, в гетто хватало. Стены старых подвалов не пропускали звука выстрелов. Еще мы учились изготовлять «коктейли Молотова», разные виды взрывчатки. Научившись сами, тут же начинали учить других. Сперва мы готовились к борьбе в стенах гетто, но после выдачи немцам Витенберга поняли, что жители гетто настроены против нас. Они все еще наивно надеялись спасти себя и своих близких.

Узнав о гибели Витенберга, мы собрались, чтобы решить, что делать дальше. Паролем была фраза «Лиза руфт» («Лиза зовет»). Лиза, наша подруга-подпольщица, погибла одной из первых, выполняя задание организации. Кстати, снятый немцами в 2015 г. фильм обо мне и о других членах еврейского сопротивления так и назывался — „Liza ruft“.

На собрании я впервые увидела всю свою подпольную группу, и обрадовалась тому, сколько моих друзей, оказывается, принадлежали ОПО. Именно в тот день мы решили, что должны присоединиться к партизанам Рудницкого леса. Но как мы могли это сделать?

Решили, что к партизанам пойдут только девушки. Нам было безопаснее: ведь даже если бы кто-то заподозрил в нас евреек, доказать было бы трудно. А вот ребят изобличили бы моментально.»

Побег

«23 сентября должна была начаться ликвидация гетто, но утром того дня мы еще ни о чем не подозревали. В библиотеке гетто на ул. Страшуна собрались на инструктаж 12 девушек, входивших в шесть заранее составленных двоек. Инструктировал двойки сам руководитель ОПО. После Витенберга им стал Аба Ковнер.

Мне в напарницы дали Добу Дебельтов. Нам детально объяснили, через какие населенные пункты идти, каких избегать. Ничего записывать было нельзя. После инструктажа все разошлись по домам. Все, кроме Добы. Ей уже некуда было идти.

Дома я собрала вещи в портфель, даже мамину губную помаду прихватила. Перешила желтую звезду так, чтобы та едва держалась и легко отрывалась при первой возможности. Распрощалась с сестрой и родителями, еще не зная, что прощаюсь навсегда…

Мы с Добой решили выходить через калитку на Мясницкой. Выпустить нас должен был Григорий Яшунский — член юденрата, отвечавший в гетто за культуру. Он был немолод и в партизаны не годился, однако сочувствовал нам, в отличие от многих. Григорий не подвел, был на месте в назначенное время. Выйдя из гетто, мы повернули направо, в сторону Остробрамской.

Очень скоро мы поняли, что что-то происходит. Это было похоже на акцию: вдоль всей границы гетто через каждые несколько метров стояли литовские полицейские. Проходя Конским переулком (где сейчас Молодежный театр), мы услышали окрик: «Эй, девушки!» Перепугались насмерть, но оказалось, что нас всего лишь просят перейти на другую сторону улицы. Никто нас не заподозрил. Обе без желтых звезд — их мы сорвали с первых же шагов за стенами гетто, обычные девушки из толпы. У Добы была совершенно деревенская внешность, да и меня нельзя было назвать типичной еврейкой: голубоглазая, светловолосая…

Выйдя на Завальную, мы издалека увидели ворота гетто и возле них грузовики, из которых выпрыгивали солдаты в какой-то зеленой униформе. Это не были ни немцы, ни литовцы. Позже выяснилось, что специально для проведения акции привезли эстонцев. Но масштабов самой акции мы себе еще не представляли.

Мы побрели в сторону железной дороги, сами не зная, куда идем. Весь день блуждали, пока не вернулись туда, откуда вышли. Стемнело, начался дождь. Всю ночь мы прятались от дождя под каким-то полотенцем, а утром двинулись дальше.

Дошли до села Жверинас. В нашем списке такого названия не было. Зашли в лачугу на окраине села. Хозяйка угостила нас молоком и настоящим черным хлебом. Такого мы не ели ни в гетто, ни потом, в партизанах. Его вкус я помню до сих пор. «Куда идете, девочки?» «В Сянейи Мацеляй, копать картошку». Ответ хозяйку устроил. Копать картошку было самое время, да и названное нами село оказалось неподалеку.

Дальше пошли так, как объяснила нам гостеприимная хозяйка. Добрались до села Жагарине (недалеко от нынешней Балтойи Воке). Увидели, как из дома выходят двое немецких солдат. Мы испугались, но выбора не было, пошли вслед за ними.

По дороге встретили паренька, который по-польски спросил, куда идем. Отвечаем: «К тетке, картошку копать в Сянейи Мацеляй.» «А вам не страшно, что тут немцы?» «А чего нам их бояться?», — храбрились мы, хотя коленки дрожали от страха. Паренек говорит: «Меня бояться не надо, но имейте в виду: два дня назад тут застрелили девушку». А я ему: «Так может, пустишь к себе переночевать?» «Нет, — говорит, — опасно. Увидят у меня чужих и расскажут немцам». Паренек был не дурак, понял, какую «картошку» мы копать собрались. Но не испугался. Сказал, что поможет, что надо выйти до рассвета, и велел подготовиться.

Мы с Добой всю ночь глаз не сомкнули от страха. Что мы натворили: сбежали из гетто, чтобы тут же довериться первому встречному!

Но паренек не обманул. Пришел перед рассветом, принес молока и хлеба. И еще две длинные палки — передвигаться по болоту. Какое-то время он шел с нами, потом сказал — все, дальше на пойду. Опасно. Дальше сами. Если партизаны меня поймают, тут же и пристрелят.

Паренек спас нас, рискуя жизнью, а мы даже имени его не узнали…

Топаем по лесу, расслабились, чуть ли не песни поем, вдруг: «Стой, кто идет?» Мы вместо ответа стали истерически смеяться. Надо же: набрели прямиком на партизанский наблюдательный пункт, так называемый «секрет». Нас отвели в отряд. Здесь мы встретили знакомую подпольщицу из ОПО. От нее и узнали, что Вильнюсское гетто ликвидировано. Живых не осталось.

Наутро нас вызвал к себе Марийонас Мицейка по прозвищу «Габрис», командир партизанской бригады. Оказалось, он молод, высок и хорош собой. А главное — очень порядочный человек.

Мы поудобнее устроились на дереве и стали рассказывать ему о жизни в гетто, о нашей подпольной работе… Он слушал внимательно, потом произнес: «Вы храбрые девушки. Хотите ко мне в бригаду?»

Мы очень хотели к Марийонасу, но вместо того попали в отряд к Абе Ковнеру. Он был левый сионист, член молодежной организации Ха-шомер ха-цаир («Юный страж»).»

«Вам известно имя Аба Ковнер?», — спрашивает Фаня.

Кто не слышал про Абу Ковнера — еврейского мстителя, охотника за нацистами, поэта и прозаика, призывавшего: «Не позволим вести евреев на убой как скот. Пусть те, кто сомневается, отбросят иллюзии. Ваши дети, ваши мужья и жены уже убиты. Понары — не лагерь, Понары — это смерть. Гитлер планирует уничтожить всех евреев Европы. Братья и сестры, сопротивляйтесь! Сопротивляйтесь до последнего вздоха!»

Фаня оставалась в боевом партизанском отряде до самого освобождения Вильнюса от нацистской оккупации. После развала Советского Союза Фаня Бранцовская посвятила свою жизнь увековечению памяти жертв Холокоста.

Жизнь устроена правильно.

«Жизнь устроена правильно, — говорит Фаня. — Представьте себе: я воевала против немцев, и немцы за это дали мне орден.» За усилия в деле примирения немцев и евреев Германии Фаня Бранцовская удостоена креста «За заслуги» — высшей немецкой награды, которая может быть вручена иностранцу.

В 2017 г. Фаня Бранцовская, бывшая узница Вильнюсского гетто, была награждена Рыцарским крестом ордена «За заслуги перед Литвой».

Люди и люди

Мне показалось уместным привести здесь вольный перевод анонимной рецензии на книгу Марии Рольникайте «Я должна рассказать»:

«Люди обязаны носить отличительные знаки, свидетельствующие о том, что они не люди, а люди. Не выполняющие этого правила люди будут убиты людьми.

У людей есть полное право отправлять людей в газовые камеры, присваивать их вещи, деньги, жилища. А если люди будут сопротивляться и бунтовать, люди затравят их собаками или вывезут за город и расстреляют.

После смерти люди не разрешают людей хоронить сразу, сперва велят вырвать золотые зубы.

Люди считают, что им повезло, если люди над ними не издеваются, а убивают сразу.

Людям бывает смешно, когда люди корчатся от боли на ограде из колючей проволоки.

Люди обманывают людей — говорят, что повезут на работы, а на самом деле везут в газовые камеры.»

Звучит странно и бессвязно, не правда ли? Смысл появится, если вместо слов «люди» и «люди» подставить «немцы» и «евреи».

Почему это уже столько раз происходило в человеческой истории, почему это снова произошло с нашими родителями, их родителями и родителями их родителей? Как понять и оправдать то, что люди видели смысл в убийстве людей?

Я думаю о Фане Бранцовской. О тысячах и миллионах таких, как она. Думаю о родителях своего отца — их не стало после первого же расстрела в Понарах. О папином брате, сгинувшем в страшной Клооге (Эстония). Наверное, как и другие расстрелянные в Клооге, брат нес на себе полено для собственного костра. Думаю о папином двоюродном брате, которого уже после войны сдал энкаведистам человек, пообещавший вывезти его в Польшу и взявший за это большие деньги. Люди арестовали его, люди отняли у него все, люди выслали его за Урал, откуда он не вернулся. Кто были эти люди — русские? Литовцы? Евреи?

Мое сердце разрывают неизбытые, невысказанные, невыплеснутые мысли. Я росла в неведении — отец оберегал нас, своих дочерей, от боли. Но неизжитая боль еще нестерпимей.

Каждому человеку хочется сохранить свою жизнь. Но не каждый, сохранивший жизнь, остается человеком.

Текст подготовил Виктор Томбак

www.vilniauszydai.lt

Александр Аграновский

В Иерусалимской русской городской библиотеке 29 декабря 2019 года состоялась презентация книги Генриха Аграновского «Они здесь жили», заметки о еврейском наследии Вильнюса – «Литовского Иерусалима». Книга – настоящая энциклопедия еврейской жизни города – духовной и культурной столицы евреев Литвы и Белоруссии, в котором еврейские общины существуют с XIV века. Здесь жили и работали Виленский Гаон, писатели-классики Хаскалы и корифеи литературы идиш. Книга богато иллюстрирована работами Добужинского, Репина, Шагала, Модильяни, других мастеров Парижской школы и виленских художников.

Генрих Аграновский за 40 с лишним лет по зёрнышкам, по листочкам, по фотографиям и рисункам собрал историю евреев, живших и бывавших в Вильнюсе, а они составляли в начале ХХ века около 40 процентов населения города. Начинается эта замечательная книга стихотворением Семена Липкина:

                      Не вывесок не надо, ни фамилий,

                      Я всё без ложной скромности пойму.

                      Мне камни говорят: «Они здесь жили»,

                      И плач о них не нужен никому.

Генрих Аграновский в Вильнюсе с 1949 года. С детства интересовался историей. Выпускник химфака Вильнюсского университета, работал инженером на заводе и старшим научным сотрудником института радиоизмерительной аппаратуры. После окончания курсов экскурсоводов в 1971 году водил экскурсии по родному городу. С 1990 года штатный, а потом внештатный сотрудник Государственного еврейского музея Литвы. Активно изучал материалы о евреях в Литовских архивах. Многие дела, судя по учетным карточкам, смотрел первым. Узнавал много нового и интересного. Часто чувствовал себя, как наркоман, вдыхающий наркотические пары. Появилось желание рассказать о найденном. Так, в 1992 году появилась в соавторстве с сотрудницей еврейского музея Ириной Гузенберг небольшая книжечка в 70 страниц, «Литовский Иерусалим. Краткий путеводитель» — первая подобная книга за послевоенные годы. В 2011г. книга, выросшая до 650 страниц, была переиздана под названием «Вильнюс: По следам Литовского Иерусалима».  Но хотелось сделать более доступную для чтения книгу и в 2014 году были изданы «Заметки о еврейском наследии Вильнюса «Они здесь жили».

Вечер вели Ирит Абрамски из института Яд Ва Шем и руководитель Иерусалимского отделения Ассоциации Израиль – Азербайджан «АзИз» Александр Аграновский. Это был восьмой день праздника Ханука – праздника света, тепла и обновления Храма и в обновлённой Иерусалимской русской библиотеке – Храме книги горели ханукальные свечи. Их в огромной зелёной ханукие зажег доктор философии, писатель, журналист, отказник, автор книг «Евреи Петербурга» и «Евреи в Ленинграде» Михаил Бейзер, а ханукию «Древо жизни» подарила библиотеке скульптор Юлия Сегаль, чьи работы есть в Третьяковской галерее, Русском музее, деревне художников Санур, многих частных коллекциях.

Ханукальную историю от журналиста Петра Люкимсона пересказал соведущий вечера Александр Аграновский. Молодой раввин Шрага Шмуэль Шницлер, выносивший трупы в концентрационном лагере Берген Бельзене в канун Хануки в декабре 1944 года нашел спрятанные 8 бутылочек с маслом. И так как их никто не забрал до самого праздника, посчитал, что имеет право их взять и достойно отметить Хануку с узниками лагеря. Через годы в США Сатмарский ребе рассказал ему, что не успел воспользоваться спрятанным в Берген Бельзене маслом, так как был переведён в другой лагерь и  молил Всевышнего, чтобы хоть какой-то еврей нашел его тайник и использовал масло по назначению! Молитва дошла.

Доктор Ирит Абрамски, директор русскоязычных программ Международной школы Института Яд Ва Шем, специалист по истории Катастрофы и истории евреев Северной Африки, приехала в Израиль девятилетней девочкой, русский выучила уже здесь после приезда «большой алии». Её мама одна выжила из семьи в 18 человек, остальные погибли в Вильнюсском гетто. Ирит первая написала, что Катастрофа коснулась не только европейских, но и североафриканских евреев. Посетив Вильнюс через 20 лет после репатриации, Ирит встретилась с Генрихом Аграновским, который показал ей её дом и еврейские места города, подарил свою книгу. За 20 лет много изменилось, а евреев почти не осталось. Главная улица города успела побывать Георгиевским проспектом, проспектом Ленина, Сталина, Адама Мицкевича, а сейчас носит имя Гядиминаса. Публикации Генриха Аграновского стали базой для изданных Институтом Яд Ва Шем материлов и учебных пособий по Катастрофе евреев Литвы. По этим материалам Ирит, считающая Генриха Аграновского своим учителем, преподавала Катастрофу и израильским арабам, объясняя им почему демократия лучше тоталитарных режимов. Ирит рассказала о большом и малом Вильнюсском гетто, о треёх еврейских кладбищах, о роли Вильнюсского университета в еврейской истории, о Государственном еврейском музее Литвы имени Виленского Гаона, о самом Гаоне и о Понарах, где уничтожено около 200 тысяч евреев. Рассказала она и про командира партизанской организации Виленского гетто Ицхака Виттенберга, который по приказу старосты юденрата Якова Генса сдался и был казнен и про этого старосту, считавшего, что «отправляя на смерть 1000 евреев, он спасает 10000 и делает всё, чтобы спасти как можно больше узников».

Племянница Генриха Аграновского Мила Аграновская уже много лет, как переехала из Вильнюса в Израиль и живёт в Маале Адумим. Дядя Генрих был и остаётся её кумиром, они видятся почти каждый год. Мила зачитала письмо дяди участникам встречи. Она обещала привезти в Иерусалим несколько экземпляров книги «Они здесь жили» и отдать желающим по номиналу.

По поручению Посла Литовской республики в Израиле Лины Антанавичене собравшихся приветствовала сотрудник посольства Эвелина Ариав. Поблагодарив за приглашение, она рассказала, что парламент Литвы объявил 2020 год «Годом Виленского Гаона и евреев Литвы». Литва будет отмечать 300-летие со дня рождения раввина, каббалиста и общественного деятеля Виленского Гаона Элияху бен Шломо Залмана. Литовские евреи со времен Великого Княжества Литовского внесли значительный вклад в развитие государственности Литвы, в историческое и культурное наследие страны.

Искусствовед Галина Подольская рассказала о Марке Шагале, который очень любил Вильнюс и показала собравшимся яркий альбом члена объединения профессиональных художников Израиля, выпускника Вильнюсской Академии искусств Шауля Космана.

Доктор Михаил Бейзер встречался с Генрихом Аграновским в Вильнюсе и Иерусалиме. Генрих показал ему еврейский Вильнюс. По его совету Бейзер написал книги о еврейской истории Санкт Петербурга – Ленинграда. После книг Аграновского и Бейзера появились книги о других городах, где жили евреи – Одессе, Харькове, Кишинёве, Ташкенте, Баку, Черновцах… Но Генрих Аграновский до сих пор остаётся самым серьёзным, глубоким исследователем своего еврейского города, летописцем, верным своей теме – у него из года в год выходят книги и публикации о Вильнюсе и его горожанах. И хотя евреев в городе выжило после войны только 4%, но память о погибших должна остаться в местах, где они жили. Тут помнят евреев, способствовавших расцвету города, среди них скульпторы Марк Антокольский и Жак Липшиц, работа которого «Дерево жизни» находится в Иерусалиме, художники Исаак Левитан и Иегуда Пэн, скрипач Яша Хейфец, балетмейстер Асаф Мессерер и его династия, писатель Ромен Гари, поэт Лейб Стоцки, сионисты, талмудисты, бундовцы, революционеры, строители, книгоиздатели, филантропы, ремесленники, инженеры, врачи, учителя, торговцы…

В Вильнюсской консерватории училась великая еврейская певица Нехама Лифшицайте – «Литовский соловей», доброй ей памяти! Популярность пришла в 1958 году после получения первого места за исполнения песен на идиш на конкурсе артистов эстрады в Москве. Это было впервые в Советском Союзе, где были запрещены литература и песни на идиш и, тем более на иврите, как пропаганда национализма. Идиш, начиная с Нехамы, стал вновь легальным языком.  Во многих городах ей запрещали петь. Цензоры из КГБ проверяли содержание каждой песни по подстрочнику. В 1969 года Нехама одна репатриируется в Израиль, в аэропорту её встречает Голда Меир. Вскоре в Израиль переезжает дочь Роза Бен Цви Литаи. Нехама много выступает на радио и телевиденье, гастролирует, ездит по стране, поёт песни еврейской души на идиш и иврите, любит петь «Гимн еврейских партизан Виленского гетто» – «Не говори, что ты идёшь в последний путь», написанный в 1942 году Гиршем Гликом на мелодию братьев Покрасс и «Гимн узников Сиона», написанный в Сибири Иезекиилем Фуллервитцем. Нехама работала директором тель-авивской музыкальной библиотеки.  В 2006году великая певица избрана председателем Всемирного совета по культуре на идиш.

Дочь Нехамы Роза (Рейзеле) была гостьей нашего вечера. Она рассказала про маму, про её жизнь в Литве и Израиле, про Цемаха Шабада – Вильнюсского «Доктора Айболита», чей памятник с девочкой и кошкой украшает еврейский квартал Вильнюса. Она говорила про еврейскую театральную и культурную жизнь той Литвы. Рассказала Роза и про консула Японии в Литве Чиюне Сугихара, который массово выдавал японские визы и спас от нацистов 6000 человек. Памятник ему есть в Вильнюсе, а на Сионской горе в Иерусалиме в 2019 году установлена мемориальная доска. В октябре 2019 года Роза и праведники мира открыли выставку в Каунасском муниципальном музее, посвященную легендарной Нехаме.

Координатор Восточноевропейского отдела Центрального архива истории еврейского народа в Иерусалиме, соавтор книги «Сто еврейских местечек Украины», Вениамин Лукин познакомился с Генрихом Аграновским в 1992 году на конференции в Петербургском еврейском университете. Генрих читал там доклад о первых еврейских типографиях. Чуть позже, в 1993 году, у него вышла небольшая книжка «Становление еврейского книгопечатания в Литве». Многие из его архивных открытий зафиксированы на мемориальных досках, появившихся на стенах старых зданий Вильнюса. Одна из первых – на доме, где жил Яша Хейфиц. Презентуемая книга является научным исследованием еврейской истории города. Здесь самые разнообразные документы, письма, афиши, архитектурные чертежи, планы земельных участков, титульные листы старинных книг, а также бережно собранные в течение многих лет редкие, зачастую семейные фотографии и почтовые открытки.

Вениамин считает, что «книга Генриха Аграновского «Они там жили…» необходима каждому, кто отправляется в путешествие по Литовскому Иерусалиму, она является одним из лучших примеров скрупулезного историко-краеведческого исследования, ей присуща достоверность энциклопедии и занимательность иллюстрированного альбома».

Поэт и врач Сергей Корабликов – Коварский, родившийся в Виленском гетто в 1942 году, хотел поделиться своими воспоминаниями и стихами, но не смог приехать из Тверии в Иерусалим.

Писатель, поэт, переводчик с польского Елена Твердислова рассказала о любви поэта Иосифа Бродского к Литве, ставшей первым Западом для него, о новом фильме «Ромас, Томас и Иосиф» и прочитала отрывок из «Литовского дивертисмента» Бродского – «Вот скромная приморская страна, свой снег, аэропорт и телефоны. Свои евреи…».

Профессор Чингиз Гусейнов рассказал, что среди его аспирантов в Москве в Академии Общественных Наук были 2 литовца Сигитас Ренчис и Пятрас Браженас, написавший предисловие к очень еврейскому пятитомнику живущего ныне в Израиле Григория Кановича. По словам Браженаса, «Григорий. Канович является одним из талантливейших людей, выросших на Литовской земле».

В том пятитомнике Канович писал про исчезнувший Иерусалим: «Златоглавый Иерусалим на холмах, благодаренье Господу, не исчез и пребудет вовеки. Исчез другой Иерусалим – Северный, в Вильне, в колыбели и святыне литовского еврейства, в городе мудрецов и страдальцев за веру праотцев; в городе, по крышам которого когда-то по ночам ангелы-хранители расхаживали, как кошки, и кошки – как ангелы…»

Александр Аграновский по поручению Вильнюсской Хоральной синагоги и Шимона Левина передал библиотеке книгу Генриха Аграновского и Ирины Грузенберг «Вильнюс. По следам Литовского Иерусалима». Он рассказал, что в честь 300 летия со дня рождения Виленского Гаона (на иврите Гаон – гений) Элияху бен Шломо Зальмана банк Литвы в 2020 году выпустит серебряную монету номиналом 10 евро. На ней на литовском и идиш будет знаменитая фраза Гаона «Стоит только захотеть, и ты будешь гением». Вверху в форме короны еврейская буква шин «ש» – имеющая числовое значение в гематрии – 300, а в середине монеты над свитками торы надпись «הגר”א» – акроним «Ха Гаон Рабби Элияху».

Собравшиеся просили передать Генриху Аграновскому пожелание здоровья и благодарность за его замечательные и познавательные книги о Литовском Иерусалиме, ставшие памятниками Вильнюсским евреям. Аналогичная презентация книги планируется в Маале Адумим и других городах Израиля.

Фотографии Ицхака Хаимова, Александра Аграновского, Станислава Громова и из интернета

Предлагаем вашему вниманию перевод статьи из ведущей израильской газеты «The Jerusalem Post», выходящей на английском и фарнцузском языках. «The Jerusalem Post» является крупнейшей из издаваемых на английском языке в стране. Ежедневная аудитория газеты в Израиле составляет 11000 человек, в США – 26000. Еженедельное французское приложение расходится тиражом в 3000.

Еврейская община Литвы, а также члены литовской еврейской общины Израиля выразили серьезную озабоченность в связи с возможным принятием парламентом в Вильнюсе закона, который бы декларировал “неучастие” Литовского государства и литовского народа  в Холокосте.

В конце 2019 г. депутат Сейма и председатель парламентского комитета по исторической памяти и борьбе за свободу Арунас Гумуляускас заявил, что он подготовил законопроект, на основании которого будет признано, что Литва не участвовала в убийстве евреев, поскольку она “пережила две оккупации – советскую и нацистскую”, а ее народ во время Второй мировой войны “был порабощен”. Ожидается, что законопроект будет представлен Сейму в середине января или на весенней парламентской сессии.

Законопроект, предложенный А. Гумуляускасом, который раньше преподавал историю в Шяуляйском университете, был решительно осужден, как попытка обелить историю Литвы в годы Холокоста.

Исследователь Катастрофы (Холокоста) и директор Израильского бюро Центра Симона Визенталя Эфраим Зурофф заявил, что такой закон был бы “отвратительной попыткой оправдать соучастие Литвы в преступлениях Холокоста, масштаб которого был огромным”, и что страна имела “несомненно один из худших рекордов сотрудничества с нацистами”.

По данным Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне (США), во время Второй мировой войны в Литве были убиты около 220 000 евреев, притом что численность довоенной еврейской общины составляла 250 тысяч человек.

Председатель Еврейской общины Литвы Фаина Куклянски в интервью газете Jerusalem Post заявила, что разочарована отсутствием реакции на предложения Гумуляускаса.

«Кто-то должен высказаться. Есть человек, который хочет принять закон в парламенте, так что давайте сосредоточимся на этом вопросе и остановим его. Никто не должен пытаться выдвигать подобные инициативы снова», – сказала Ф. Куклянски.

.«Если все молчат и улыбаются, это напоминает евреям ту же ситуацию, что была до войны», – отметила лидер евреев Литвы.

Ф. Куклянски также подчеркнула, что Еврейская община никогда не обвиняла Литву как государство или весь литовский народ в сотрудничестве с нацистами, в чем, по ее словам, ее сейчас обвиняют.

«Эти преступления были совершены отдельными лицами, а не всеми литовцами. Еврейская община никогда не обвиняла весь народ. Г-н А. Гумуляускас еще раз пытается обвинить евреев в том, что мы обвиняем всех литовцев. Это не было коллективным дейсвтием, но были люди, которые участвовали в убийстве евреев в годы Второй мировой войны», – сказала она.

В прошлом месяце председатель Ассоциации литовских евреев в Израиле Арье Бен Ари направил послу Литвы в Израиле Лине Антанавичене письмо с протестом против законопроекта, предложенного Гумуляускасом.

«Ни в какой другой стране не было уничтожено такое большое количестве евреев в процентном соотношении: 95% еврейского населения было убито во время Холокоста. До какого уровня деградации должен опуститься доктор наук, председатель солидного комитета, чтобы представить такой законопроект парламенту?», – говорится в письме Арье Бен Ари.

Посол Литвы Л. Антанавичене отметила, что она была проинформирована должностными лицами литовского парламента о том, что проект резолюции еще не зарегистрирован, и что текст законопроекта не подготовлен и не представлен.

«Позвольте заверить Вас, что мы полностью осознаем и разделяем Вашу озабоченность по поводу серьезности вопросов, затронутых в Вашем письме», – написала литовский дипломат.

Обращение министра иностранных дел Израиля Исраэля Каца по случаю начала реализации совместного проекта МИД Израиля и Литвы “Год Виленского гаона” #VilnaGaon2020 в честь 300-летия со дня рождения одного из ведущих лидеров еврейского вероучения

https://www.facebook.com/watch/?v=466839274251240

Автор: Гершон Тайцас

Существуют три короны: «Тремя коронами коронованы сыны Израиля: короной Торы, короной священства и короной царства. Корона доброго имени – выше всех. Раввин Шимон ха-Цадик (Симон Праведный).

Еврейское кладбище Шнипишкес было создано в 1487 г. В 1831 году оно было закрыто для захоронений. Кладбище просуществовало 344 года, т.е. им пользовались десять поколений Вильнюса (продолжительность жизни в то время была недолгой). Большинство похороненных там – дети, умершие от болезней. На кладбище Шнипишкес покоятся портные, сапожники, уличные торговцы, лавочники, плотники, возницы, пекари, меламеды (меламед – учитель в хедере, прим. ред.), трубочисты, немного раввинов и людей других профессий. Евреи в то время подвергались опасности и тяготам, жили в бедности. Подушки, простыни и одеяла никогда не высыхали от их слёз и пота.

Думаю, на еврейском кладбище Шнипишкес похоронено более ста тысяч человек: эпидемии, войны, голод и пожары сокращали нелегкую жизнь виленчан. За один день 29 июля 1655 г. царские войска России уничтожили всю еврейскую общину Вильнюса – от 3000 до 5000 человек, а всего – 25 тысяч жителей города. В живых остались те, кто успел покинуть город.

Госпожа Рута Блоштейн, своей петицией и статьями Вы вводите в заблуждение десятки тысяч людей. Вы не указали, что почти всё кладбище было уничтожено в советское время, когда был построен открытый бассейн «Жальгирис» и Дворец концертов и спорта, а во времена независимой Литвы построены апартаменты «Миндаугаса». И мне, и Вам также известно, что во Дворец спорта были проведены канализация и отопление, подключено электричество.

Что значит инсталляция – внешние электро- и тепловые сети в здании?

Вы также ввели в заблуждение уважаемых людей, написав о надгробиях, которые якобы появились по всему городу (использовались в качестве ступеней, облицовочных плит и т.д. прим. ред.). Это – единичные случаи, которые ничего не меняют. Вы также вводите в заблуждение людей, указывая, что в проекте предусмотрено новое строительство, а это значит, что будет осквернена еще одна часть старинного кладбища. На самом деле в проекте предусмотрена лишь реконструкция уже существующего Дворца спорта. В своем ответе Вы не одним словом не обмолвились о бывшем главном ашкеназском раввине Иерусалима, даяне (титул иудейского религиозного судьи, прим. ред.) Ицхаке Колитце, который был главным арбитром по галахическим вопросам, связанным с похоронами. Вы также не упомянули его решение, касающееся застройки еврейского кладбища в Гамбурге в районе Ottensene. Значит ли это, что Вы и Ваша компания согласны с решением раввина И. Колитца?

Профессор Сид Лейман на протяжении многих лет досконально изучал историю кладбища Шнипишкес, план могил, тексты эпитафий, проделал важную научную работу. Думаю, не только вильнюсцы, но и весь мир должны поблагодарить его за этот подвиг. Можно подготовить специальную экспозицию, рассказывающую о знаменитых раввинах и ученых: их биографии и эпитафии с надгробий, переведенные на литовский и английский языки; можно издать книгу с переводом, дизайн которой напоминал бы старинное издание. Планы мест захоронений очень неточные, рельеф могил изменился, поэтому найти, где и чьи останки практически невозможно.

Вы хотите провести эксгумацию останков и экспертизу ДНК, на основании которой установите чьи они? Думаю, что устанавливать на кладбище бутафорные памятники в стиле «китч» — это противоречит еврейскому вкусу. Абсурдное установление таких памятников станет физическим и моральным надругательством.

Планируете ли Вы с компанией эксгумировать Виленского Гаона с его родственниками и перенос их останков с кладбища Судервес на кладбище Шнипишкес?

Весь еврейский мир помнит и будет помнить знаменитых раввинов и учёных Вильнюса.

Уважаемые профессора И. Парасонис и П. Фридберг требуют снести Дворец?

По утверждению госп. Р. Блоштейн, я «вырвал» из контекста слова о сносе Дворца спорта?

Проф. Иосиф Парасонис (Alfa.lt) 

Я не предлагаю сносить Дворец спорта, потому что он, с архитектурной и конструктивной точки зрения, является наследием развития нашего строительства. Я знаю, что в Вильнюсе есть и другие уничтоженные кладбища, что на их месте практически без перезахоронения построены здания (Дворец бракосочетаний), проложены улицы (кладбище Расу). И наше общество смирилось с этим. Привлечём и их представителей, создадим совместную комиссию (рабочую группу) для разработки проекта надлежащего приведения в порядок территории еврейского кладбища в Шнипишкес и выбора правильного функционального назначения здания Дворца спорта.

Проф. Пинхос Фридберг (Times of Israel) 

Это ещё не означает, что заброшенное советское здание Дворца спорта, занимающее часть территории кладбища, надо оставить в его нынешнем состоянии. Его можно использовать под Музей 700-летней истории евреев Литвы, по примеру музея в Варшаве.

Все, что Вы сообщили миру, не имеет ничего общего с настоящим положением кладбища Шнипишкес. Это – ложь, профанация еврейского наследия и пропаганда ненависти. Вам следует отозвать свою петицию как можно скорее и извиниться перед теми, кто подписал ее.

Думаю, что Вы и ваша компания могли бы сделать на благо евреев и Литвы что-то более положительное, рациональное и конструктивное.

А пока Вы занимаетесь подстрекательством евреев Литвы и всего мира. Признаюсь, я стал думать, что за вашей пропагандистской кампанией стоит материальный интерес. Кто-то за эту кампанию платит и надеется получить материальную выгоду.

Думаю, что читателю всё стало ясно. Дискуссия закончена.

Каунасская публичная библиотека завершила проект, посвященный еврейскому наследию Каунаса. Итогом его стала единственная в Литве виртуальная карта 15-ти самых ярких объектов еврейского культурного наследия в Каунасе.

Карту и специальную программу для мобильного телефона создали ученые Каунасского технологического университета. Все это поможет познакомиться с историей Каунасских евреев, не покидая своего дома или библиотеки. Виртуальный тур по еврейским школам, зданиям социального назначения, синагогам, а также жилым домам, спроектированным архитекторами еврейского происхождения – это созданные панорамные фотографии.

Проект «Еврейское наследие в Каунасе» частично финансировал Совет по культуре. В рамках проекта были организованы дискуссии, экскурсии, творческие мастерские с участием историков, гидов, а также деятелей искусства и культуры.

На Вильнюсской региональной консультации по проблемам реституции имущества жертв Холокоста, которая проходила в Еврейской общине (литваков) Литвы, с докладами выступили известные историки-исследователи Холокоста. Предлагаем вашему вниманию доклад члена Международной комиссии по оценке двух оккупационных режимов в Литве, профессора Гамбургского университета Йохаима Таубера «Холокост в Литве».

 Й. Таубер – автор книг и академический статей о Холокосте в Литве и в странах Северной и Восточной Европы. 

В июне 1941 г. нацистская Германия напала на Советский Союз. В Литве началось восстание, которое привело к восстановлению независимости Литовского государства и учреждению Временного правительства. С первых минут евреи стали жертвами восстания.