2 марта – день рождения Шолом-Алейхема. Мы называем его одним из трех классиков литературы идиш наряду с Менделе Мойхер-Сфоримом и И.Л. Перецем.
Классика — это ведь та часть литературы и искусства, которая непреходяща со временем, базируется на вечных национальных и универсальных ценностях.
Так Шолом-Алейхем остается актуальным всегда. Основные мотивы его творчества – любовь и уважение к простому человеку, общинная солидарность, поиск собственного пути в жизни, а не бездумное подражание чужому, любовь к родному языку, культуре и традиции. Это ведь ценности, которые обращены к сердцу и совести каждого поколения, особенно, когда всё это облачено в несравненное одеяние острого еврейского юмора и передано живым и бурлящим народным языком.
В этом году есть еще один юбилей, к сожалению, очень грустный – 110 лет начала процесса Бейлиса в Киеве – последнего кровавого навета в истории.
Шолом-Алейхем, который большую часть своей жизни прожил в этом городе, воспринял очень тяжело и близко к сердцу обвинение Мендла Бейлиса в “ритуальном” убийстве христианского подростка Андрея Ющинского, и развязанную в связи с этим гнусную антисемитскую компанию, которая была направлена на разжигание погромов и антиеврейской резни. Поэтому в течение двух лет он работал над романом, навеянным этими событиями, под названием “Дэр блутикер шпас” (кровавая шутка). По собственному признанию автора он вложил в этот роман “все соки и всю силу, весь кураж, кровь и мозг”. Этим романом писатель хотел встряхнуть все еврейское и нееврейское общество и возопить к миру с призывом предотвратить трагедию.
В центре сюжета два молодых человека – русский дворянин Григорий Попов и еврей Гершко Рабинович. На окончании гимназии они решили в качестве шутки поменяться документами на один год. И Григорий Попов (живущий по документам Гершко Рабиновича), который впервые окунулся с головой в еврейскую среду, становится жертвой кровавого навета. Именно его обвиняют в убийстве христианского мальчика накануне праздника Песах.
В этом романе Шолом-Алейхем раскрывает в полной мере свои сионистские убеждения. Так устами Григория Попова писатель говорит:
“Сион – единственный путь для нас, возродить древнюю еврейскую нацию и наше новое государство на древней земле наших праотцов – что может быть красивее, выше и практичнее этого?… Почему этот возвышенный идеал еще не пронял евреев всего мира?…”
А устами другого героя Шолом-Алейхем становится на защиту гонимого и многострадального языка идиш:
“Идиш, вы говорите, – не язык? Жаргон, вы говорите? Не имеет грамматики? Во-первых, это такой же язык, как и все другие… Во-вторых, вы стесняетесь говорить на идише не потому, что еще пока нет грамматики, а потому, что вы – рабы моды… Мы обижаемся на других за то, что нас повсюду унижают, обижают, превращают в посмешище. Как же мы можем требовать от других уважения к себе, если мы сами топчем себя ногами и сами себе плюём в физиономию?…”
Более известна драматизация этого романа “Швэр цу зайн а йид” (Тяжело быть евреем), многократно ставившаяся на сцене и на израильском телевидении.
Так Шолом-Алейхем изобличил иррациональную сущность антисемитизма и расовой ненависти, свидетелями которых мы, к огромному сожалению, являемся почти ежедневно и сегодня, спустя 110 лет.