Марина Яновская, Израиль
Леа (Лея) Гольдберг – поэт, переводчик, исследователь литературы, автор сказок для детей, произведений для взрослых. Песни на ее стихи – серьезная часть выдающегося культурного наследия Израиля.
В жизни
Леа (Лея) Гольдберг родилась в 1911 году в Кенигсберге в семье литовских евреев. Во время Первой мировой войны семья Гольдбергов некоторое время жила в Саратовской области, а затем перебралась в Ковно (Литва), где девочка начала обучение в еврейской гимназии. В 1926 году она впервые опубликовала стихи на иврите в литовской еврейской газете. Спустя два года Леа Гольдберг начала учиться в литовском университете по специальностям семитология и германистика, изучала философию, классическую и современную мировую, в том числе и русскую, литературу. В начале тридцатых годов в университете Берлина Леа Гольдберг слушает лекции по семитологии и философии. Затем она окончила Боннский университет со степенью доктора философии, а вскоре была удостоена звания профессора философии.
В Эрец-Исраэль Леа Гольдберг приехала в 1935 году и поселилась в Тель-Авиве. Описание одного из красивейших уголков самого сердца Тель-Авива мы находим в сборнике рассказов “Мой друг с улицы Арнон”. Вскоре она примкнула к литературной группе модернистов “Яхдав” (“Вместе”), которую возглавлял Авраам Шлионский. Группа издавала еженедельник, где стали появляться стихи Гольдберг. И в этом же году началась ее поэтическая карьера в Эрец-Исраэль: вышел в свет сборник стихов “Табаот ашан” (“Кольца дыма”), о котором Авраам Шлионский отозвался с одобрением. Так на горизонте ивритской литературы появилось новое имя.
В первые годы своей жизни в Эрец-Исраэль Леа Гольдберг преподавала в старших классах школы, и также, как и многие из ее коллег, сочиняла рифмованные тексты для рекламы. Спустя некоторое время она начинает карьеру театрального и литературного критика под псевдонимом Ада Грант: сперва в газете “Давар”, а затем в “Мишмар”. С 1949 года Гольдберг становится литературным консультантом театра “Габима”. Многие из стихотворений Леа Гольдберг, в том числе детские, были впервые опубликованы на страницах газет и журналов.
Несмотря на то, что Катастрофа европейского еврейства непосредственно не коснулась Леа Гольдберг, чуткая душа художника не могла не отозваться на трагедию своего народа, свидетельством чему является написанное в 1944 году произведение “Из моего старого дома”.
В поэзии
Взрослое население Израиля знает Леа Гольдберг в первую очередь как поэтессу, автора тонких лирических стихотворений. Поэтический стиль Леа Гольдберг близок литературной манере молодых поэтов подмандатной Палестины, в основном выходцев из стран Восточной Европы. Однако, в отличие от большинства своих современников, она не писала стихов на злободневную, политическую, национальную тематику.
В своем творчестве она не вдается в политику, не касается ни истории, ни актуалии, не читает мораль и не поучает, в ее поэзии нет ни излишней слащавости, ни сентиментальности. Произведения Леа Гольдберг с глубоким и многогранным философским подтекстом стилистически отточенны и вместе с тем не элитарны, вполне доступны пониманию любого читателя. Язык ее поэзии лаконичен, поэтическое высказывание с годами приобретает характер все большего обобщения. Она в совершенстве владела такими сложными поэтическими формами, как терцина и сонет, причем варьировала форму сонета в сторону еще большей сложности: не 14, а 13 строк. Сочетание изысканной формы и ясного содержания особенно проявляется в ее поздней лирике, напоминая лучшие лирические стихи С. Я. Маршака. Присутствуют в лирических стихах Леа Гольдберг элементы романтизма, сказывающиеся в их близости к народным источникам. Многие лирические стихи звучат как обработки народной поэзии.
В творчестве Леа Гольдберг ярко проявляются и сионистские мотивы, но без излишней патетики. Немало стихотворений она посвятила Иерусалиму, причем столица Израиля лишена в ее стихах ореола святости и прославления.
Вместо преклонения перед городом царей на экране ее воображения возникают камни и колючки, на месте величественных картин глаз автора видит заурядную желтенькую бабочку. Весь пейзаж уныл и безрадостен, скромен и скуден.
Именно благодаря таким качествам, как искренность, полное отсутствие велеречивого пафоса в противовес дежурному трескучему прославлению, поэзия Леа Гольдберг находит отклик и у следующих поколений, она прорывается в будущее. В этом ее сходство с одной из наиболее мистических личностей израильской поэзии – Авраамом Халфи.
Помимо стихов, переводов, произведений детской литературы, Леа Гольдберг написала единственное драматическое произведение – пьесу “Владелица замка”. Пьеса эта ставилась на сценах не только нашей страны, но и за ее пределами. Сделала Леа Гольдберг вклад и в прозу, написав два романа “Ве ху – ха-ор” (“И он – светоч”) и “Письма из выдуманного путешествия”. Оба романа автобиографичны. К мемуарному жанру можно отнести “Встречу с поэтом” (воспоминания о поэте Аврааме Бен-Ицхаке).
В научной деятельности
Несомненной заслугой Леа Гольдберг является тот факт, что она создала и возглавила отделение сравнительного литературоведения в Еврейском университете в Иерусалиме, а затем стала его адъюнкт-профессором. Будучи членом-корреспондентом Академии языка иврит, она активно участвует в ее работе. Леа Гольдберг владела семью языками, в том числе итальянским, французским, известны ее переводы Бодлера, Петрарки. Но основными языками перевода были русский и немецкий. Своим родным языком Леа Гольдберг ощущала русский, к которому она испытывала особую нежность на протяжении всей своей жизни. В последние годы жизни писательница готовила серию переводов сочинений Достоевского. Среди несомненных ее достижений, кроме вышеупомянутых, можно назвать переводы произведений Александра Блока, А. П. Чехова, М. Горького, Шекспира, Брехта (“Добрая душа из Сезуана”), Генриха Манна, Генрика Ибсена, “Из русской народной поэзии”.
Леа Гольдберг опубликовала ряд критических статей о творчестве Петрарки, о времени Александра Блока и новой русской поэзии, а также биографический очерк о Пушкине. Спорна ее точка зрения на творчество Пушкина: она считала, что многие произведения великого поэта были несамостоятельны, являлись прямым подражанием французским источникам. Не успело увидеть свет при ее жизни обстоятельное исследование творчества Достоевского.
Незадолго до своей смерти Леа Гольдберг познакомилась с творчеством А. Солженицына и высоко оценила его, но перевести не успела. Наиболее фундаментальной работой в области перевода стал, конечно же, роман “Война и мир” Льва Толстого. Тем самым она несравненно обогатила израильскую ивритскую литературу. Помимо художественного перевода глобального романа русского классика, Леа Гольдберг написала глубокое, монументальное исследование “Единство человека и мироздания в творчестве Толстого”. Литературоведческое творчество Леа Гольдберг включает в себя научные монографии о теории стихосложения, о русской литературе 19-го века. Говорят, что человек талантливый одарен во многих областях. Это положение вполне применимо к Леа Гольдберг. В последние годы своей жизни она совершенно неожиданно начала рисовать, выполнила иллюстрации к некоторым собственным книгам. Ее летучий и точный штрих напоминает пушкинскую манеру рисунка.
Для детей
Автор детских стихов, повестей и рассказов, которые стали классикой детской литературы, Леа Гольдберг в своих призведениях создавала полноценный контакт между взрослым и ребенком. Взрослый персонаж ее детских книжек остается самим собой, но вместе с тем не забывает, что был ребенком. Поэтому ее книги для детей сохранились в сокровищнице детской литературы. Занимательные, полные юмора, тепла, оригинальные произведения для детей, несмотря на то, что являются обязательным чтением для школьников, заслуживают большую любовь маленьких читателей, продолжают вызывать у них неподдельный интерес.
Леа Гольдберг не снисходит к детям, не поучает, не подчеркивает разницу в возрасте. Она просто ведет с ними беседу. На равных. Большой вклад сделала Леа Гольдберг в переводы и издание произведений детской литературы. Благодаря ей израильские дети знакомятся с классикой русской (и не только) детской литературы. Она перевела на иврит “Алые паруса” А. Грина, “Белеет парус одинокий” В. Катаева, “Детство” М. Горького, рассказы М. Пришвина, стихотворения К. Чуковского, С. Маршака (“Почта”, “Вот какой рассеянный”). В ее переводах нашли новую жизнь сказки братьев Гримм, сказки разных народов, арабские “Сказки тысячи и одной ночи”, увлекательные повести Астрид Линдгрен.
В музыке
Музыкальность поэзии Леа Гольдберг постоянно привлекает внимание как ведущих, так и молодых израильских композиторов-песенников. К ее стихам обращается Йони Рехтер (песня и музыка к спектаклю для детей “Чем заняты лани”), Шем-Тов Леви (“Из песен голубя и розы”, “В том краю, где умолкают”), Шалом Ханох (“Почему ребенок смеялся во сне”), Авнер Кенер (“Старый поэт”), Мики Габриэлов (“Время в деревне”) и многие другие. Многие из этих песен прославились в исполнении Арика Айнштейна.
Потаенные страницы
Личная жизнь Леа Гольдберг была ею тщательно скрываема от досужего любопытства. Тем не менее ряд произведений автобиографического характера в какой-то мере позволяет проникнуть в ее внутренний мир. Леа Гольдберг постоянно влюблялась в мужчин, которые были намного старше нее. Каждая очередная любовь была слепой и безответной.
В течение своей жизни она вела дневники, но записи появлялись там лишь в моменты душевной слабости, только от печали. На протяжении жизни поэтессы практически через всю ее лирику проходит тема неразделенной любви. В жизни Леа не было ни одного мужчины, ее романы были чисто платоническими, виртуальными, она так никому и не призналась в любви. Все свои тайны Леа Гольберг хранила в святая святых своего сердца, в недосягаемости от праздных зевак. Вершиной ее поэтической интимной лирики стал цикл сонетов “Любовь Терезы дю-Мон”, где центром является образ вымышленной аристократки 16 века, влюбившейся в гувернера своих детей. Но в своем творчестве она воспевает томление и неразделенную любовь не абстрактно.
Образ Терезы дю-Мон был навеян реальными фактами из жизни Леа Гольдберг, которые стали известны сравнительно недавно. Она была тайно и безответно влюблена в Жака, молодого швейцарца, студента Еврейского университета, свидетельство чему сохранилось в ее дневниках: “Я прекрасно понимаю, что этот юноша не может видеть во мне ничто иное, нежели друга, намного старшего по возрасту и обладающего огромным жизненным опытом. Стареющая женщина не имеет права в силу своего возраста и должности позволить себе даже самую малую мысль о любви. Это меня вовсе не оскорбляет и не унижает. Возможно, я в какой-то мере счастлива от того, что влюблена в него”. Жак вернулся на родину, и Леа написала цикл сонетов “Любовь Терезы Дю-Мон”.
Впоследствии записала в дневнике: “Он пробудил меня к жизни. Сделал важное дело для ивритской литературы”.
Леа Гольдберг с детства считала себя непривлекательной, не испытывала удовольствия от собственного облика, не любила видеть себя в зеркале. Манерой одеваться и поведением она отчетливо напоминала сухую чиновницу, типичный синий чулок: хрипловатый голос, отчетливая профессорская, лекторская дикция, бесформенные, безвкусные однотонные костюмы, вечная сигарета в углу рта. Прекрасны были огромные глаза, зеркало души. Педантизм, самокритика и критическое отношение к окружающим не способствовали женской привлекательности. При этом ее всегда интересовали отношения мужчины и женщины.
Знакомые вспоминают, что в детстве она вырезала из журналов картинки мужчин и женщин, раскладывала их по парам и сочиняла рассказы об их жизни и взаимотношениях. В кажущихся странностях Леа Гольдберг присутствовал трагический компонент: душевная болезнь отца. Именно это послужило причиной того, что она поставила крест на личной жизни.
В тот период, когда она написала цикл стихов “Завтра” (1949), Леа Гольдберг жила вдвоем с матерью, и скончалась она одинокой в возрасте 69 лет. Мать Леа Гольдберг ненадолго пережила ее.
Стихотворение “Завтра” посвящается неизвестному возлюбленному, предположительно, поэту Аврааму Бен-Ицхаку (по прозвищу “Сона”). Он был намного ее старше и был таким же скрытным человеком. Она почитала его и написала о нем книгу мемуаров. Леа Гольдберг была единственной, к кому он относился терпеливо, не захлопывал перед ней дверь и не швырял телефонную трубку. “Любить он не умел, но и она тоже страдала от душевной неполноценности. Гольдберг вообще не обладала способностью поддерживать дружеские связи”, – так считает психолог Амия Либлих, автор книги “О Леа”.
В последние годы в лирических стихах Леа Гольдберг стал заметно преобладать один из любимых нюансов – тональность и образы ночи. Уже после смерти поэтессы поэт и критик Гершом Шолем отмечает: “В ее облике привлекает неожиданное соединение застенчивости и гордости, любви и страдания”. Интересно, что в некоторых лирических стихотворениях Леа Гольдберг отчетливо слышна тоска по давно оставленной ею стране, земле детства, выраженная, в частности, в воспоминаниях о снеге. Из других часто встречающихся образов – символика раздвоения, две родины. Это близко, понятно и больно сладкой болью любому, кто прошел процесс вживания в другую действительность, но искоренить свое прошлое до конца не может и не хочет. Да и не надо.
“О себе”
Мой век в моих стихах запечатлен,
Как возраст дерева – в его годичных кольцах,
Как возраст мой – морщинами на лбу.
Слова мои отнюдь не тяжелы –
Они как будто клапаны для грез.
А эти снимки Прозрачны, как оконца у церквей,
Сквозь них Ты можешь видеть,
Как в небесах сменилось освещенье,
И падают,
Как птицы, умирая на лету,
Мои былые чувства.
(Перевод Я. Хромченко)
Новые документы о Лее Гольдберг
Ницан Зеира, автор и режиссер, в течение двух лет проводил всеобъемлющее исследование творчества и личной жизни поэтессы, с целью, в дополнение к уже сделанному, создать биографический фильм о Лее Гольдберг. Для этого он задействовал некоторое количество помощников, которые перечитали ее дневники, письма, книги, расспросили людей, знавших Гольдберг лично. Основная сложность биографии заключается в ее ужасающей – для внешнего взгляда – прозаичности. То ли дело Александр Пэн – коммунист, боксер, пьяница, бабник, тяжелая болезнь в последние годы. Или Альтерман – ходок, покоритель женских (да и мужских, но не в том смысле) сердец, трагическая история с самоубийством дочери, поэтессы Тирцы Атар. Жизнь Леи Гольдберг таких взрывов не знала.
Исследование оказалось успешным еще и потому, что стал возможным доступ к наследию поэтессы. Из личных документов встает портрет крайне неуверенного в себе человека, склонного к рефлексированию, самобичеванию. Так, в возрасте 21-го года, когда она вот-вот станет доктором филологии Боннского университета, Леа пишет в дневнике: “Я нищая в этом мире, потому что у меня совершенно нет никакой положительной самооценки. Об этом я пишу впервые в жизни: у меня нет никакой цели, никакой любви, веры, нет ничего”.
В 1935 году она прибыла в Эрец-Исраэль и влилась в группу литераторов во главе с Авраамом Шлионским и Натаном Альтерманом. Вписалась в жизнь тель-авивской богемы, жила на средства от преподавания в школе, а стихи издавала на деньги, вырученные от написания рекламных текстов. Но даже в этих речевках она умудрялась сохранять высоту и чистоту языка иврит. Еще одним талантом обладала Леа Гольдберг – художественным. Она рисовала прекрасно. Но особенно не выдавала наружу этот свой дар. Большинство ее рисунков, а также творческие наследия многих выдающихся людей израильского искусства, хранятся в “Махон гназим”, условия в котором далеки от идеальных. Среди ее рисунков был совершенно случайно найдет портрет Леи Гольдберг работы Нахума Гутмана.
В своей обычной позе, со сложенными руками, в одной из которых дымится неугасимая сигарета. За столом в кафе на улице Яркон, который был ей и стол, и дом. Этот рисунок будет передан в музей Гутмана в Неве-Цедеке, отснят для обложки диска. Вместе с художником Арье Навоном Леа Гольдберг работала в детском журнале “Давар ле йеладим”, создав популярный комикс 40-х годов “Ури-Мури”. К Навону она испытала неразделенную любовь. “Говоря простым языком, мне нехватает сексуальной удовлетворенности. Это так просто, не любой мужчина, кроме Арье, вызывает у меня отвращение”, – из дневников.
В годы своей жизни в Тель-Авиве Леа Гольдберг принадлежала к группе литераторов-авангардистов “Яхдав” (“Вместе”). Став профессором Академии, Лея Гольдберг основала секцию сравнительной литературы. Каждое лето выезжала в Европу, где чувствовала себя как дома. Вокруг Гольдберг сформировалось поколение молодых поэтов, среди них Йегуда Амихай, Дан Пагис, Далия Равикович, Авнер Трейнин, Тувья Ривнер. “У меня есть чувство ответственности по отношению к ним”. Натан Зах выдал жесткую критику на ее книгу стихов “Рано и поздно” (а кого он, Натан Зах, впрочем, не обидел?) в 1959 году. “Сентиментальна и однообразна” – таков был приговор. К тому же мачоистский состав иерусалимской Академии не был готов относиться на равных к женщине, да еще и к поэтессе. В последние годы жизни Леа Гольдберг страдала от приступов депрессии, вплоть до мыслей о самоубийстве. В эти же годы, когда стихи выходили с меньшей легкостью, она стала гораздо больше рисовать.
До последних дней она жила вдвоем с матерью Цилей на улице Арнон, 15, в самом сердце северного Тель-Авива. Об этом доме она написала книгу для детей “Мой друг с улицы Арнон”. В 50-е годы она переехала в Иерусалим, в район Рехавия, на улице Альфаси, эту квартиру ей предоставил Еврейский университет, где она преподавала литературу. Связь с матерью была очень тесной. В 1952 году Леа записала в дневнике: “Бывают дни, когда я думаю, что, если бы не мама, я бы капля за каплей собрала яд и отравилась”. Затем: “Совместная жизнь с мамой для меня тяжела. Мне нехватает для этого душевного равновесия. Очень часто я чувствую, что последние годы в моей жизни совершенно излишни”.
В 1970 году у Леи Гольдберг был обнаружен рак груди в запущенном и неоперабельном состоянии. Узнав о своей болезни, она была даже рада: “Вот здорово, наконец-то я смогу рисовать, сколько захочу”. Вдобавок обнаружился рак легких, и неудивительно: сколько сигарет она выкурила за свою жизнь. Ее последние слова были: “Но мама, что будет с мамой?”. В том же году она скончалась. Мать пережила Лею Гольдберг на 12 лет.