Радио “Свобода”
“Как начать, когда сердце так полно всем, откуда взять слова в этот момент, когда память все переворачивает вверх дном. Руки дрожат – и хочется все сказать одним большим словом, но я знаю, что этого слова не существует. Это был бы душераздирающий крик, крик, в котором я сама не узнала бы своего голоса, потому что это уже и не человеческий голос”.
Это слова Эдит Брандон, в девичестве Блау, которые открывают ее рукописный отчет о пережитом вдали от родной Германии, в рижском гетто. Она приступает к его написанию 11 сентября 1945 года, находясь в Дании. Исследовательница Холокоста Андреа Лёв использовала эти слова в качестве эпиграфа своей книги “Депортированы. Всегда одной ногой в могиле – опыт немецких евреев. Коллективное повествование, основанное на сотнях свидетельств”. Книга повествует о судьбе немецкоязычных евреев, насильно вывезенных зимой 1941 года в Восточную Европу и, в большинстве, убитых. Большую помощь в исследовании ей оказал директор музея “Евреи в Латвии” Илья Ленский.
О большинстве погибших с момента депортации нет никаких данных. Они словно проваливаются в небытие. В то время как судьба и смерть местных евреев, их массовые захоронения и довоенные воспоминания о них в Латвии исследованы достаточно широко, о евреях из Рейха, оставшихся в латвийской земле, здесь говорят очень мало. На их родине об их смерти напоминают памятные булыжники возле домов, в которых они жили и из которых были угнаны. Место смерти отмечено лаконично: “Рига” или “Минск”. Попадая на чужую землю, немецкие евреи оказывались в культурной и социальной изоляции, поддерживаемой оккупационной администрацией.
Однако свидетельств из Риги – открыток, писем, рукописных текстов, аудио- и видеоинтервью выживших, а также друзей и знакомых жертв – все же значительно больше, чем из других мест, Минска и прежде всего небольших населенных пунктов в оккупированной Польше, отмечает Андреа Лёв в своей книге. Люди писали открытки и письма родным и близким, подбадривая их и обсуждая свои тревоги и страхи, на пути в гетто и в нем самом. Иногда их удавалось отправить даже с помощью немецких военнослужащих, говорит исследовательница, поскольку между жертвами и палачами существовала связь, обусловленная общностью происхождения.
Первый состав с евреями из Рейха пришел в лагерь Юнгфернхоф, сооруженный в поместье Мазюмправа, которое находится в рижском районе Кенгарагс. По данным Ильи Ленского, туда согнали зимой 1941 года 3984 немецкоязычных еврея, прибывших в Ригу несколькими составами – “буквально в чистое поле”. К концу весны 1942 года в нем осталось 450 человек. Две с половиной тысячи были расстреляны немцами и их местными помощниками во ходе печально известной акции “Дюнамюнде”.
Раскопки в Мазюмправе и на месте предполагаемых захоронений начались только в 2019 году. Почему так поздно? “Для латвийских евреев это было менее значимое место памяти, чем Румбульский лес, Шкеде, даугавпилсская Погулянка”, – говорит Илья Ленский. Кроме того, в советское время там стояла воинская часть, и копать стало возможно только после того, как советская армия ушла из Латвии.
Музей “Евреи в Латвии” при сотрудничестве с волонтерами поминальной службы Ассоциации австрийских дипломатов и австрийского Фонда будущего создал мемориальный сайт “Место смерти – Рига” с базой данных евреев из Германского рейха, депортированных в Ригу. Согласно ему, с ноября 1941 и до конца февраля 1942 года в столицу Латвии было доставлено около 25 тысяч евреев из Рейха, среди которых 4,2 тысячи привезли из Австрии.
Мы побеседовали с историком, заместителем директора Центра изучения Холокоста при Институте современной истории имени Лейбница в Регенсбурге, Германия, Андреа Лёв.
– Тема немецких евреев, убитых в Риге, исследована не так хорошо, как история уничтожения местного еврейства. Для этого есть какая-то особая причина?
– Судьба немецких евреев в Риге исследовалась, но не стояла в центре внимания. Была организована выставка о депортации в Ригу, которую можно увидеть в Германии, так что мы знаем уже достаточно много. Но я хотела проследить воспоминания депортированных евреев. В Германии есть много инициатив, исследований о местах их происхождения, из которых они были депортированы, и я хотела проследить эту историю дальше, посмотреть, как они самоорганизовывались после депортации, как они пытались выживать. Я первая систематически рассмотрела историю только депортированных.
– Почему это, собственно, называется депортацией?
– Официальный термин, используемый в национал-социалистических источниках, – даже не “депортация”, а “эвакуация”. Почему мы называем это депортацией? Потому, что большие массы людей насильно высылались из одного пункта в другой. Я думаю, этот термин подходит. Но я также часто использую слово “угнать”. Они были угнаны.
– Когда и сколько человек было угнано из Германии в Ригу? И, возможно, не только из Германии?
– Когда и сколько человек было угнано из Германии в Ригу? И, возможно, не только из Германии?
– Да, и из Австрии тоже. В своей работе я называю их немецкоязычными евреями. Депортации производились из Вены, поскольку австрийские евреи к тому времени концентрировались там, из различных немецких городов, и из так называемого протектората Богемии и Моравии, из Силезии. Всего примерно 20 тысяч человек. Составы приходили преимущественно зимой 1941–1942 года, не только в Ригу, но и в Эстонию, и там большая часть людей была сразу убита.
– В Эстонии?
– Да, но расстреливали также и в Риге. Большинство было убито вскоре после прибытия. А в целом в Балтию были депортированы примерно 30 тысяч. Пять тысяч человек были депортированы в ноябре 1941 года в Каунас и по прибытию убиты, один состав с берлинскими евреями прибыл в Ригу 30 ноября 1941 года, они тоже были сразу убиты. А составы, которые пришли потом… Там людей сначала поместили в гетто и в один из лагерей в Латвии, и они работали на фабриках на немецкую администрацию.
– В какой временной отрезок это происходило?
– Большинство депортаций состоялись в ноябре-декабре 1941 года и январе 42-го. Примерно 12 тысяч приехали в Ригу в это время. Еще были позже некоторые немногочисленные депортации в 1942 году. Те, что прибыли зимой, жили некоторое время в гетто. У них было собственное гетто, то есть немецкие и австрийские евреи от латвийских были отделены забором. В нем была собственная администрация, собственный немецкий юденрат. И многие из них прожили там до ноября 1943 года, когда гетто было расформировано. Их ежедневно рано утром вывозили на какие-нибудь работы в Ригу и окрестности, например на фабрики или в порт, так же как и местных евреев.
– Были ли какие-то различия в управлении немецкими евреями и латвийскими?
– Кроме того, что существовал отдельный юденрат, который принимал приказы немецкого SS и должен был реализовывать их, никаких административных различий не было. Он был создан по приказу немцев из числа депортированных и должен был принимать и реализовывать приказы администрации, поставлять, например, требуемую рабочую силу, а также, к примеру, распределять скудное продовольствие, которое привозили в гетто.
– Опишите, пожалуйста, дорогу в Ригу.
– Евреи в Рейхе получали, так сказать, приказ о депортации и должны были явиться в пункт сбора. Там они стояли в течение суток, может быть, дольше, их регистрировали, забирали документы, грабили. И потом люди шли пешком или их везли на машинах до вокзала, и затем на обычном пассажирском поезде, обычно три дня через оккупированную Польшу. Все выжившие рассказывали в своих воспоминаниях, как ужасно было это путешествие. Поезда промерзали насквозь и были крайне переполнены, в каждом составе по тысяче и больше человек, так что не для всех находилось сидячее место. Туалеты быстро засорились, в вагонах воняло. Часто людям нечего было пить и есть, потому что они не были готовы к трехдневной поездке. Когда поезд останавливался, люди пытались открывать окна, чтобы в вагон набивался снег, потому что их мучила жажда.
Уже сама поездка была ужасна, но потом через трое суток поезда пришли в Ригу, и выжившие рассказывали, какой хаос царил на перроне. Людей выгоняли из вагонов криками и пинками, звучали выстрелы. Они не знали, где они находятся, было очень холодно, и потом долгие часы они должны были идти в гетто. Поездка и прибытие сами по себе должны были вызвать невероятный шок. Ведь депортированные не знали, куда их везут. Они только знали, что на восток, некоторые слышали, что в Ригу, но что это означало и что они здесь попадут в гетто, где недавно была уничтожена большая часть латвийского еврейского населения, более 27 тысяч…
– Да, ведь это было после ноябрьского расстрела в Румбуле.
– Это было именно в ноябре! Латвийских евреев убили, чтобы освободить место для немецких! То есть немецкие евреи попали в квартиры, хозяев которых с ужасной жестокостью вытащили из квартир и увели на расстрел. И во всех рассказах выживших можно прочесть, какая жуткая картина им открылась: везде была кровь, на улицах валялись мебель, одежда. Они очень быстро обнаружили, что здесь только что произошла бойня, и что они теперь должны вселиться в квартиры только что убитых хозяев.
– Они сразу поняли, какая судьба их ожидает?
– Нет, во многих рассказах я нашла свидетельства, что немецким евреям говорили, мол, вы едете туда, чтобы работать, вы должны что-то построить на востоке. И многие из них воспринимали себя в первую очередь немцами, даже более, чем евреями. И долго считали, что с ними, как с немецкими евреями, будут, возможно, обращаться иначе, чем с латвийскими, польскими, российскими. Но уже через несколько недель или месяцев после депортации, весной 1942 года, их мнение изменилось. В феврале и марте была проведена так называемая акция “Дюнамюнде”, в которой были убиты, в том числе, тысячи немецких евреев. Множество депортированных потеряли родных, друзей и узнали, что они тоже могут быть убиты. Поэтому их восприятие меняется, немецкие евреи понимают, что и их, собственно, не собираются оставлять в живых.
– Они были депортированы, чтобы что? Немецкое правительство вообще имело планы на своих евреев?
– Сложно сказать, когда именно стало ясно, что немецких евреев тоже должны убить. Зима 1941 года – центральная фаза этого процесса. В ноябре произошла депортация немецких евреев в Каунас, примерно 5 тысяч человек было сразу по прибытии убито. Как говорит мой коллега [историк] Кристоф Дикман [который изучал эту тему], это был не приказ из Берлина, а произвол местного руководителя SS и полиции.
– Он принял такое решение?
– Он провел эту акцию. Потом его вызвали в Берлин к Генриху Гиммлеру, который сказал, что немецких евреев еще не следует расстреливать. То есть зимой 1941 года не до конца еще известно, что с ними произойдет, и высокий функционер рейхскомиссариата Остланд приказывает их расстрелять. Его отзывают и говорят, мол, сейчас мы этого не делаем. Но спустя короткое время установка меняется: немецкие евреи тоже подлежат уничтожению. Точно трудно понять, когда это было решено, но ясно одно: ни в коем случае немецких евреев нельзя было убить в пределах Германского рейха. Это должно было произойти далеко, в Восточной Европе, где этого не заметило бы немецкое население.
– Вы можете описать типичную судьбу немецкого еврея или семьи, выживших в Рижском гетто?
– Я думаю, типичной судьбы нет, каждая судьба особенная. Но меня очень впечатлила история Эдит Блау, которую в Ригу депортировали вместе с ее матерью из Билефельда. Она работала потом в разных местах, дожила до момента, когда гетто было расформировано в марте 1943 года, вместе с матерью попала в концлагерь Штуттгоф возле Данцига (Гданьска. – РС). И тогда произошло нечто совершенно необычное: ее с матерью послали на работы в крестьянский дом в окрестностях Данцига. А поскольку Эдит Блау была родом из Данцига, у нее с прежних времен остались там знакомые. Ей удалось установить контакт со своей няней, встретиться с ней и даже передать письмо, которое та послала к ней домой в Германию. Эдит Блау возвращается в Штуттгоф, избегает всех возможных способов умереть, затем ее переводят вместе с матерью в другой лагерь, и им удается бежать. Она выдает себя за немецкую беженку, ведь она говорит по-немецки, и благодаря этому выживает, – рассказывает Андреа Лёв.