Хаеш А.
К ИСТОРИИ ЕВРЕЙСКОЙ ОБЩИНЫ ЖЕЙМЯЛИСА [1]
Евреи Жеймялиса обойдены вниманием историков и краеведов. О его общине, столетие назад состоявшей из 679 человек, нет книг и статей. Бои мировых войн обошли город: сохранилось большинство еврейских домов, даже деревянных. Нет лишь их хозяев… Наше сообщение основано на отрывочных сведениях, разбросанных по разным изданиям, на собственных архивных находках и опросе старожилов. Выбор объекта связан с личным моментом – это родина моих отца и деда.
Жеймялис (прежде Жеймели) – ныне небольшой город на севере Литвы, у границы с Латвией. Здесь, в Жемайтии, издревле жили литовские племена. В XIII в. Ливонский орден захватил обширные территории Прибалтики, а в конце XIII в. и Жемайтию.
В XV в. Жеймели – торговый центр местного значения при пересечении дорог из Каунаса в Ригу и из Сидабре в Плоненай. В 1561 г. орден распался. Из соседней части его земель – Курляндии образовалось герцогство, вассальное польскому королю. Граница с Литвой неоднократно переносилась с места на место и в 1585 г. прошла через Жеймели от дома к дому. В акте 1586 г. Жеймели уже названы местечком. С 1587 г. местечко целиком вошло в состав Литвы.
Рыцари считали преступлением давать приют евреям. О их пребывании в Жеймелях во времена Ливонского ордена нет никаких сведений.
Первое упоминание о евреях в Жеймелях мы встретили в акте 1593 г.: Юда из Трокской еврейской общины, проживавший в Жеймелях, взял вместе с другими лицами на поруки арестованного земляка из Трок Шимона Яхимовича, брата Ивашки Яхимовича. Поскольку Жеймели были пограничным пунктом, этот Юда вероятно был одним из многочисленных служащих королевской таможенной службы, отданной евреям на откуп.
В XVII веке неподалеку появляются первые еврейские общины: во второй четверти века в Биржах, в третьей в Пасвалисе и Салатах. Первые известные нам сведения о существовании еврейской общины в Жеймелях относятся к середине XVIII в. По переписи 1766 г. в них было 428 евреев.
Следующее сообщение относится ко времени восстания, возглавляемго Костюшкой. Русские воинские части, находившиеся в Курляндии боролись с повстанцами, находившимися по другую сторону границы, в Литве. В 1794 г. подполковник русской армии Шульц рапортовал:
“Только что получил я известие от жида Соломона, что в городе Сеймен (т.е. Жеймелях – А.Х.), лежащем в полумиле от литовских границ, получено из Вильны повеление с тамошних жидов собирать двойные подушные и дымные сборы.”
В этих условиях литовские евреи, как свидетельствовал генерал-губернатор Репнин, “не питали симпатии к имевшему место в Польше бунту, но, наоборот, в своем усердии оказывали нам услуги”.
С 1795 г. Жеймели в составе России.
Среди найденных нами архивных документов о Жеймельской кагале в наиболее раннем названы 6 евреев, пропущенных по 8 ревизии 1834 г., так называемых “прописных”.
Нам удалось найти табели, таксы и сметы коробочного сбора Жеймель за 1845-1852 гг. Из них видно, что в обществе в 1846-1847 гг. – числилось 404 человека, меньше чем в 1766 г., число несостоятельных увеличилось за год на 22 человека, а суммы коробочного сбора на уплату за них податей сократилась в три раза. Причина – неурожайные годы и очередное изгнание евреев их деревень и корчем.
Затем коробочные сборы еще более сократились. Обеднение общества, несомненно сказалось на его платежеспособности. В 1851 г. князь Ливен, владелец местечка, не довольный доходами от евреев, решил вовсе выселить их из местечка. Он обратился в Ковенское губернское правление с ходатайством, объясняя, что ему местечко необходимо “для его хозяйственных видов”. Правление, отметив, что “евреи не имеют в местечке никакой недвижимости и не предъявили никаких документов на право жительства в оном” нашло ходатайство уважительным, и представило его в Сенат. Итак евреи, издавна жившие в местечке, не имели в нем собственных домов и довольствовались арендой. После вмешательства Сената разногласия сторон были временно улажены.
В 1856 г. князь вновь обратился с ходатайством о выселении евреев к губернскому правлению. Чувствуя шаткость своего положения, евреи подали прошение в Сенат “оставить их на жительстве и обязать владельца местечка отвести им землю под постройки с платежом чинша, или же взамен оной дать ему казенную землю”.
В 1859 г. Ковенское губернское правление “принимая во внимание: что евреи м. Жеймели образуют особое общество, имеющее свою синагогу, молитвенную школу, кладбище и коробочный сбор, что право их на жительство в том местечке утверждено несколькими земскими давностями, и что упразднение Жеймельского общества затруднило бы взыскание с него казенных недоимок, признало просьбу князя Ливена не подлежащей удовлетворению”.
“Земская давность” равнялась 10 годам, следовательно синагога была построена никак не позже 1833 года.
По всеобщей переписи 1897 г. в Жеймелях было 1266 жителей, из них 679 – евреи, 21 мелочная лавка, 2 трактирных заведения и, как 200 лет назад, 7 корчем. Ярмарки были 6 раз в году, базарные дни по четвергам еженедельно.
От библиотечных и архивных источников перейдем к воспоминаниям старожилов. Мои основные информаторы родились в Жеймелях: мой отец в 1901 г., Файвл Иосифович Загорский в 1910 г.
По рассказам отца до Первой мировой войны мой дед купил старый дом на Базарной площади местечка. Краеведы называют дом “Малая корчма”. Вокруг Базарной площади с трех сторон были лавки и имелась специализация торговли. С четвертой стороны площади были почта, аптека и дома бедноты.
При нем были конюшня, коровник, навес для телег, плугов, борон. В доме баня, теплый туалет, тогда признак состоятельности. Рядом дед выстроил кирпичный амбар для хранения льна.
Еврейские дома местечка стояли на земле князя Ливена и община должна была регулярно платить князю чинш. По словам отца, расходящимися с данными переписи 1897 г., Жеймели считались не местечком, а селом, почему евреи вообще не имели в нем правожительства. Поэтому ежемесячно платили еще и уряднику. Он регулярно приходил к деду, выпивали вместе по рюмке водки, урядник получал взятку и закрывал на евреев глаза.
Вставал дед ежедневно в 4 утра и работал очень много. Семья имела 4 породистые коровы и несколько хороших лошадей. Лошадей дед, очень любил, прекрасно в них разбирался. Он был сыном барышника и сам торговал лошадьми. Даже князь Ливен, иногда просил перепродать ему особенно понравившуюся лошадь. Для сына дед купил пони. Сада семья не имела, но дед арендовал неподалеку 10-20 десятин земли и нанимал батраков, которые ее обрабатывали. Дед покупал лес на корню, вырубал его и продавал, также покупал зерно, льняное семя, лен, обрабатывал его поставлял в Ригу, откуда он шел в Англию.
Дед в местечке считался богатым человеком. Известно, что литовцы занимали у него деньги при покупках земли. Проценты, видимо, были низкие, так как об этих кредитах в местечке вспоминают с благодарностью. Так Иван Атонович Таунерис из соседней с Жеймелями деревни Балтовсяй, тогда молодой парнишка, рассказывает: “У отца не хватало денег, чтобы купить мне велосипед, что-то около ста литов. Он пошел к соседям. У одних не было денег, другие сказали: “Ты никогда может вообще не отдашь, ты бедный”. Отец вел дела с евреями, пошел к ним. Хаеш сказал: “Бери, пожалуйста, мне не надо ни векселя, ни гарантий, ни свидетелей, ничего”. И я получил велосипед. Мне уже восьмой десяток, а я это помню”.
При жилом доме деда был большой по местным масштабам мануфактурный магазин, примерно 15 кв. м. Его вела бабка, купчиха 2 гильдии, приказчицей была двоюродная сестра деда и помогала служанка. В магазине было несколько десятков штук материи, которую бабка покупала у оптовых торговцев в Митаве или Риге. Брала в кредит и, по мере продажи, расплачивалась. Бабка сама красиво одевалась и крестьяне у нее охотно покупали.
Дед был фанатически религиозен, соблюдал все запреты, даже не позволял себя фотографировать, мечтал, чтобы сын стал раввином. В местечке недалеко от Базарной площади на ул. Пасвалио была деревянная синагога. Молитвенный зал был довольно большой – метров 60-80 квадратных с соответствующей обстановкой. В начале ХХ века к ней была сделана пристройка.
Талмуд-торой ведали раввин и староста синагоги, которые заботились, чтобы все мальчики были грамотными. Учил обыкновенный меламед, который из светских дисциплин сам ничего не знал. Он учил детей молиться и читать по молитвеннику, переводил текст на идиш. Для занятий нанимали комнатушку в частном доме. Ребе учил всех вместе. До 13 лет Файвл Загорский ходил в хедер. Раввин и староста были противниками светского образования: “Светское – это безбожие”. Такое могли себе позволить только богатые.
В местечке жили евреи, литовцы, латыши, немцы, русских не было. Мой отец, кроме еврейского, свободно говорил на латышском и литовском, и эти три языка называл родными, немного знал немецкий. Русского не знал совершенно. В окрестностях было много поместий немецких баронов, с которыми дед постоянно вел дела. Поэтому дед говорил по-немецки, а по-русски умел только расписываться. Бабка, вышедшая из более образованной семьи, умела читать по-русски. Она была за образование детей: дочь отправила учиться в Митаву в гимназию, приобрела для нее пианино, на котором та обучилась играть. Когда в конце 1900-х годов две латышские учительницы открыли в местечке общеобразовательную школу, бабка настояла на том, чтобы отца перевести из хедера в эту школу.
Единственная промышленность в местечке – ремесленники: сапожники, портные, булочник, имевший свою пекарню. Впрочем пекли больше сами, в доме была большая печь, типа русской. Булочник жил рядом с костелом, у него покупали за копейку баранку, мазали ее маслом, сверху медом. Это было тогдашнее пирожное, других в Жеймелях не было. Портным в местечке был Зускин, отец известного артиста Зускина из театра Михоэлса. Этот портной шил моему отцу в 1912 году форму реалиста.
Эмиграция началась задолго до Первой мировой войны, когда в Палестину уехали сначала бабка отца, а за ней два его дяди. Тогда же дядья Загорского уехали в Америку, когда его мать овдовела, помогали деньгами.
Во время Первой мировой войны великий князь Николай Николаевич, в апреле 1915 г. отдал приказ выселить всех евреев Ковенской губернии из района военных действий, в том числе евреев Жеймель [2]. После войны они вернулись в местечко, хотя далеко не все. Семья Ф.Загорского вернулась в августе 1918 года, родители моего отца в 1919 году.
До 1920 г. в местечке оставались немцы-военные. Они провели в Жеймели узкоколейку. Отношения Загорских с ними были очень хорошие. Они жили у них в квартире. Его мать, уже вдова, пекла булочки и относила их немцам. Они всегда расплачивались, относились с уважением. Witwe – вдову нельзя обижать.
Во время земельной реформы в буржуазной Литве у немецких баронов Хаана и Гротойзена отобрали значительные земли, оставив по 50 гектаров. К Хаану евреи ездили на его вальцовую мельницу ради тонкого помола муки. У Гротойзена был огромный сад. Урожай сада целиком барон прямо на деревьях продавал евреям. Те везли его возами на базар в Шауляй.
Из воспоминаний Загорского известны все лавки, находившиеся на Базарной площади и их владельцы. В буржуазной Литве лавочки открылись во многих деревнях и крестьяне стали реже делать покупки в местечке. Еврейская торговля чахла: многие обанкротились. Евреи постепенно покидали Жеймели, уезжали в крупные города или за границу. Помещения переходили к литовцам и латышам.
У общины была своя библиотека. Загорский рассказывал: “Впервые я попал в эту библиотеку в 1923 году как читатель. Ответственными были тогда Юдель Раппопорт и Абрам Эрлих. В библиотеке было 250-300 книг. Она располагалась в доме Гера, в мезонине. В 1927 году евреи местечка построили начальную школу и в ней выделили комнатку для библиотеки. При библиотеке был читательский актив: Лейзер Милюнский, Гирш Кремер, Раппопорт, Эрлих и я.
Книги были на еврейском языке – Шолом-Алейхем, Шолом Аш, Горький, Достоевский, Арцыбашев. Выдавались книги раз в неделю, по субботам. С читателей брали взносы – 25 центов в месяц. Также устраивали любительские театральные вечера в помещении литовской гимназии: пьесы Гордина “Хася-Сирота”, “Деревенский парень”, “Миреле Эфрос”. Зрителей бывало до ста человек и больше. Сборы шли в пользу библиотеки. Пополняли ее закупками книг в Каунасе. Собирался читательский актив, брали каталог книг и по нему решали, что приобрести. Кроме того, прочитав книги, отвозили их в соседние местечки Линкуву или Вашкай, там обменивали на книги их библиотек. Такие библиотеки были в каждом местечке”.
“В 1929 г. в Жеймелях, – рассказывает Загорский, – была криминальная история, прогремевшая на всю Литву. В этом году построили бойню и резник резал скот на ней. Перед тем, как зарезать тушу, пригласили контролера с соседней таможни. Таможенник задержался и пришел очень поздно. Он проверил тушу и пошел домой. А рядом с бойней был колодец. Сруб его разобрали и поэтому ограждения не было. Это все знали и туда не ходили. А таможенник в темноте почему-то пошел чуть иначе и провалился в колодец.
Жена хватилась, что он не пришел домой. Прибежала, подняла людей. Стали шарить багром в колодце и подняли труп. Евреев обвинили в предумышленном убийстве. Дело долго тянулось. Хотя среди покупателей были и христиане, так как заднюю часть туши евреи не покупают, и хоть покупатель был хилый человек, который никак не мог убить, но дело приняло дурной оборот. Евреев осудили на 15 лет.
Тогда община стала ездить по всей Литве, собирать деньги на адвокатов и тому подобное. Собрали 15 тыс. литов. Дело пошло на пересмотр. Но все равно евреев не оправдали: хотя и дали срок 1,5 года вместо 15”.
Учитель Залман Волович организовал в 1932-33 годах отделение Хехалуц. Людей готовили к земледельческому труду. После подготовки в отделении давали рекомендательное письмо, что направляют такого-то, если есть место. Так в 1936 году уехали Абрамсон, Абка Гер, Эстер Кремер.
Было отделение фонда “Керем-каемес”, накапливавшего средства для покупки земель в Палестине. Последним председателем этого фонда был провизор Авром Шульгейфер. Он приглашал молодых ребят и поручал им по очереди раз в месяц обходить все дома и вынимать из копилок деньги. Бедные евреи не могли пожертвовать сразу лит или поллита, жертвовали по 5-10 центов. За месяц накапливалась некоторая сумма. Также собирали средства для талмуд-торы, в которой сначала учился и сам Загорский, вышедший из бедной семьи.
Была организация помощи тяжелобольным, рядом с ним приходили ночевать добровольцы рядом. Днем ухаживали родные. Особого руководителя тут не было, поскольку это древний обычай и не требовалось что-то придумывать. Молодые люди – Абе Гер, его сестра, зубной врач, Эстер Кремер, Файвл Загорский собрались все вместе и решили ночевать. Требовалось это редко, и не было для молодежи обременительным.
Была “Хевра-кадиша” – погребальное братство. У него была своя молельня, комната в доме, где жил раввин. Сначала в ней было до 20 членов, в последние годы 5-6 человек. Они обмывали и одевали покойника, молились. Копать могилу им было тяжело – все были старики: нанимали кого-то за плату. Но несли покойника и опускали в могилу сами. Хоронили по традиции – на доске. Доски были вокруг тела и сверху.
Отношения с литовцами и латышами были добрые Местная жительница Кукавичуте, рожднгия 1895 г. вспоминала: “С евреями очень дружили. С дочкой Грина мы были большие подруги. Когда женились, были на свадьбе. Посылали кур, уток, жили как родные”
Когда пришла советская власть, частная торговля и ремесло сначала взметнулись вверх, так как возник огромный спрос со стороны военных и прибывших с ними из СССР гражданских лиц. Скоро стало не хватать товаров. Был организован кооператив, которому поручили следить за частной торговлей. Во все лавки назначили комиссаров, взятых с улицы из сочувствующих новой власти. Лавки, где обнаруживали крупный оборот, национализировали. А тем, у кого маленькая торговля, перестали давать сырье и продукты. Торговля и ремесло сошли на нет.
О начале войны в Жеймелях 22 июня узнали с утра, так как у многих были радиоприемники, и могли слушать Германию. После речи Молотова, обещавшего через два-три дня изгнать фашистов, немного успокоились. Но понедельник-вторник никто не работал, толпились на Базарной площади, обсуждали, что делать. От беженцев из Польши знали, что немцы унижают и грабят евреев, заставляют трудиться на самых грязных и тяжелых работах, но что будут убивать, никто не предполагал.
В среду через Жеймели прошли несколько отступающих частей с тяжелыми орудиями. Люди всполошились. Ломовики и другие, у кого были лошади, стали паковать телеги. Были и такие, кто, уложив телегу, вдруг передумывали и нес вещи назад в дом. Руководители, в их числе евреи Глезер и Багинский, также литовцы-комсомольцы забрали местный автобус и умчались. Многие поняли – надо уходить.
В четверг 26 июня 1941 года из Жеймель вышел обоз беженцев-евреев, человек около пятидесяти. Кто на лошадях, кто и пешим. Мои дед и бабка не поехали. Отец считал, что дед, который все годы вел дела с немцами, считал их порядочными людьми. А от коммунистов он пострадал в годы Гражданской войн и боялся их еще больше. Ведь в Литве о фашистах не было той объективной информации, как в СССР до пакта с Гитлером. А когда Литва после пакта была присоединена к СССР, антифашистская информация и вовсе прекратилась.
У Загорского была сестра в Москве. Матери было 75 лет. Он сказал ей: “Я ухожу, я не могу здесь оставаться. Поживу у сестры и приеду через месяц-полтора”. Мать сказала, куда же она поедет: “Ну. езжай, что же”. Обоз двинулся к Биржам и оттуда на север к Двине, через которую переправились паромом. Беженцы спаслись.
Иная судьба оставшихся евреев.
В буржуазные годы в небольшом одноэтажном каменном доме находились еврейский банк и литовская кутузка. В советское время там была сберкасса. На окнах до сих пор сохранились железные решетки. В июле 1941 года всех захватываемых евреев в загоняли в этот дом. “Когда евреев заперли в здании нынешней сберкассы, местные жители приносили и бросали им в окна еду”,- рассказывали Юкна, бывший директор местного краеведческого музея, и Кукавичуте. Потом всех перевели в большой сарай, предназначенный для хранения сельскохозяйственной техники в паре километров от Жеймель. Там держали взаперти.
Ксендз, провизор, начальник почты, начальник железнодорожной станции – это была местная интеллигенция. Они все дружили, общались. Ксендз Курляндчик часто бывал у провизора Шульгейфера, играли в шахматы. Шульгейфер появился в местечке в 20-х годах. Роза Абрамович, владелица аптеки, лишилась помощницы: которая уехала в Африку. Работать одной ей было трудно, она была хромая, искривленная. Роза подала заявку и ей прислали молодого провизора Аврома Шульгейфера. Он стал у нее работать. Хотя она была маленькая, некрасивая, с физическими недостатками и старше его, они через некоторое время поженились. Детей не было. В 1828 году они поехали в Каунас в сиротский дом и взяли там мальчика 9 месяцев. Родители его были евреи, но мать умерла при родах, а отец-каменьщик упал с крыши и разбился насмерть. Мальчик остался круглым сиротой. Шульгейферы усыновили ребенка, воспитывали его, когда подрос выписали бонну из Клайпеды, которая говорила с ним по-немецки. Потом стали его учить игре на скрипке.
Ксендз Жеймялиса Курляндчик договорился с ксендзом соседнего Лауксодиса Войтякунасом, что они попробуют спасти юношу. Они пришли к сараю, где содержались евреи (охранники были из Лауксодиса), и сказали, что мальчик не еврей, что Шульгейферы обманули всех, что взяли мальчика в сиротском доме, он подкидыш и нет 100% гарантии, что он еврей. Вероятность этого не более 50%. Ксендзы в Литве очень уважаемые люди, оба были солидные, седые. Сам Шульгейфер естественно подтвердил слова ксендзов, и охранники отдали им юношу. Годы войны он жил у ксендзов, а когда она кончилась, ксендзы предложили отвезти его в Каунас и передать возвращающимся евреям, так как никаких сомнений не было – мальчик был обрезанный, родители известны. Юноше было 17 лет и он не захотел покидать ксендзов. Позже он поехал в Паневежис, работал в частях, ловивших скрывающихся полицаев и “лесных братьев”, ходил с винтовкой. Умер в 1988 году.
Недалеко от Жеймель, по детским воспоминаниям отца, был очень красивый сосновый бор. Около него братская могила 180 евреев евреев, которых расстреляли в Жеймелях 8 августа 1941 г.
Вели к яме по 3-4 человека. После того, как сбежал Таруц, – шмыгнул в соседний лес и скрылся, выводимых на расстрел стали связывать колючей проволокой. Расстреливали литовцы из Лауксодиса. Часть их после войны были осуждены, а часть и нет. Местная русская, с которой довелось говорить в 1982 году, настолько их боится, что отказалась что-либо рассказывать.
Отцу в 1946 г. рассказал его знакомый Озолиньш, что когда моего деда повели на расстрел и потребовали, чтобы он снял шубу и разделся, он отказался. С него пытались ее снять, но он не дал, его в ней и расстреляли. Юкна рассказывал примерно ту же историю: “Лейзера Хаеша расстреливали в старом пальто, всех раздевали, а он не дал себя раздеть. Сказал: “Стреляйте в пальто !” Его так и расстреляли и бросили в пальто в яму. Потом кто-то спохватился, что у Хаеша в пальто сбоку было вшито золото. Стали выгребать трупы, которых накопилось уже немало. Тут пришел какой-то начальник: “Вы что тут делаете?! Зарывайте быстро”. Так и зарыли в пальто.
Когда отец в 1946 году был в Жеймелях, там жила лишь одна еврейская семья, вернувшаяся из эвакуации. Могила была ровное место, ни памятника, ни какой-либо отметки не было. Была только ограда из жердей, чтобы коровы не паслись, или может быть, чтобы не провалиться, поскольку могила была не очень утоптана. Единственная еврейка, жившая в то время в Жеймелях, сказала, что ограда сделана по настоянию ее семьи, а то раньше над могилой паслись коровы.
Когда я посещал могилу в 80-х годах, она уже была заложена сверху тяжелыми бетонными плитами. Возможно их привезли туда не случайно. Слух о золоте в шубе деда циркулировал по местечку и наверное доходил до мародеров.
После войны еврейская община Жеймялиса не восстановилась. В 1956 году власти снесли синагогу. По словам очевидцев, все ее бумаги спустили в реку. В местном краеведческом музее, возглавлявшемся тогда местным энтузиастом Йонасом Юкной, есть небольшая экспозиция, посвященная евреям, в которой как символ гибели общины хранится обрезок торы, подобранный Юкной у кого-то из местных жителей.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Доклад, прочитанный 4-й Ежегодной Международной Конференции по Иудаике в Москве 5 февраля 1997 г.
[2] См. публикуемую статью “Выселение евреев из Литвы весной 1915 года (На примере местечка Жеймели).
ВЫСЕЛЕНИЕ ЕВРЕЕВ ИЗ ЛИТВЫ ВЕСНОЙ 1915 ГОДА (На примере местечка Жеймели)
Аннотация. По материалам периодической печати 1914-1915 гг., стенографическим отчетам Государственной Думы и изданиям, главным образом, межвоенного периода описаны политические события, предшествовавшие и сопровождавшие выселение евреев из западной части Ковенской губернии. Изложены его мотивы и их лживое прикрытие, обстоятельства самого выселения иллюстрированы отрывками из воспоминаний старожилов местечка Жеймели. Из Литвы в статье упомянуты также Вильно, Кейданы, Ковно, Константиновская волость, Куже, Поневеж, Посволь, Сморгонь, Шавли, Янишки и др. Библ. 44 наим.
*
Первая мировая война оставила глубокий след в еврейских общинах Литвы. Фокусируясь на местечке Жеймели Поневежского уезда, рассмотрим в широком плане военные и политические события, отразившиеся в публикакациях того времени и воспоминаниях старожилов.
Германия объявила войну России 19 июля 1914 года [1]. Назавтра Николай II подписал “Высочайший Манифест” о войне, содержащий призыв забыть “в грозный час испытаний… внутренние распри”[2]. Публикуя его, еврейский журнал писал: “Меньше всего думают о них [распрях] в эту роковую минуту русские евреи. В общем порыве защиты родины стоят они плечом к плечу с остальным населением России и своим мужественным поведением покажут, что не теперь время для внутренних пререканий, не теперь время думать о нанесенных и наносимых нам глубоких обидах”[3].
Психологию тогдашних евреев глубоко раскрывает М. Певзнер: “Наши… сыновья в первых рядах выходили на войну защищать ненавидевших и притеснявших их, оставляли дома свои и шли проливать кровь за супостатов своих, которые попирали их достоинство, а иногда и спины ногами своими. И все-таки не мстили недругам и не таили обиду – а воевали мужественно против врагов России с героизмом удивительным, и отмечены были всеми наградами как герои. Жила надежда в сердце нашего народа, что героизм сынов его покажет царскому правительству, как следует ценить еврейский народ, и тогда прекратит власть жестоко преследовать его. И в будущем правительство перестанет выделять его из среды народов и предоставит ему гражданские права. Так думали – и ошиблись”[4].
Крупнейший еврейский историк С.М.Дубнов был настроен более решительно: “Я… не разделял безусловного патриотизма многих представителей нашего общества, полагавших, что и порабощенный народ морально обязан защищать отечество, превращенное для него в чужбину. Я думал, что если рабов гоняют в бой наравне с гражданами, то они должны громко заявить, что они сражаются только в надежде на завоевание для себя равенства и свободы”[5]
Вскоре в ряды русской армии вступило более 300 тысяч евреев[6]. Известный публицист, впоследствии министр Временного правительства, А.В.Пешехонов отмечал: “…евреи проявили в настоящих трудных обстоятельствах не меньший патриотический порыв, чем все другие народы России, – не меньший, быть может, чем многие коренные русские. И это – не на словах только. Сведения, приходящие из армии, свидетельствуют о беззаветной храбрости, с какой сражаются евреи за отечество, – а эти сведения можно найти даже на столбцах “Нового Времени” “[7].
Ссылка на “Новое Время” не случайна. Тогда это была “…самая значительная из реакционно-антисемитских газет, орган влиятельных петербургских сфер”[8]. Сразу после выхода Манифеста замолчали и другие антисемиты. “Из крайне правых возьму еще г. Шмакова, – писал Пешехонов. – Его юдофобство… всегда представлялось чем-то вроде мании… но и он не устоял… “Я, – заявил он, когда его спросили о евреях, – отныне приветствую объединение национальностей России. Отныне дело национальной травли, дело вражды и распрей прекращено” “[9].
Между тем, для евреев трагедия этой войны заключалась еще и в ее братоубийственном характере, поскольку евреи служили в армиях обеих сторон. “Немецкие евреи, – записал С.М,Дубнов в дневнике 1 августа 1914 года, – идут воевать с “варварской Россией” и говорят о мести за Кишинев и октябрьские погромы. Месть кому? Ведь в русской армии десятки тысяч евреев, и немецкой армии придется опустошать ту же “черту”, где раньше хозяйничали русские погромщики…”[10]
Молчание российских антисемитов было недолгим. Тон задала польская экстремистская пресса. С ростом военных неудач к ней подключились и другие газеты. Вот характерный пример их фантазий: “Из Шавель сообщают, что евреи провели подземный туннель, через который гонят скот и живность в Германию. Сюда часто прибывает немецкий цеппелин, спускается недалеко от Шавель, и евреи наполняют его скотом и гусями, после чего воздушный корабль отлетает в Пруссию” “[11].
В армии темной солдатской массе указывали на галицийских солдат-евреев, которые в рядах австрийской армии самоотверженно защищались от русского царизма, несшего им бесправие, черту оседлости и погромы. Ненависть, возбуждаемую армейской пропагандой к австрийским солдатам-евреям, легко было перенести на русских евреев, их единоверцев. Этому помогали поляки вместе с Янушкевичем, начальником штаба Верховного главнокомандующего русской армией[12].
В декабре 1914 г. “Новый Восход” констатировал: “… грубый роман русского черносотенца с польской антисемитской кликушей успел уже принести плод самого подозрительного свойства… забыли даже о “младенцах, умученных от жидов”… яростно выдвигается новое против нас обвинение, самое страшное по нынешнему военному времени, обвинение в предательстве и шпионаже. Польские евреи, будто бы сносятся с германцами и австрияками, встречают их отряды хлебом-солью, посылают в Германию золото “в гробах”, а то и в “гусиных кишках”… сообщают им по телефону секретные сведения о месте нахождения русских войск и числе их, сигнализируют при помощи ветряных мельниц или флагами… и пр. … Бесчисленное множество анонимных доносов на евреев, по свидетельству самих властей, по проверке оказываются лишенными всяких оснований – и, тем не менее, клевета продолжает расти и шириться”[13].
Помощник управляющего делами Совета Министров А.Н.Яхонтов писал: “В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является сосредоточением шпионажа и пособничества неприятелю. Отсюда возникла мысль о необходимости очистить прифронтовую полосу от евреев. Применение этой меры началось в Галиции. Тыловые власти стали высылать тысячи и десятки тысячь австрийских евреев во внутренние русские губернии. В общую массу включались и больные, и увечные, и даже беременные женщины…”[14]
Об обстановке в соседней с Жеймелями Константиновской волости “Новый Восход”, ссылаясь на газету “Литовская Русь”, в январе 1915 года писал:
“Еврейско-литовские отношения. “Среди населения Константиновской волости, не понесшего убытков от вступления неприятеля, чувствуется напряженное отношение к евреям местечка, которых христиане обвиняют в сочувствии немцам и подозревают в шпионаже, за что население евреям объявило бойкот. Ковенским губернатором, во время объезда губернии, даны были по сему предмету соответствующие указания и той и другой части населения”[15].
Стремясь воспрепятствовать буйному расцвету антисемитизма, писатели Леонид Андреев, Максим Горький и Федор Сологуб разослали в феврале 1915 года анкетный лист, в начале которого констатировали:
“…в тяжелые для нашей страны дни евреи рука об руку с русскими, не щадя своей жизни, защищают Русь от врага.
Это бескорыстное участие в обороне России должно бы задержать постыдное развитие идей и настроений антисемитизма на Руси; мы не говорим – уничтожить, но хотя бы задержать.
Однако, – рост зоологической вражды к евреям не прекращается, напротив, мы со стыдом должны признать, что кошмар мировой бойни, возбуждая в людях звериные чувства, явно способствует вящему развитию антисемитизма в русском народе”[16].
*
Весной 1915 года немцы сосредоточили в районе Тильзита армейскую группу Лауэнштейна в составе трех пехотных и трех кавалерийских дивизий против пехотной дивизии и частей пограничной стражи и ополчения русских [17]. По планам немецкого командования Баварская кавалерийская дивизия должна была наступать от Юрбурга и Скирстымони на Россиены и далее на север. 3 кав. дивизия должна была наступать от Юрбурга через Эржвилки на большую дорогу Тильзит – Шавли. За ней должна была следовать 78 резервная дивизия [18]. Эти две кав. дивизии в дальнейшем наиболее близко подошли к Жеймелям, почему в статье им уделено особое внимание.
Немецкое наступление началось 14 апреля.
Официальные сообщения германского и русского командований кратки:
События 15 апреля:
“Высшее командование (Oberste Heeresleitung). В результате наступления северо-восточнее и восточнее Сувалок мы овладели русскими позициями на фронте шириной 20 километров”[19].
“От штаба Верховного главнокомандующего. К северу от Немана неприятельские передовые части, пройдя Россиены, подошли утром 15 апреля к линии реки Дубиссы”[20].
Сувойкин, военный кореспондент газеты “Речь”, опираясь на рассказы беженцев, сообщил дополнительные подробности: “Самая сильная немецкая колонна наступала по берегу Немана от Юрбурга. Дойдя до Борок, немцы повернули вглубь Россиенского уезда и стали пробираться по лесам. Через местечко Гиртаколи и имение Грузишки они начали заходить в тыл Россиенам… Вторая немецкая колонна наступала тоже от Юрбурга, но по другому пути: на Эржвилки, Немокшты, Царицыно и далее на Шавли. Эта колонна была слабее, но действовала жестче. Путь, по которому наступал неприятель, был весь в огне”[21].
События 17 апреля
“Высшее командование (Oberste Heeresleitung). Бой под Шавли протекал для нас успешно. Понеся большие потери, русские подожгли город с четырех сторон и бежали в направлении Митавы. Преследование продолжается”[22].
Неофициальные публикации подробнее:
“В Шавлях. По рассказам очевидцев… 17 апреля… к 8 часам утра уже прибежали крестьяне и с тревогой сообщили, что сильные немецкие разъезды продвигаются на Шавли в нескольких верстах от города… Началась страшная паника среди жителей, тем более что спустя полчаса после прибега крестьян германские снаряды уже начали падать в самый город. Началось паническое бегство по единственно свободному пути по шоссе в местечко Янишки… На дороге, недалеко от станции Этулеры, жителям удалось наблюдать картину пленения нашей этапной ротой десятка немецких кавалеристов. Но вдруг со стороны Грузды показался сильный немецкий разъезд, который открыл стрельбу по убегавшим жителям.
Как передает д-р химии Ф-ъ, служивший на [кожевенном] заводе Фрейнкеля и убежавший почти во время хозяйничанья немцев, германские разъезды сначала не препятствовали выезду жителей, но когда последние уже были в 5-6 верстах от города по направлению к Янишкам, по ним был открыт сильный орудийный огонь, который прямо косил людей, особенно женщин и детей”[23].
“Немцы в Янишках. Немецкая кавалерия появилась в Янишках 17 апреля, в виде нескольких маленьких отрядов, но затем пришли большие отряды с полевыми орудиями, которые были установлены около деревни, недалеко от местечка. Более крупные столкновения с нашим ополчением произошли у еврейского кладбища, в нескольких верстах от местечка. Орудийными снарядами поврежден католический костел и продырявлен пулями лютеранский молитвенный дом. В общем, дома пострадали немного. Некоторых жителей немцы увели в плен. Из магазинов неприятелем похищен товар. Запертые лавки взломаны, окна выбиты”[24].
Постепенно выяснились дополнительные подробности:
“Шавли под владычеством немцев. Немцы пробыли в Шавлях… 11 дней. Уже 15-го апреля в городе поднялась тревога, так как появились беженцы из Россиен, но паники еще не было. Надеялись, что жителям удастся уйти из Шавель вполне благополучно. Однако 16-го из города стала слышна сильная канонада, и началось бегство населения… От снарядов зажегся город, а так как тушить было некому, пожар распространился и продолжался до вечера 18 апреля”[25].
“Шавли. По словам прибывших из Шавлей, едва в город вошел немецкий отряд, начался повальный грабеж. Грабили склады, магазины, частные квартиры. Грабежи сопровождались поджогами, в которых принимала деятельное участие чернь из предместья Шимши. Эти подонки общества служили путеводителями для “доблестных воинов” и совместно с ними учиняли “реквизиции“ “[26].
Янишки расположены примерно на 25 км западнее Жеймель. В газетах нет сообщений о боях в более близких местах. Но, по сведениям немецких военных историков, 18 апреля (1 мая) “разведку в северном направлении продолжал вести разведывательный отряд Гоннермана [из состава Баварской кав. дивизии], который у Пошвитынь подвергся нападению превосходных сил пехоты противника… В 10 часов утра дивизия была поднята [в Шаплаги] по тревоге по приказанию командира корпуса и двинулсь на Пошвитынь для поддержки 3 кав. дивизии у Янишки охватом противника с востока”[27].
19 апреля (2 мая) Баварская кав. дивизия достигла Янишек… Командир… дивизии донес, что… много разъездов, постов и летучей почты… болтаются между Неманом и Митавой, не имея возможности найти дивизию ввиду непрерывных изменений в обстановке”[28].
20 апреля (3 мая) “…Баварская кав. дивизия достигла Лигума, а 3 кав. дивизия сосредоточилась у Пошвитынь, выставив охранение на север”[29]. В последующие дни обе дивизии отходят в южном направлении.
Итак, части корпуса Лауенштейна не достигли Жеймель, но 18-20 апреля занимали местечко Пошвитыне, находившееся лишь в 17 км южнее. Севернее выставлялось охранение, и действовала немецкая разведка. Ее тактика в газетах описана так:
“Немцы под Кейданами. Разведочные немецкие отряды ведут себя, по словам беженцев, весьма осторожно. Оставляя более крупные силы в ближайших лесах, которыми они все время пробираются, они посылают легкие разъезды 15 – 20 человек, в ближайшие селения не столько за покупкою хлеба, молока и др. продуктов, сколько для целей разведки. Убедившись в безопасности – продвигаются дальше”[30].
“В Прибалтийском Крае. В латышские газеты поступают интересные сообщения о встречах с германцами в Курляндии. Первый вопрос задается германскими разведчиками обыкновенно о том, как близко находятся казаки”[31].
Жеймели в источниках не упоминаются. Ясно, что его жители знали о событиях в соседних Шавлях, Янишках и Пошвитыне. Разведочные немецкие разъезды [32] достигли Жеймель, скорее всего 18-20 апреля. Очевидцы: Илья Лазаревич Хаеш, которому тогда было 14 лет, и его кузина Циля Моисеевна Хаеш, тогда около 4 лет, рассказывали:
И.Л.Хаеш: “Весной 1915 года я приехал на каникулы в Жеймели, и Аня, моя сестра, тоже приехала из Митавы. Я помню, что русские войска отступали. Ожидалось вступление немцев. Население до их прихода было страшно напугано. Хотели уже прятаться в лесах. Вскоре в местечке появилась какая-то группа немецких войск вместе с офицером. Немцев было очень немного. И что-то эта военная группа зашла <к нам>, в общем, имела какое-то соприкосновение с моими родителями. И вышла Аня. А так как она прекрасно говорила по-немецки, то она вмешалась в это дело и заговорила с офицером.
Он с ней что-то поговорил по-немецки. Язык я понимал, но о чем они говорили, меня не интересовало. Во всяком случае, этот отряд от нас отшился с извинениями. Видимо, это была тоже разведка, но точно я не знаю. Потом появились казаки на несколько дней, а потом тоже ушли”[33].
Ц.М.Хаеш: “Я помню, как вступали немцы в касках медных в Жеймели и как казаки потом прошли с пиками и шашками”[34].
Эти рассказы дополнил Израиль Мордухович Якушок, родившийся в Жеймелях в 1921 году: “Со слов дедушки, знаю, что в 1915 году утром казаки на конях появились на Базарной площади в Жеймелях. Начали брать все из магазинов, деньги не платили. Избивали направо и налево. Не убивали! Собрали всех евреев на площадь, начали расспрашивать, искать немецких шпионов. Потом всех загнали в синагогу. Раввин сказал: “Это наши спасители. Надо сотрудничать с ними”. Казаки евреям не верили. Взяли несколько заложников“[35].
Зачем брали заложников, пояснил 3 августа 1915 на заседании Государственной Думы депутат В.И.Дзюбинский: “…Сейчас около 400 заложников сидят в тюрьмах, сидят в Полтаве, в Екатеринославе, сидят в Могилеве и находятся каждую минуту под страхом, что их повесят. Не угодно ли вам прослушать часть приказа: “Главнокомандующий… считает необходимым взять заложников из неправительственных раввинов и богатых евреев, с предупреждением, что, в случае измены со стороны еврейского населения, заложники будут повешены”. Это… не простая угроза. В Сохачеве было повешено уже 3 заложника за вину, которой они не совершали, и за тех лиц, которых они совершенно не знают“[36].
Далее И.М.Якушок о пребывании казаков в Жеймелях рассказал: “Все испугались. К вечеру была такая атмосфера, что вот-вот начнутся беспорядки, вроде погрома. И тогда одна молодая красивая еврейка, вдова, Маша ее звали, мать троих детей, провела ночь с казачьим атаманом, и назавтра все казаки из местечка ушли”.
Конечно казацкий разъезд, побывавший в Жеймелях где-то между 21 и 24 апреля, покинул местечко не благодаря легендарному поступку Маши, а чтобы участвовать в контрнаступлении русских частей наперерез немецкому клину, рвавшемуся к Митаве и Бауску. Но спасением от беспорядков и освобождением заложников евреи местечка явно обязаны Маше.
Бои продолжались:
События 24 апреля:
“От штаба Верховного главнокомандующего. К югу от Митавы наши войска успешно продвигались вперед. Неприятель был вынужден 24 апреля поспешно очистить сильно укрепленную позицию у Янишки, оставив нам много военной добычи”[37].
События 25 апреля:
“Высшее командование (Oberste Heeresleitung). Наши части, наступающие на Либаву, овладели этим городом. При этом в их руки попали 16 тысяч пленных, 12 орудий и много пулеметов”[38].
“От штаба Верховного главнокомандующего. Вечером 25 апреля неприятельские войска, наступавшие при поддержке флота вдоль побережья, заняли Либаву после боя с небольшим отрядом нашего ополчения”[39].
В тот же день последовал приказ о поголовном выселении евреев из района военных действий и пунктов расположения войск в Курляндии [40]. По словам Яхонтова, то “что творилось во время этих экзекуций – неописуемо. Даже непримиримые антисемиты приходили к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям на фронте”[41].
События 28 апреля.
“От штаба Верховного главнокомандующего. “В Шавельском районе 28 апреля наши войска продолжали успешно теснить отступающих германцев, которые отброшены от города Шавли на юго-запад”[42].
Вернув Янишки и Шавли, русские войска остановили наступление немцев и заметно отдалили их от Жеймель. Последующие бои на некоторое время приобрели позиционный характер. Но оставление Либавы – промышленного центра и порта России на Балтийском море, и значительные военные потери (по немецким данным, около 20.000 пленными, 16 орудий и 40 пулеметов [43]) требовали объяснения.
Важнейшая причина этого и ряда других поражений русской армии состояла в авантюрном характере наступательных операций, предпринятых Ставкой в Пруссии и Галиции, быстро исчерпавших технические рессурсы страны, не готовой к затяжной войне. На фронте катастрофически не хватало снарядов, орудий, пулеметов и даже винтовок. Военный министр А.А.Поливанов констатировал: “Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем… Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами”[44]. С своей стороны, Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич и начальник генерального штаба Янушкевич, обвиняли правительство в “непредусмотрительности в заготовке боевого и иного снабжения армии”[45], усматривая в этом влияние немецких шпионов [46]. В число шпионов Ставка зачисляла и всех евреев.
Совет министров, судя по словам князя Щербатова, не разделял мнения Ставки о евреях: “Наши усилия вразумить Ставку… остаются тщетными. Мы все вместе и каждый в отдельности неоднократно и говорили, и писали, и просили, и жаловались. Но всесильный Янушкевич считает для него необязательными общегосударственные соображения. В его планы входит поддерживать в армии предубеждение против всех вообще евреев и выставлять их как виновников неудач на фронте… “[47].
*
За курляндскими евреями последовало выселение ковенских. Операция готовилась в тайне от населения и была осуществлена 3-5 мая без официальной публикации о ней в газетах и полном в эти 3 дня их молчании. Нет, однако, сомнения, что евреи в Жеймелях знали о происходящем в соседней Курляндии и выселение для них не было полной неожиданностью. Слух о нем распространился в Поневеже утром 3 мая, но там не верили, что еврейское население такого большого города может быть поголовно выселено. Объявление полиции последовало в Поневеже 4 мая. Видимо, тогда же оно было сделано и в Жеймелях. [48]
И.Л.Хаеш: “Это было весной 1915 года. Немцы подступили к Прибалтике, к Жеймелям и Бауску. Николай Николаевич, дядя царя, должен был объяснить поражение. И он объявил всех евреев шпионами и выселил всех в 24 часа. Об обвинении евреев в шпионаже я знаю точно, я ведь перешел уже в третий класс.
Пришел урядник, который, конечно, прикармливался у папы взятками, в праздники или не в праздники, в общем, когда он приходил, то уже дань брал. Урядник пришел очень удрученный, – показал приказ, который он получил, что все евреи в 24 часа должны быть выселены из местечка, и все евреи выехали в 24 часа”[49].
И.М.Якушок: “Дали указание: “Все евреи – шпионы и надо их выгнать из Жеймель”. Люди собрались и все уехали”.
В литовских газетах текста этого приказа найти не удалось, но в петербургской “Речи” он включен в заметку:
“Выселение евреев. Администрация уездов Ковенской губернии получила следующий приказ: “Вследствие распоряжения командующего армией подлежат поголовному выселению все евреи, проживающие к западу от линии Ковна, Янов, Вилкомир, Рогово, Поневеж, Посволь, Салаты, Бауск. Перечисленные пункты также входят в число местностей, из коих подлежат выселению евреи. В отношении евреев, проживающих в ныне занятых германскими войсками местностях, надлежит приводить в исполнение указанную меру немедленно вслед за очищением этих местностей от непиятельских войск и занятия их нашими войскми. Выселяемые евреи должны отправляться на жительство в один из следующих уездов: Бахмутский, Мариупольский и Славяносербский, Екатеринославской губернии, и Полтавский, Гадячский, Зеньковский, Кобелякский, Константиноградский, Лохвицкий, Лубенский, Миргородский, Роменский и Хорольский, Полтавской губернии. Предельным сроком выселения назначено 5 сего мая. После этого срока пребывание евреев к западу от указанной границы будет караться по законам военнного времени, а чины полиции, не принявшие действенных мер к исполнению указанного распоряжения, будут устраняться от должности и предаваться суду. Давая знать об изложенном для исполнения, предлагаю об окончании поголовного выселения евреев за указанную границу вверенной вам местности донести мне к 12 часам ночи 5 мая. О ходе выселения из местностей, занятых ныне неприятелем, доносить по мере исполнения” “[50].
Судя по официальному сообщению, опубликованному 9 мая, этот приказ издал на основаниии распоряжения командующего армией, Ковенский губернатор и “распоряжение это закончено исполнением 6 сего мая”[51].
Пропагандистским прикрытием выселения послужило провокационное сообщение, опубликованное 5 мая газетой “Наш вестник”, издававшейся при штабе главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта:
“Обзор боевых действий. В ночь на 28 апреля в м. Кужи, северо-западнее Шавлей, немцами произведено нападение на отдыхавшие части одного из наших пехотных полков, причем случай этот обнаружил возмутительное предательское поведение некоторой части местного населения к нашим войскам, особенно со стороны евреев. До прихода наших частей в это местечко во многих его подвалах евреи спрятали немцев и по сигнальному выстрелу подожгли Кужи со всех сторон. Немцы, выскочив из подвалов, бросились к дому командира нашего пехотного полка и одновременно два их батальона, поддержанные конницей обрушились на наши сторожевые заставы, расположенные вне этого местечка, и ворвались в последнее. Дом, в котором помещался командир полка: вскоре начал разрушаться от огня, и полковник Вавилов, приказав сжечь знамя, не пожелал сдаться немцам и был убит. Подошедшие наши подкрепления выбили штыками немцев из Кужи и спасли остатки сгоревшего знамени.
Всех местных жителей, прикосновенных к этому возмутительному делу, приказано немедленно предать военно-полевому суду за измену отечеству и предательские действия против нашей армии, а более влиятельные жители будут высланы в Сибирь.
Этот прискорбный случай еще раз подтверждает основное требование полевой службы – необходимость внимательного отношения к делу охранения особенно крупных местных пунктов из числа бывших в руках противника и населенных в большинстве случаев евреями”[52].
6 мая сообщение было перепечатано [53] в “Правительственном Вестнике” и Петроградское телеграфное агенство разослало его по всей России. Губернская администрация требовала публикации этого сообщения в провинциальных изданиях, грозя редакторам (Минск, Самара, Ростов) штрафом за отказ его печатать [54].
Полную лживость сообщения о евреях в Кужи показали 19 – 20 июля в Государственной Думе депутаты Н.М.Фридман, Н.С.Чхеидзе и А.Ф.Керенский.
Из выступления Н.М.Фридмана: “…Расклеивалось объявление по всем городам Российской Империи, что в деревне Куже, благодаря предательству евреев и местного литовского населения, пострадал наш отряд. Господа, мы обследовали это дело. Там был член Государственной Думы Керенский на месте, и я производил также обследование, и оказалось, что там ничего подобного не было. Оказалось, что там не было таких погребов, где можно было бы укрывать немецких солдат. Там был всего один еврейский погреб, длиной в 4 аршина и шириной в 3 аршина [55], ниже человеческого роста, и оказалось, что все неудачи последовали 28 апреля, в то время как евреи ушли оттуда 27 апреля. Они ушли с разрешения военного начальства, с разрешения офицеров, они были отпущены, чего, конечно, не было бы, если бы они были виноваты в чем-нибудь. Нам известно, что сведения об этом имеются также в распоряжении министра внутренних дел и, тем не менее, эта клевета до сих пор не опровергнута”[56].
Из выступления Н.С.Чхеидзе: “Правительство не может не знать, что из 40 домов в Кужах всего три еврейских дома, что в нем всего жило 6 еврейских семейств, которых к тому же к моменту, описываемому в сообщении “Правительственного Вестника”, в Кужах уже не было, так как они до этого покинули местечко из страха перед нашествием неприятеля, что среди арестованных по подозрению в наведении немцев в Кужи не было ни одного еврея, а были только литовцы, что все арестованные были выпущены за совершенной недоказанностью обвинения…”[57]
Из выступления А.Ф.Керенского: “Я заявляю с этой кафедры, что лично я поехал проверить возведенное обвинение, будто еврейское население местечка Куже совершило вероломное нападение на русские войска, и я должен повторить, что это только гнусная клевета. Такого случая не было и, по местным условиям, быть не могло”[58].
*
Но до этого разоблачения было далеко. 6-8 мая виленские газеты поместили первые несколько строк о происходящем в соседней губернии:
“Выселение евреев из Ковенского крепостного района. В воскресенье, 3 мая, вечером полиция начала извещать еврейское население Ковны о том, что все евреи должны оставить город не позже, чем до 12 часов 5 мая. Те, которые останутся в городе после этого срока, будут выселены этапным порядком”[59].
“Выселение евреев из Поневежа. 4 мая полиция объявила, чтобы к 12 часам 5 мая все евреи выехали из города. Представители еврейского населения обратились к коменданту и вице-губернатору, что невозможно выехать в такой короткий срок, что для выезда нет достаточного количества вагонов. Тогда власти заявили, что последний срок выезда – 12 часов ночи 5 мая. Объявлено же было 12 часов дня, по-видимому, из опасения просрочки”[60]
“Выселение из Ковны евреев. Уже 5 мая днем и вечером через станцию Вильна начали проходить поезда с семействами выселяемых из Ковны евреев. Между прочим, высадка евреев в г. Вильне была воспрещена“[61].
Выселенцы местечек рассказывали: “В одних местах кое-кому удавалось достать подводу за огромные деньги, в других шли пешком, иногда по сто и более верст. В одних селениях в пути давали ночлег, в других крестьяне не только отказывали в ночлеге, но даже не допускали к колодцам, чтобы набрать воды. В одном местечке пристав под угрозой штрафа в 3000 р. запрещал евреям принять выселенцев на ночь… все население местечка решило из сочувствия не спать в своих домах и провело эту ночь вместе со своими гонимыми братьями под открытым небом в поле.
С умилением рассказывали о сердечных встречах, которые устраивали в пути евреи невыселенных местечек. Высылали навстречу подводы, снабжали пищей, лакомствами для детей, провожали пешком по многу верст”.[62]
О Жеймелях известно следующее:
И.Л.Хаеш: “Мы выехали в Двинск, он был в Витебской губернии, Даугавпилс по-теперешнему. Уехали на лошадях, потому что у нас железной дороги не было“[63].
Файвл Йосифович Загорский, которому тогда было 5 лет: “Когда в 1915 году всех евреев в 24 часа выселили из Жеймель, были хаос и спешка. Нас выгоняли, эвакуировали. У нас был сосед литовец. Наверное, ему предписали. Он запряг свою лошадь и нас вез. Я был мальчик. Все время спал. Ехать ребенку – это всегда радость. Помню, как где-то остановились. Отец взял где-то вино и сделал киддуш. День, когда нас выгнали, или назавтра был Швуес. Отец был набожный и по дороге молился на вино. Нас довезли до Двинска. Там нас погрузили в вагоны.
На каждой станции нас встречали. Стояли молодые люди из какой-то организации с бело-синими бантами на руках. Как видели дети, беженцы, давали нам сахар, хлеб, все нам помогали”[64].
Р.Беляускене пишет: “Это был первый день Шавуота, и евреи Вильны с утра шли в синагоги, не зная, что первый поезд со ссылаемыми уже прибывает в Ново-Вилейку… Несмотря на то, что день был праздничный, срочно были организованы сборные пункты, куда каждая семья евреев-виленчан должна была принести что-нибудь съедобное… В течение двух часов были собраны тысячи килограммов хлеба, сахара, масла, сыра, яиц, вареного мяса, сельди”[65].
В то время во многих городах России действовали отделения Еврейского комитета помощи жертвам войны и местные благотворительные общества. Журналы и газеты писали: “5 мая в 3 часа дня прошел через Сморгонь первый поезд с выселенцами из Ковны. Как только в городе стало известно, что… должны пройти поезда с выселенцами из г. Ковны и Ковенской губернии, все еврейское население города стихийно принялось за организацию помощи выселенцам. Уже ко второму поезду на вокзал были доставлены в большом количестве собранные среди населения пищевые продукты: хлеб, булка, яйца, сахар, молоко”[66].
Общая картина высления была, однако, намного более мрачной, чем по сообщениям подцензурной печати и воспоминаниям жеймельцев.
“Местные губернские и уездные власти, производившие эти выселения, делали это с максимумом возможной жестокости. Для приготовления к выезду либо вовсе не давалось никакого срока, либо он не превышал 24 часов. Агенты полиции загоняли выселенцев в товарные вагоны, в которые не умещалось и десятой части выселяемых, остальных с детьми, стариками и тяжело больными гнали пешком (Вилкомир, Жагоры, Шадов). При самом выселении или немедленно после него происходили повальные грабежи оставленного выселяемыми имущества местным населением при полном бездействии полиции… В Гомеле чины жандармской полиции запретили передачу пищи проезжавшим, изнемогавшим от жажды и голода… На станции Белица… чины жандармской полиции под угрозой выстрелов не подпустили к запертым вагонам лиц, приносивших припасы”[67].
Особенному издевательству подверглись евреи соседнего с Жеймелями местечка Посволь, выселенные из него в течение двух часов. Многие жеймельцы были связаны с посвольцами родственными и брачными узами. Поезд из Посволя шел до Черниговской губернии 10 суток, и товарные вагоны ни разу не открывались. Когда на станции Унеча их открыли, большинство людей было в полуживом состоянии [68].
Всего из Ковенской губернии было выселено тогда до 150 тысяч евреев [69] “Еврейская неделя” писала: “Прошло несколько дней и вся “черта” оказалась взбудораженной. В Полтаве, Симферополе, Орше, Мглине, Мариуполе, Умани, Кременчуге, Полоцке – решительно повсюду “ковенцы” “[70].
Выселение разбросало жеймельских евреев по разным городам: семейство МордухаЯкушка оказалось в Золотоноше, родители Ханы Гел – в Мелитополе, родители Хаси Каган – в Витебске [71], родители Ильи Хаеша пыталась семьей задержаться в Двинске, но, не найдя там заработков, переехали сначала в Гомель, а затем в Пензу. Родители Цили Хаеш вместе с ней оказалась в Могилеве, откуда переехали также в Пензу.
Ф.Й.Загорский: “Нас привезли в Тамбов. Выгрузили. Поселили в большой-большой дом двух или трехэтажный, видимо, общины. Там было много беженцев. Каждой семье дали комнату. Нам досталась ванная. Ванны в ней были большие, в них клали постельные принадлежности и там спали. Сколько это длилось, не помню. Потом нас распределили по квартирам”.
*
Выселение евреев не спасло и не могло спасти русскую армию в Литве от последующих поражений, так как их причины не имели к евреям никакого отношения. 9 (22) июля отступающий конный отряд Трубецкого дошел до Жеймель и, не входя в контакт с противником, покинул местечко. К утру 12 (25) июля в Жеймели вступил немецкий кавалерийский корпус Шметтова [72]. Боев в местечке не было и его дома совершенно не пострадали от военных действий.
9 августа 1915 года комендант Ковно без боя сдал крепость [73]. 19 сентября немецкие войска оккупировали Вильно [74]. Фронт стабилизировался лишь в октябре 1915 г., когда русские армии закрепились на рубеже: Рига, Западная Двина, Двинск. [75]
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] История СССР. – Т.VI. – М.1968. – С.521. Здесь и далее даты по старому стилю. Они отстают от дат нового стиля на 13 дней.
[2] “Речь” 22 июля 1914 г. №193.
[3] “Новый Восход” 24 июля 1914 года №29. С.1-3.
[4] Мордух Певзнер. Летопись Пензенской еврейской общины. Перевел с иврита Ю. Бар-Каган // Еврейская школа. СПб., 1995. – №1. С.158. Автор летописи, законченной в 1933 году, долгое время был старостой пензенской синагоги.
[5] С.М.Дубнов. Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы для истории моего времени. СПб., 1998. – С.337.
[6] Российский государственный исторический архив (РГИА) ф.1278 оп.5 д.1019 л.2.
[7] “Русское Богатство” Сентябрь 1915 г. №9. – С.320. Обширные материалы по теме опубликованы в журнале “Война и евреи”, издававшемся в Москве в 1914 – 1915 гг.
[8] “Еврейская энциклопедия” СПб., 1908-1913. – Т.XI. С.757.
[9] “Русское Богатство” Сентябрь 1915 г. №9. – С.295.
[10] С.М.Дубнов. Книга жизни… С.337.
[11] “Еврейская неделя” от 14 июня 1915 г. №4. – С.10, со ссылкой на клерикальный “Litvuos Zenos” и польскую “Два гроша”.
[12] В.Львов-Рогачевский. Гонители еврейского народа в России. Исторический очерк. М., 1917. – С.93.
[13] “Новый Восход” от 18 декабря 1914 г. №50 – 51. С.1.
[14] Яхонтов А.Н. Тяжелые дни (Секретные заседания Совета министров 16 июля – 2 сентября 1915 г. // Архив русской революции. Т. XVIII. Берлин, 1926. – С.42.
[15] “Новый Восход” от 15 января 1915 г. №2. – С.10.
[16] Цит. по “Новый Восход” от 6 февраля 1915 года №5.
[17] Г.Корольков. Сражение под Шавли. М.-Л., 1930. – С.5.
[18] М.Позек. Германская конница в Литве и в Курляндии в 1915 году. Перевод с немецкого. М.-Л.1930 – С.20-22. В книге даны подробные описания и схемы движения воинских частей группы Лауенштейна.
[19] “Berliner Tagbladet” 28 апреля №215. Перевод автора. Здесь и далее следует иметь в виду, что немецкие источники датированы по новому стилю, поэтому даты отличаются на 13 дней.
[20] “Виленский вестник” 17 апреля N3602.
[21] “Речь” 26 апреля №113. По данным М.Позека (см. ниже),
[22] “Berliner Tagbladet” 1 мая №221.
[23] “Виленские новости” 28 апреля 1915 г. №115.
[24] Там же, 3 мая 1915 г. №2086.
[25] “Речь” 7 мая 1915 г. №124.
[26] “Еврейская неделя” 24 мая 1915 г. №1. – С.35.
[27] М.Позек. Германская конница… – С.36.
[28] М.Позек…С.39.
[29] М.Позек…С.39.
[30] “Виленский вестник” 3 мая N3618.
[31] “Речь” 26 апреля 1915 г. №113.
[32] Вероятно, это были разъезды из отряда Гоннермана.
[33] Запись 1984 г.
[34] Запись 1981 г.
[35] Эта и последующие записи И.М.Якушка сделаны в 1999 г.
[36] Российский государственный исторический архив (РГИА) ф.1278 оп.5 д.1019 л.34. “Заявление №170 о запросе Председателю Совета Министров и Министру Внутренних Дел по поводу незакономерных действий властей по отношению к еврейскому населению, проживающему в районе театра военных действий (Внесен за подписью 31 Члена Государственной Думы 20 Июля 1915 г). Владимир Иванович Дзюбинский – депутат от Тобольской губернии.
[37] “Виленский вестник” 27 апреля N3612.
[38] “Berliner Tagbladet” 8 мая №234.
[39] “Виленский вестник” 27 апреля N3612.
[40] РГИА ф.1278 оп.5 д.1019 л.2 об.
[41] Арк. Яхонтов. Первый год войны (июль 1914 – июль 1915 г.) // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. Книга 7. СПб, 1996. – С.293.
[42] “Виленский вестник” 30 апреля N3615.
[43] Die Operationen des Jahres 1915. Berlin, 1932 // Der Weltkrieg 1914 bis 1918. Achter Band. S.124
[44] Яхонтов А.Н. Тяжелые дни… – С.15.
[45] Арк. Яхонтов. Первый год… – С. 310.
[46] И.В.Алексеева. Агония Сердечного Согласия: Царизм, буржуазия и их союзники по Антанте 1914 – 1917. Л.,1990. – С.93 – 97.
[47] Яхонтов А.Н. Тяжелые дни… – С.43. Щербатов Николай Борисович – министр внутренних дел.
[48] “Еврейская неделя” 30 августа 1915 г. №15. – С.48.
[49] Записано автором в 1980 году.
[50] “Речь” 10 мая 1915 г. №127.
[51] “Ковенские губернские ведомости” 9 мая №29.
[52] “Наш Вестник” от 5 мая 1915 г. №15.
[53] При перепечатке опущена середина текста от слов “и одновременно два их батальона” до слов “будут высланы в Сибирь”.
[54] РГИА ф.1278 оп.5 д.1019 л.4 об. “Еврейская неделя” 6 сентября 1915 г. №16 – С.11, 20 сентября 1915 г. №18 – С.34.
[55] 1 аршин равен примерно 70 см.
[56] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1915 г. Сессия четвертая. Петроград, 1915. – С.171 – 172. Нафталь Маркович Фридман депутат от Ковенской губернии.
[57] Там же, С.440. Николай Семенович Чхеидзе, депутат от Тифлисской губернии.
[58] Там же, С.110. Александр Федорович Керенский – депутат от Саратовской губернии.
[59] “Виленский курьер” 6 мая 1915 г. №2089:
[60] “Еврейская неделя” 30 августа 1915 г. №15. – С.48.
[61] “Виленский вестник” 8 мая 1915 г. №3623.
[62] “Еврейская неделя” 13 сентября 1915 г. №17. – С.27,28.
[63] Запись 1980 г.
[64] Эта и следующая записи Ф.И.Загорского сделаны в 1989 г.
[65] Р.Беляускене. В лихолетье (Еврейская благотоворительность в Вильне – Вильнюсе в 1914 – 1942 годах // Еврейская благотворительность на территории бывшего СССР. Страницы истории. [Сб. научн. тр.] / Ин-т социальн. и общинных работников; Петерб. евр. ун-т. Под ред. Д.Эльяшевича и Б.Халлера. СПб. 1998. С.100-101.
[66] “Еврейская неделя” 24 мая 1915 г. №1. – С.24.
[67] РГИА ф.1278 оп.5 д.1019 лл.2 об. – З.
[68] Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. 1915 г. Сессия четвертая. Петроград, 1915. – С.443. Из выступления В.И.Дзюбинского.
[69] Там же.
[70] “Еврейская неделя” 24 мая 1915 г. №1. – С.24.
[71] Сведения получены в 1999 году в Израиле от Ханы Вилк (урожденной Гел), проживающей в Ришон Леционе, Хаси Каган, проживающей там же и Моше Якушка, проживающего в Кирьят-Яме.
[72] Г.Корольков. Сражение под Шавли. М.-Л., 1930. – С.57, 69.
[73] История СССР. М.1968. – Т.VI. – С.549.
[74] Р.Беляускене. В лихолетье… С.103.
[75] История СССР. М.1968. – Т.VI. – С.550.