https://www.obzor.lt/blogs/bp10283.html

Автор: Дмитрий Якиревич (еврейский композитор и поэт)

Он угасал в течение многих лет. Хотя слово “угасал” не слишком подходит к этому яркому темпераментному литваку. Правильно будет сказать, что угасал он физически, но интеллектуально, я бы сказал, национально он оставался пылающим факелом. Как и в первый день, когда я его увидел. И, даже, ещё не видя, а слушая в Москве 80-х годов этот страстный голос, ощущал это яркое горение.

Я сравнил Арье с факелом, имея в виду, прежде всего, его ангажированность в мире идиша. Всякие определения типа “рыцарь идиша” или “подвижник” мне режут слух (очень это не по-еврейски). В мире моего детства они отсутствовали. Были люди, знавшие язык, были те, кто не знал. В последнем случае это выглядело странновато. Правда, постепенно странными стали казаться те, кто знал “а идиш ворт”. Но в среду каунасского мальчика Лейбке эти странности так и не пришли. Ибо та среда оставалась еврейской. Особенно если учесть, что мальчик рос в семье Берла Лондона, учителя еврейского языка в каунасской послевоенной еврейской школе, просуществовавшей до 1948 года. Литваки крепко держались за мамэ-лошн. И даже став студентом Каунасского мединститута, симпатичный парень Арье оставался пламенным носителем еврейского языка. Не завершив образования, он окунулся в набиравшее силу подпольное сионистское движение. Правда, засветившись и легальным образом, вынужден был покинуть институт. Но цели своей добился. И, оказавшись в Израиле, стал редактором и ведущим еврейских (идиш) программ “Кол Исраэль”.

С его темпераментом я познакомился не только посредством сводок новостей, обзоров, комментариев и бесчисленных программ на самые разнообразные темы. Примерно с середины 80-х годов он стал по праздникам звонить мне домой прямо из радиостудии с просьбой поздравить народ Израиля. Мне было приятно, хоть небезопасно. Во время одного из сеансов он попросил повторить слова, в которых была высказана высокая оценка деятельности еврейской (идиш) редакции вещания. Когда я прибыл в Израиль, то понял, что, к сожалению, даже в те годы, когда я находился ещё в Москве, отношение к нашему языку в Израиле было уже пренебрежительным. И моя оценка из далека могла что-то значить для сотрудников редакции.

Встретились мы с Арье январским утром 1988 года, когда чуть ли не первым рейсом из Бухареста моя семья прибыла в Израиль. На “Голосе Израиля” знали, что я прибываю, ибо мои друзья в Стране получили сообщение о моменте вылета из Москвы. Больше никакой информации не было, и Арье просидел целую ночь в аэропорту, чтобы взять у меня интервью. В то время это было диковинкой: алии ещё не было, тем более, молодые люди, говорящие на идиш, среди тех, кому удавалось вырваться из СССР, просто не попадались.

Интервью моментально ввело меня в круг активистов еврейской культуры в Израиле. Пошли звонки со всей страны: благо, хватало ещё абонентов, причастных к культуре на мамэ-лошн. И, главное, пошли наши с ним передачи.

Теперь, по прошествии почти 30 лет, можно попробовать отвлечённо проанализировать характер того сотрудничества. Главное, что хочется отметить, это ритм и накал, которые Арье задавал в диалоге. Темы эфира выбирались по-разному: часто звонил он и предлагал актуальную тему. В другие разы выбор был за мной. Особое место в наших эфирах занимает цикл “Кинстлэр-дор” (“Поколение художников”). Он продолжался несколько лет и содержал воспоминания о дружбе и контактах с видными деятелями еврейской культуры, с которыми я сотрудничал. Роль Арье в моих рассказах не была пассивной. По ходу каждого рассказа он задавал вопросы, которые меняли мои первоначальные намётки. И, признаюсь, добавляли красок в повествование. После записи каждой программы мы усаживались у аппаратуры и корректировали то, что попало на носители: и содержательно, и по времени. Хоть в этих ситуациях приходилось учитывать темперамент Арье, но надо сказать, что его принципиальность никогда не выходила за пределы разумного.

В программах Арье часто звучали мои стихи и песни, благо, тогда было кому слушать. Особенно запомнились праздничные передачи, по следам которых мы получали звонки от радиослушателей.

Арье угасал в течение многих лет. Мне кажется, будет уместным сказать, что угасал он вместе с нашим языком и культурой. И его уход трагически символичен. Он представитель послевоенного поколения, на которое ещё пару десятилетий тому назад возлагались надежды в плане спасения и сохранения наследия. Но неумолимый рок оставил нам мало надежд, кроме благородных попыток отдельных энтузиастов напомнить о славных страницах прошлого.

Сегодня я разговаривал по телефону с овдовевшей Эллой Лондон. Сказал ей, что мы его часто вспоминаем и будем помнить. Эрэ зайн ондэйнк!

lzb.lt благодарит Пинхоса Фридберга за предоставленную информацию и ссылки